Непобедимая и легендарная (Балтийский фактор 2)

— Нет, именно такого у меня не было. Собственная смерть не снилась. Но мой товарищ Георгий Викторович Булацель рассказывал, что ему приснилось, как его расстреливают белофинны Маннергейма. Это было почти год назад. Тоже всё выглядело и ощущалось очень натурально. Он сейчас жив и здоров, командует дивизией в моём корпусе. Так что не принимайте этот случай близко к сердцу. Раз не случилось, значит, иная ваша судьба, и теперь будете жить долго.

Перед выдвижением в сторону Ревеля я связался по радио с советником по морским делам правительства Финляндской советской народной республики Александром Петровичем Зеленым и дал отмашку для начала разработанной нами совместной операции.

Теперь, когда восточная группировка Седьмой армии, наконец, собралась в единый кулак, она, с одной стороны, стала представлять собой грозную силу, столкновение с которой было чревато фатальными последствиями. Но, с другой стороны, начала испытывать затруднения при перемещении по железной дороге. Слишком большое количество разномастных железнодорожных составов было задействовано для перевозки её личного состава и вооружений. При этом радиостанций, позволяющих поддерживать хоть какую-то связь в колонне, растянувшейся в процессе движения на полтора десятка километров, в наличии имелось всего две. Одна из них была установлена на бронепоезде Седякина, а вторая имелась у меня на "Заамурце".

Посовещавшись с Корком, мы установили для перегона до разъезда Тапс, расстояние до которого составляло сто тридцать два километра, следующий порядок движения. Впереди, сметая возможные заслоны, движется полк Седякина. Вслед за ним эшелоны Феллинского эстонского коммунистического полка и шестой дивизии. Замыкает колонну моя бригада тяжёлых морских железнодорожных батарей во главе с бронемотовагоном "Заамурец". Эту дистанцию мы рассчитывали преодолеть в течение одного светового дня, составляющего всего шесть часов. К каждому батарейному поезду сзади было прицеплено по несколько открытых платформ, загруженных щебнем, шпалами и специальными изогнутыми рельсами.

Выдвинувшись с рассветом, мы без остановок проехали станции: Вайвара, Тойла, Йеве, Кохтель, Изенгоф и Сонда. А вот в Везенберге нас ожидал один из пехотных полков дивизии Александра Тыниссона, который генерал-майор прислал для уничтожения следующей из Нарвы банды краснопузых. Численность этого "полка" составляла менее шестисот штыков при трёх станковых пулемётах и аж двух полевых трёхлинейных орудиях.

На разгон этого "полка" бронепоезд затратил в общей сложности целых двенадцать минут. Еще пять минут красноармейцы разбирали баррикаду, которой эстонцы перегородили железнодорожные пути.

Потом, раз уж случилась остановка, все паровозы полка пополнили запас воды, поочерёдно останавливаясь у водокачки. Перед этим Седякин отправил верхового к командиру Феллинского полка с настоятельной просьбой: направить пару рот для отлова разбежавшихся по окрестностям уцелевших "уничтожителей". Не гонять же за ними собственных красноармейцев? Феллинцы, успевшие засидеться в вагонах, с большим удовольствием размяли ноги, наловив больше полутора сотен побросавших оружие белоэстонцев. С теми, кто оказывал вооружённое сопротивление, не церемонились, уничтожая на месте.

Комиссар Феллинского полка провёл с пленными короткую воспитательную беседу, в результате которой двоих тут же расстреляли, семьдесят шесть человек влились в состав полка, а все остальные были отпущены по домам.

Получив радиограмму о заминке, я принял решение покормить бойцов обедом. К тому времени, когда до нас дошла очередь у водокачки, все успели поесть горячего.

