"Ночи Белладонны и другие рассазы"

Затем случилось падение.

Когда закончилась длительная реабилитация и она приступила к следующему этапу своей жизни — карьере архитектора, которая всегда играла вторую скрипку после альпинизма, — страх высоты не покидал ее дольше всего. До аварии она никогда по-настоящему не испытывала этого, если не считать интеллектуального понимания того, что рискованно быть под кайфом, доверять свою жизнь кончикам пальцев и тонким кусочкам металла. Но она никогда не ощущала этого всем своим нутром, как другие люди.

Теперь все было по-другому.

По мере того, как она поднималась на самый верх, критически оценивая уже проделанную работу, разрезы и сварные швы, новые окна и двери, лестничные клетки и шахты лифтов, каждый пройденный уровень давал ей возможность по-новому оценить, как далеко она находится от земли. Но ей приходилось это делать, хотя бы изредка бросая взгляд вниз, на пыль и грязь строительной площадки вокруг фундаментов. Ее ботинки и перчатки Геккофлекс хорошо держались за изогнутые секции корпусов из сплава. У Кэсси также были наколенники Геккофлекс на тот случай, если ей понадобится дополнительная опора. Геккофлекс хорошо помогала ей в дни спонсорства.

Однако в основном она старалась избегать использования колен.

Новый Офир Фреймстак представлял собой комплексный строительный проект на окраине Офира, на севере Португалии. Наполовину жилой, наполовину деловой комплекс. По мере приближения к завершению, издалека он напоминал поднимающуюся в воздух хромированную завитушку, плотную сетку из переплетающихся труб. Или груду толстых металлических вязальных спиц, как говорили ее критики.

Что они упустили — или предпочли упустить — так это то, что ни один из ее Фреймстаков не был случайным, или продуктом случайного дизайна. Кэсси приложила много усилий как к разработке концепции, так и к исполнению. Каждый угол, каждый наклон был важен. В конце концов, люди должны были жить и работать в таких вещах и не уставать от них через несколько месяцев. Проекты должны были хорошо смотреться со всех сторон, внутри и снаружи, при любом освещении. Солнечный свет должен был падать сквозь их щели чистыми столбами, освещая сады и приусадебные участки. Воздух должен был свободно циркулировать. Дождь должен был стекать легкими струйками, а не скапливаться в укромных уголках и трещинах. А новая конструкция каркаса Офир должна была выдержать прогнозируемые в Атлантике ураганы в течение столетия, с достаточной степенью погрешности.

Несмотря на то, что высота беспокоила ее, все равно было приятно забраться на вершину. Она оттолкнулась и выпрямилась, уперев руки в бока. На мгновение ей даже показалось, что нужно перевести дыхание. Ее ноги были расставлены по обе стороны от изогнутого гребня, образованного задней частью Боинг Дримлайнер авиакомпании Катар Эйрлайнз, на бортах которого все еще виднелись слабые следы его прежнего владельца.

Дримлайнеры были хороши. Кэсси нравилось с ними работать.

На самом деле, прямо сейчас сюда подходил еще один такой.

Поднимаясь, она наблюдала за грузовыми дирижаблями, гадая, какой из них направляется к ней. Они пили водород из окутанных морской дымкой башен морских заводов OTEC, наполняя свои желудки топливом. В последнее время дирижабли появились повсеместно, но их полеты выполнялись медленно и были невыносимо подвержены погодным изменениям. Если вы работали над сложным проектом, требующим больших затрат времени, то вскоре становились одержимы крошечными жужжащими пятнышками далеких дирижаблей.

