Тайна третьей планеты

ХIII

Генерал-майор ФСБ Пилипенко проводил утреннее совещание с руководителями подразделений своего управления.

— Полковник, — зам. начальника УФСБ Коротков встал с места, — на каком основании вы занимаетесь расследованием смерти Дрёмова? — недовольно спросил Пилипенко.

— Не всё так ясно и просто со смертью Дрёмова, товарищ генерал-майор, — ответил полковник, — необходимо...

— Это мне решать, что тут необходимо, а что нет. Уволился он по собственному желанию и умер от сердечного приступа, что подтверждает судебный медик. Что ещё тут не ясно и не просто? Я запрещаю вам, полковник, запрещаю тратить время на выдуманные версии. Вам ясен приказ, товарищ полковник? — уже со злостью произнес генерал.

В это время дверь в кабинет отворилась и вошел мужчина со спецназом.

— Это что ещё за спектакль здесь происходит, кто вы такой? — недовольно спросил генерал.

Мужчина подошел ближе, представился:

— Генерал-лейтенант ФСБ Прокопьев, центральный аппарат, — он предъявил удостоверение Пилипенко и Короткову. — Генерал-майор Пилипенко отстранен от занимаемой должности, вот приказ директора, согласованный с президентом. Вы, Коротков, назначаетесь временно исполняющим обязанности начальника УФСБ. Пилипенко — удостоверение, оружие, ключи от сейфа на стол, быстро! В камеру его, — приказал Прокопьев вошедшему с ним спецназу.

В кабинете повисла ошеломляющая тишина.

— Какой вопрос рассматривался на совещании? — спросил Прокопьев.

Коротков встал.

— Мы только начали, товарищ генерал-лейтенант. Пилипенко запретил мне расследовать обстоятельства смерти нашего коллеги полковника Дрёмова.

— Об этом мы отдельно поговорим, товарищ Коротков. А сейчас выделите мне транспорт и сотрудника, владеющего обстановкой в городе. И приступайте к своим новым обязанностям. Да-а, вот ещё что — что вы можете рассказать о Фартовом?

— По Фартовому имеется только оперативная информация и никаких конкретных данных. Считается, что он смотрящий по городу и лидер ОПГ, не законник, но авторитет.

— Факты?

— Нет фактов, товарищ генерал-лейтенант, только оперативная информация от третьих или пятых лиц. Но он успешный бизнесмен — это факт, — ответил Коротков.

— Что можете сказать о Сороковикове?

— Практически ничего. Непонятно, как мальчик попал на должность заместителя директора лучшего банка в городе.

— Ясно. Кого прикрепите ко мне из сотрудников?

— Майора Фролова, товарищ генерал-лейтенант.

Прокопьев вышел из здания управления и сразу приказал Фролову:

— Домой к Фартовому. Знаешь, где живет?

— Конечно, товарищ генерал-лейтенант, — ответил майор.

Проехать внутрь на территорию усадьбы Фартового сотрудникам ФСБ охрана не разрешила.

— Я генерал-лейтенант ФСБ...

— Да хоть чёрт лысый, — перебил его охранник, — доложим хозяину, тогда и проедешь. Или вообще отсюда свалишь, — усмехнулся он.

Машину всё-таки запустили во двор и генерала провели внутрь дома.

Мужчина, сидя в кресле, видимо, Фартовый, сразу спросил:

— Какие вопросы есть у столичного чекиста?

— Я генерал...

— Я знаю, вопросы? — перебил его Фартовый.

— Например, каким образом вы приняли на работу в банк мальчика со школьным образованием?

Фартовый даже рассмеялся в ответ.

— А что, по этому поводу есть какой-то специальный указ или приказ? Например, академик Яков Борисович Зельдович — выдающийся физик и физикохимик, один из создателей атомной бомбы; Михаил Тимофеевич Калашников — выдающийся конструктор стрелкового оружия. Его автоматы известны во всем мире. Могу перечислить ещё целый ряд академиков, подчеркиваю, академиков, которые не имели высшего образования. Я назвал фамилии тех, которые известны всем без образования. И чекисты, зная даже их цвет трусов, никогда не задавались вопросом о их образовании. Что изменилось, генерал?

— Вы не слишком многое себе позволяете, Фартовый? — грозно спросил Прокопьев.

— Даже так, генерал, пугануть меня решил? — задал вопрос Фартовый.

В холл вошел Сороковиков и сразу вмешался в разговор:

— Вот если тебя, столичный сноб, Фартовый пуганет, то вряд ли успеешь памперсы натянуть. Сам уйдешь или приказать охране, чтобы тебя выбросили, как собаку?

Прокопьев понял, что в доме слишком много охраны. Заявил со злостью.

— Но ничего, я скоро вернусь и не один. Посмотрим, как вы будете хорохорится в камере с урками. А ты, прыщ недоделанный, видимо, Сороковиков. Но ничего, в камере быстро у тебя гонорок слетит.

У Прокопьева зазвонил телефон. Он ответил: "Слушаю".

— Слушаешь, Прокопьев, ну-ну, слушай. Узнал?