Станцию Катеринен поезда проследовали без остановки и уже к вечеру добрались до разъезда Тапс, где встали на ночёвку. Но перед этим провели перестановку. Полк Седякина перебрался на ветку, уходящую на юг к Юрьеву, я выдвинул свою бригаду в авангард, немного проехав за разъезд в сторону Ревеля, эшелоны Феллинского полка встали на самом разъезде, а те, что перевозили шестую дивизию — вплотную за ними. Таким образом, оказалось намного проще организовать караульную службу. И утром можно будет трогаться без перестроений.

Ночь прошла спокойно. А утром мы с Седякиным расстались. Его полк двинулся на юг к Юрьеву, навстречу западной группировке товарища Ремезова. Им предстояло разгромить Северный добровольческий корпус и освободить город Юрьев. А мы с Корком продолжили путь на запад к Ревелю, до которого оставалось семьдесят семь километров.

До посёлка Шарлоттенгоф мы гнали в хорошем темпе, потом по мере приближения к Ревелю начали снижать скорость. На перегоне между станциями Кехра и Раадику ехали с осторожностью, но никаких помех для дальнейшего передвижения не встретили. У меня сложилось впечатление, что Временное правительство Константина Пяста нас вообще не воспринимает всерьёз. Станцию Арукюла, расположенную всего в двадцати одном километре от Балтийского вокзала Ревеля, мы миновали беспрепятственно. На станциях Кулли и Лагеди нас тоже не встречали. Удивительная беспечность. Ни с чем подобным мне раньше просто не доводилось сталкиваться.

Ехать прямо до Балтийского вокзала Ревеля, я, честно говоря, не планировал. По той простой причине, что там нас почти в упор расстреляют британские корабли. Моим Тяжёлым морским батареям, орудия которых обладают малой скорострельностью, настолько короткая дистанция была категорически противопоказана. Мне требовалась ровная площадка, с которой хорошо просматривались гавань и внешний рейд, расположенная существенно выше уровня моря. Таковая обнаружилась около станции Юлемисте, на берегу одноимённого озера в восьми километрах от Балтийского вокзала. Меня она устраивала полностью, поэтому я остановил бронемотовагон прямо у низкого станционного перрона.

Корк, на последнем этапе ехавший вместе со мной на "Заамурце" и пребывавший в таком же недоумении от безалаберности эстонских властей, побежал вдоль путей назад, чтобы организовать выгрузку дивизии. Мы договорились, что Феллинский коммунистический полк займёт позиции на восточной окраине Ревеля, напротив корпусов Срочной тюрьмы и дворцово-паркового ансамбля Екатеринталь. А полки шестой дивизии на южной и западной окраинах от Лютеранского кладбища до фабрики Круль.

Накоротке переговорив с станционным смотрителем, с живым интересом, но без всякой опаски, уставившимся на бронемотовагон. Я пошёл по путям навстречу спешившим ко мне командирам батарей.

— Нравится площадка? — спросил я у моряков, указав на обширный городской выгон, расположенный справа от железнодорожных путей.

— Вестимо нравится, — ответил пожилой артиллерист, командовавший десятидюймовой батареей. — Но потрудиться придётся изрядно. Усы прямо тут будем выкладывать?

— Да, прямо тут, в полукилометре один от другого. Начинайте прямо сейчас, чтобы до темноты успели разметить и выровнять трассу. Как стемнеет, займёмся укладкой путей. А я сейчас попробую организовать вам помощников.

К моему возвращению около "Заамурца" уже собралась группа восхищённо цокающих языками путейских рабочих.

— Товарищи, — обратился я к ним, подойдя вплотную. — Мы пришли, чтобы дать вам свободу. На этот раз не временно, а насовсем. Но для того, чтобы избежать разрушений в городе, надо прогнать англичан. И для этого нам нужна ваша помощь.

Пока я объяснял, какая именно требуется помощь, к нам подошёл Александр Йеа — комиссар Феллинского коммунистического полка. Некоторое время он слушал меня, потом жестом попросил замолчать и быстро заговорил по-эстонски. Если меня рабочие слушали не слишком внимательно, то сейчас резко напряглись, разве что по стойке смирно не встали. И ловили каждое слово. А когда он договорил — мгновенно прыснули в стороны. Миг — и вокруг никого нет.