Кэсси поднесла руку ко лбу, заслоняясь от солнца. Дирижабль приближался, винты его многочисленных двигателей вращались в соответствии с каким-то загадочным алгоритмом управления положением. Из грузовой гондолы опускался "новый" корпус самолета, уже превратившийся в обрезанную трубу, и только обрубки показывали, где когда-то были установлены крылья и стабилизатор. Конечно, в этом не было ничего "нового". Двадцать пять лет коммерческих авиаперевозок, затем экономический спад, который так и не достиг дна, а затем полный крах всего мирового рынка общественного транспорта. Но для нее это было в новинку. Теперь это был не авиалайнер, а крупный узел конструкции. Большая часть проводки, вероятно, уже была демонтирована, вместе с сиденьями, полом и багажными отделениями. Корпус самолета, превращенный в голый металл, оказался на удивление просторным и удивительно прочным.

Кэсси помахала дирижаблю, чтобы он подошел поближе. Корпус самолета был уже подготовлен, пара приваренных седел ждала, чтобы прикрепить его к смонтированному каркасу. Дирижабль начал поворачиваться, чтобы правильно сориентировать самолет. Кэсси пошевелила пальцами, и лебедка раскрутилась, поднеся корпус на несколько метров к седлам. Он навис над ней, громоздкий и тяжелый, хотя всего минуту назад казался воздушным и похожим на облако.

Сохраняя равновесие, Кэсси синхронизировала управление своим самым высоким строительным роботом. Робот представлял собой шагающего оранжевого гиганта, нечто среднее между башенным краном и жирафом Дали. Его шея возвышалась над сооружением. Робот прикрепил к Дримлайнеру свои тросы, позволив воздушному кораблю начать снижать положение. Все еще синхронизируясь с роботом, Кэсси добралась до седла. Корпус опустился, ветер свистел вокруг его изгибов и звенел в тросах лебедки. Последнее крепление — корпуса к седлу — всегда было самой сложной частью.

В правом верхнем углу поля зрения Кэсси появилось чье-то лицо.

Входящий вызов, гласил сопроводительный текст. Доктор Мартин Эббейт.

— Неподходящее время, — одними губами произнесла Кэсси.

Но доктор Эббейт был очень настойчив, и должен был быть предел тому, сколько раз она могла от него ускользнуть. Дело даже не в том, что он ей не нравился, просто он давил на нее в том смысле, что она предпочитала держать это в секрете. Совсем неплохой человек, и да, иногда он был прав...

Она подавила раздражение и ответила на звонок. Лучше избавиться от него сейчас, чем терпеть его приставания к ней до конца недели.

— Боюсь, могу уделить вам всего минуту, Мартин.

— Это все, что мне нужно, Кэсси. В последнее время вас было очень трудно разыскать. Я так понимаю, с работой у вас все в порядке?

— Лучше не бывает.

— Это хорошо. Я так рад, что вы посвятили себя этой профессии. Это очень полезно для вас.

Тень от корпуса упала на нее еще глубже. — Я сказала "всего на минутку", Мартин. Не хочу показаться грубой, но...

— Все в порядке, Кэсси, понимаю. Но я вынужден настаивать на том, чтобы вы нашли время в своем плотном графике для визита в клинику. И при первой же возможности. Произошло событие, очень важное, и оно влияет на условия оказания медицинской помощи. Думаю, это было бы для вас очень интересно...

— Мне не нужно больше ее видеть, — сказала Кэсси. — Ни сейчас, ни когда-либо еще.

— Я бы попросил вас пересмотреть свое решение, — сказал доктор Эббейт с легкой ноткой суровости. — И лучше раньше, чем позже.

Был один шанс из миллиона, что один из тросов лебедки оборвется именно сейчас, но именно это потом сказали о тросе, который оборвался как раз в тот момент, когда она больше всего в нем нуждалась. Робот-кран отклонился назад, и дирижабль накренился. В то же мгновение хвостовая часть обрубка Дримлайнера резко опустилась, наклоняясь вниз, как один конец гильотины. Трезвая оценка своего положения подсказала Кэсси, что у нее нет ни единого шанса избежать удара.

Но она все равно вздрогнула, когда он опустился, и подняла руку, чтобы прикрыть лицо.

То, что говорили, было правдой. От старых привычек трудно избавиться.

У доктора Мартина Эббейта были постоянная сутулость и дружелюбное лицо с пигментными пятнами. У него была тонзура седых волос и очки, которые он постоянно сдвигал на лоб, откуда они изучали ее как дополнительная пара глаз. Она знала его с момента аварии, и он показался ей старым даже в начале их знакомства.

— Я рад, что вы, наконец, согласились на мою просьбу, — сказал он Кэсси. — Даже если это заняло у вас немного больше времени, чем я мог надеяться.

— Мне нужно было закончить работу в Португалии, — сказала она. — Мы и так уже немного опаздывали с оформлением заказа, и я не хотела еще больше усложнять задачу своему клиенту.

— Но в итоге все прошло хорошо?

Она подумала о разбившемся Дримлайнере, о плачевном состоянии его покореженного фюзеляжа, о разочаровании из-за необходимости снова начинать цикл закупок, участвовать в торгах по другому корпусу, ждать, когда его доставит другой дирижабль. — Ничего такого, к чему мы не привыкли, — сказала она.

— Вижу, вам нравится эта работа.

— На горизонте сгущаются тучи, — призналась она. — Вы не поверите, но стоимость этих старых самолетов снова начинает расти. Внезапно люди начинают осознавать, что в них есть какая-то ценность.

— У нас был нефтяной пик, — сказал доктор Эббейт с ностальгической улыбкой. — У вас пиковый планер. Но я бы не стал слишком беспокоиться. Думаю, вы очень легко приспосабливаетесь.

— Можно было бы лучше. Послушайте, извините, что я кажусь нетерпеливой, но мне еще многое нужно сделать...

Он поманил ее к двери, которой она боялась. — Проходите, Кэсси. Она там, где была всегда.

Она помедлила, прежде чем войти. Ее носовые рецепторы уловили запах дезинфицирующих средств и сильнодействующих чистящих растворов. Датчики, подсчитывающие фотоны в ее пластиковых глазах, регистрировали солнечный свет, проникающий сквозь полуоткрытые жалюзи, отбрасывая аккуратный узор из полос на стены цвета примулы, на стеллажи с аппаратами жизнеобеспечения и чистыми простынями, на лежащую неподвижно на кровати женщину с устремленным в потолок пустым взглядом.

— Какие-то проблемы? — спросила Кэсси.

— Не совсем. Я бы назвал это возможностью. — Доктор Эббейт поманил ее к себе, чтобы она подошла к неподвижному, прикованному к постели телу. — За десять лет область двигательного нейропротезирования прошла долгий путь. Когда мы установили вам субкраниальную антенну, потребовалась сложная инвазивная микрохирургия. Однако риск того стоил, и мы открыли канал к вашему функционирующему разуму. Мы смогли задать вам вопросы, установить степень вашего сознания, вашу память о прошлых событиях, были ли вы свободны от боли или нет. Для ваших близких было большим утешением узнать, что вы не страдаете.

Она вспомнила, каким мрачным было это пробуждение. Это был возврат к детскому ощущению времени, с бесконечными минутами, бесконечными часами, но без ощущения дней или недель. Постепенно она как бы вынырнула на поверхность, возвращаясь из моря смятения к чему-то вроде обычной настороженности. Даже сейчас она не помнила ни самого происшествия, ни дней, предшествовавших ему.

Она не испытывала страданий, нет. По крайней мере, не испытывала физической боли. Но постепенно начала понимать свою ситуацию, и это было не менее травмирующим, чем любой дискомфорт. Полностью парализованная, она целиком зависела от аппаратов и круглосуточной медицинской помощи. Ее позвоночник был раздроблен, нервная система искалечена и не поддавалась восстановлению.

Для человека, который привык ходить по краю пропасти, это было просто невыносимое существование.