— Саша, что ты им такое сказал? — спросил я, даже не пытаясь скрыть своё изумление.

— Для начала представился, пояснив, что являюсь первым заместителем председателя Военно-революционного комитета Эстонской советской республики. И прибыл сюда с Феллинским коммунистическим полком для восстановления советской власти в городе. А потом объяснил, что на ваших батареях установлены очень большие пушки, которые сейчас нацелены на город. И нужно срочно прислать сюда много рабочих, чтобы помочь перенаправить эти пушки на британские корабли.

— Человек триста придёт?

— Сомневаюсь. Ревель — это рабочий город. Я думаю, что их тут скоро будут тысячи.

Александр не ошибся. Спустя полчаса из города повалили толпы рабочих. И не с пустыми руками. Они несли с собой лопаты, кирки, ломы, катили тачки и тележки. Вскоре работа закипела. Рабочие стёсывали бугры и засыпали углубления по всей длине строящихся дугообразных железнодорожных веток. Потом производили отсыпку мёрзлой землёй пополам со щебнем, уплотняли полученную насыпь ручными трамбовками и укладывали шпалы.

Первые солдаты Эстонской буржуазной республики появились на окраинах Ревеля только к вечеру. Они занимали позиции в нескольких сотнях метров от успевших окопаться красноармейцев, не только не стреляя, но даже не делая попыток приблизиться.

Через некоторое время ко мне прискакал посыльный от Корка с сообщением, что по Южной улице Ревеля к нашим позициям выдвинулись парламентёры. Я поехал туда на своей "лошадке" — "Заамурце", прихватив с собой командира и комиссара Феллинского полка.

— Что за парламентёры? — спросил я у Августа Ивановича, поджидавшего нас около железнодорожной насыпи.

— Андрея Ларко ты должен помнить. Он заканчивал Николаевскую академию через год после тебя. С ним какой-то англичанин в морской форме.

— Понятно. Ты знаешь английский язык?

— Нет, а ты?

— И я тоже не знаю. Что будем делать?

— Я знаю английский, товарищ Свечников, — подключился к разговору командир Феллинского полка, бывший прапорщик Эдуард Юрьевич Тейтер.

— Отлично, — обрадовался я. — Тогда пойдём вчетвером, и вы, Эдуард Юрьевич, будете переводить наши слова англичанину. А переговоры надо вести вам, Александр. Как официальному представителю Эстонской советской республики. Мы же с Августом Ивановичем просто поприсутствуем в качестве тяжёлой артиллерии. От англичан потребуйте покинуть территориальные воды до полуночи. А с представителями местной власти определяйтесь сами. Тут мы вмешиваться не будем. Единственное обязательное условие — полное разоружение. Август Иванович, белый флаг есть?

— Да, я приготовил.

— Тогда пойдём. Не будем заставлять ждать господ офицеров.

Тейтер подхватил флаг, и мы подчёркнуто неторопливо направились к парламентёрам, ожидающим нас на V-образном перекрёстке Южной и Большой Петровской улиц.

— Здравствуй, Андрей! Ключи принёс? — не удержался я от того, чтобы поддеть генерала.

— Какие ещё ключи? И не Андрей я больше, а Андрес Яанович, извольте, милостивый государь, не фамильярничать, разговаривая со старшими. Я военный министр Эстонской республики.

— Ключи от города конечно. Я знаю только одну Эстонскую республику. Советскую. Вместе с официальным представителем которой я сюда и прибыл. Имею честь представить вам Александра Йеа, уполномоченного правительством республики на принятие капитуляции. А что это за джентльмен с вами? — уточнил я, мотнув головой в сторону англичанина. — Новый хозяин?

— Кэптен Уильям Кэрр, — отрекомендовался англичанин. После чего выдал какую-то длинную фразу, из которой я понял только "Грей Бриттен".