— Сначала было отчаяние, — продолжил доктор Эббейт. — Но постепенно вы поняли, что надежда все еще есть. Система настраивала себя, изучая тайный язык вашего мозга. Первым шагом была двусторонняя связь. Затем движение. Не вашего собственного тела, а удаленных устройств. Начали с манипулятора-робота. Вы сами себя покормили. Затем — полное погружение всего тела. То, что десять или два десятилетия назад было непомерно дорогим, теперь стало доступным. Это хорошо для компаний, занимающихся телеприсутствием, но не очень хорошо для производителей авиалайнеров! Я до сих пор помню тот день, когда вы смогли выйти из этой комнаты. — Его улыбка стала жестче. — Но на самом деле вы этого не сделали. Вы управляли ходячим, говорящим роботом, но ваш разум все еще находился в том теле, все еще лежавшем на той кровати.

— В этом есть смысл, Мартин?

Он подошел к кровати и достал планшет. Сквозь его прозрачность Кэсси видела, как его пальцы постукивают по ряду светящихся кнопок. — Я сказал, что то, что было трудным, теперь стало обычным делом. Новые импланты не требуют хирургического вмешательства. Они вырастают на месте из микроскопического подкожного семени, запрограммированного на то, чтобы внедряться и устанавливать необходимые нейронные связи. Самообучение, самоорганизация. Как еще десятки миллионов людей могут перемещаться из одного удаленного тела в другое, как это обычно бывает?

— И что?

— Поднимите, пожалуйста, правую руку.

Она хотела задать ему вопрос, но его тон был таким повелительным, что она все равно сделала это, подняв руку до уровня локтя. Молча, в точности синхронно, фигура на кровати подняла свою правую руку. Рука оставалась вялой, но этот жест был жутким отголоском движения, которое только что проделала Кэсси.

— Система регистрирует активность в вашей правой извилине, — сказал доктор Эббейт. — Несколько недель назад мы имплантировали в руку самореплицирующуюся электромиографическую сеть в обход вашей поврежденной нервной системы. Сеть выросла и адаптировалась. Она очень отзывчива, не так ли?

Кэсси опустила экзо-руку и увидела, что фигура на кровати повторяет ее движение. Казалось, что между одним и другим нет разницы, нет ощущения, что кто-то был хозяином, а кто-то марионеткой.

— Зачем вы мне это показываете?

— Потому что рука — это только начало процесса. Электромиографическая система может восстановить движения всего тела. Вы могли бы встать с кровати и выйти отсюда, и вы бы чувствовали себя в своем реальном теле так же полноценно, как сейчас в экзо.

Кэсси вспыхнула под пристальным взглядом доктора Эббейта, под тяжестью его благонамеренных ожиданий. Она знала, что уже находится в этом теле, что за десять лет ни одна ее частичка не покинула его. Она была парализованной женщиной, прикованной к одноместной палате в частной медицинской клинике, которая предлагала лучший уход, какой только можно было купить за деньги.

— Десять лет назад... — начала она говорить.

— Да?

— Если бы вы предложили мне это, шанс погулять... снова... стать самой собой, полностью вернуться в свое тело. Я бы заплакала от радости.

На его лице промелькнула тень беспокойства. — А теперь?

— Она — это не я. Я где-то в другом месте. Мне невыносима мысль о том, чтобы вернуться в нее.

— Со временем вы привыкнете.

Ее тон был намеренно холодным. — Уверена, что привыкла бы. Но я не хочу. — От резкого разговора с этим добрым человеком, который так самоотверженно работал, который хотел для нее только самого лучшего, у нее по спине побежали струйки холодного пота. Конечно, в этом поту не было ничего реального. Ее экзотело было дорогим нейропротезным роботом, изготовленным на заказ из пластика, сплавов и теплых, эластичных композитов. Его части были больше похожи на плоть, чем на само тело. На нем были волоски и поры, но единственное, к чему он не приводил, — это к выделению пота. Но ее мозг верил, что так и должно быть, и создал соответствующую иллюзию.