— Он говорит, что является капитаном британского крейсера "Карадос" и представляет тут эскадру Её Величества, присланную для оказания помощи Эстонской республике, — перевёл Тейтер.

— Спасибо, Эдуард Юрьевич. Переведи ему, что я, Михаил Свечников, являюсь представителем правительства РСФСР, присланным сюда для оказания помощи Эстонской советской республике. И ещё скажи, что мы с ним тут оба на правах приглашённых, а переговоры должны вести полномочные представители двух Эстонских республик.

Тейтер перевёл. Англичанин покривился, но кивнул, соглашаясь с моим предложением.

— Что вам угодно, милейший? — обратился эстонский генерал к комиссару Феллинского полка, демонстративно перейдя на эстонский язык. Корк перевёл его слова на русский язык для меня, а Тейтер — на английский язык для капитана британского крейсера.

— Я, как первый заместитель председателя Военно-революционного комитета Эстонской советской республики, уполномочен правительством республики принять капитуляцию города, — также на эстонском языке ответил Александр Йеа. — Британская эскадра должна покинуть территориальные воды Эстонской советской республики до полуночи. Советской правительство сюда англичан не приглашало, и присутствие британских кораблей в наших водах является грубым нарушением суверенитета республики. Всем находящимся на территории города военнослужащим и представителям военизированных организаций необходимо сдать оружие. После этого все желающие могут покинуть Ревель. Мы не будем никому чинить в этом никаких препятствий. В противном случае мы будем вынуждены брать город штурмом, и ваше правительство окажется ответственным за все произошедшие при этом жертвы и разрушения.

— Я доведу ваши требования до правительства республики, — заявил Ларко. Каким временем мы располагаем для принятия решения?

— Мы будем ждать до утра, — просто ответил Александр.

Потом повернулся к англичанину и заявил:

— А вы должны убраться из территориальных вод Эстонской советской республики до полуночи.

— Что произойдёт, если мы останемся? — спросил англичанин.

— Тогда мы будем вынуждены вас перебить, — спокойно, как будто речь шла о чём-то само-собой разумеющемся, ответил молодой эстонец. И в его голосе прозвучала такая уверенность, что англичанин вздрогнул и непроизвольно отступил на шаг назад.

Александру на этот момент было всего тридцать лет, но половину из них он провёл в революционной борьбе за права угнетаемых буржуазией рабочих. В РСДРП(б) товарищ Йеа вступил в 1905 году. И в его лексиконе не было слова "невозможно".

— Михаил, ты думаешь, что они согласятся с требованиями нашего ультиматума, и штурма города удастся избежать? — спросил меня Корк, когда мы возвращались к "Заамурцу".

— Англичане точно не согласятся. На кораблях они чувствуют себя в полной безопасности. И нам это на руку. Из-под Петрограда не ушёл ни один британский корабль. Здесь нам желательно это повторить. Чтобы раз и навсегда отучить соваться в Финский залив.

— Ты собираешься утопить всех?

— Всех вряд ли получится. Но удирать они будут на полных парах. И это их бегство должно существенным образом повлиять на решение Константина Пяста. Дело в том, что в Ревеле сейчас под ружьём около десяти тысяч человек, поэтому силы примерно равные. Но у нас закалённые и неоднократно обстрелянные бойцы, а там в большинстве своём не нюхавшие пороху новобранцы. И десятки тысяч обозлённых рабочих, у которых уже давно чешутся руки. Поэтому до утра сидите тихо. А я займусь британскими кораблями.

Вернувшись к своим, я увидел, что дело спорится. Рабочие уже закончили монтировать стрелки и теперь укладывали рельсы. К этому времени окончательно стемнело, и работы велись при свете костров и факелов. Я договорился с батарейцами о том, чтобы после окончания работ покормить всех, кто принимал в них участие. Разносолов у нас не имелось, но хлебом, кашей и горячим чаем один раз можно было обеспечить всех. Обнулив запасы, разумеется. Но Ревель большой город. И не бедный. На тамошних складах наверняка можно будет чем-нибудь затариться.