— Так точно, узнал, товарищ генерал-армии.

— Наверняка сейчас строишь Фартового с Сороковиковым? Так вот, приказываю извиниться и забыть эти фамилии, если не хочешь инфаркт заработать от усердия. Ты влез туда, куда не следует. И местным объясни, чтобы с этих лиц они пылинки сдували и защищали от наездов налоговой, полиции, СК и прокуратуры. Ты всё понял, Прокопьев, это приказ.

— Так точно, товарищ генерал-армии, я всё понял, — ответил Прокопьев.

— А оборотней Пилипенко, Урюпина, Заварзина и Сокольникову определить в палату номер шесть со строгим режимом пожизненно. Как определишь, можешь возвращаться домой. Вопросы есть?

— Никак нет, товарищ генерал-армии, — Прокопьев вытянулся в струнку.

"Ну, ничего себе, я куда-то влез, — подумал Прокопьев, — в секретную операцию. В нашу или операцию разведки? Да какая разница, голову везде могут оторвать".

— Вы извините...

— Нафиг нам твои извинения, генерал, получил по заднице и вали отсюда. Свободен, — подвел итог Сороковиков.

Генерал ушел, а Фартовый спросил сразу:

— Я чего-то не знаю, Ваня?

— Да тут всё просто, Николай Иванович. Про оборотней в местном управлении ФСБ ты в курсе. Директор отправил для разбора вот этого Прокопьева и, естественно, решил последить и за ним. Весь наш разговор с ним он слышал, поэтому и позвонил, отчитал подчиненного. Теперь понятно?

— Теперь понятно.

— Да, вот ещё что, совсем забыл: в пятницу после работы Ефимова приглашает нас домой отметить её назначение на должность. За тебя я тоже согласился. Не против?

— Домой? Ты хочешь её натянуть, Ваня? Очень фигуристая бабенка, но для тебя старовата.

— Поживем — увидим. Мне бы какую-нибудь старушку в секретарши...

— Да-а, Ваня, либидо у тебя о-го-го! Дома две раскованных молодушки и ещё одну потянуть будет сложно, а мимо славненькой юбки пройти трудно. Не переживай, подойдет к тебе очень скоро женщина, бери на работу без вопросов.

И действительно подошла. Верещагина Нелли Сергеевна, 60 лет.

— Вы же на пенсии, Нелли Сергеевна, почему решили поработать? — спросил Сороковиков.

— На пенсии, но как прожить на эти 20 тысяч пенсии? Да и скучно одной дома, Ваня. Ой, извините, Иван Федорович, учителем в школе всю жизнь работала...

— Ничего, Нелли Сергеевна, всё в порядке, вам можно называть меня просто Ваня, мне даже будет приятно. 40 тысяч зарплата вас устроит?

— Вполне, Ваня, вполне.

— Вот и договорились. Оформляйтесь и приступайте к работе.

После работы Иван с Фартовым подъехали к дому Ефимовой. Трехкомнатная квартира выглядела вполне прилично. Золотых унитазов, конечно же, не было, но всё остальное соответствовало уровню современности.

Стол уже был накрыт и Ефимова посадила гостей по бокам от себя.

— Вы же наверняка голодные, а я сегодня с работы немного пораньше ушла, — суетилась она, накладывая еду в тарелки.

Сороковиков открыл шампанское и налил бокал Ефимовой, посмотрел на Фартового. Тот кивнул на водку. А себе он налил коньяк. Ефимова не спрашивала о вкусах. Поэтому купила почти всё.

— Что ж, господа, мне приятно, что вы пришли отметить со мной назначение на должность. За вас, дорогие мужчины!

Они встали.

— Женщины могут произнести тост за мужчин, если они на фронте, — возразил Сороковиков, — поэтому мы с Николаем Ивановичем пьём за вас, уважаемая Татьяна Игоревна.

Все выпили и стали закусывать.

— Я даже не думала, что наш банк такой мощный по капиталу, — произнесла Ефимова, — и имеет связи с зарубежными банками.

— Это единственный местный банк в области, имеющий универсальную и генеральную лицензии. Других банков нет, но есть филиалы московских, — пояснил Фартовый.

Сороковиков разлил спиртное по бокалам и рюмкам, предложил тост:

— За банки и банковскую деятельность!

Все рассмеялись и выпили. Закусывали. Иван посмотрел на музыкальный центр на специальном столике. Ефимова проследила взгляд, спросила:

— Нравится музыка, Иван Федорович?

— Кому она не нравится? Но в классике я не силен, но инструментальная музыка мне нравится. Например, "Золотые Гитары", оркестр Поля Мориа. Музыка семидесятых-восьмидесятых, а я тогда и не родился даже.

— У меня есть.

Ефимова включила музыку. У Фартового зазвонил телефон, он ответил, потом произнес:

— Извините, коллеги, бизнес — надо идти. А вы не скучайте и потанцуйте.

Фартовый ушел и Ефимова нерешительно подошла к Ивану. Звучала изумительная музыка японского оркестра "Золотые Гитары". Они танцевали танго. Мальчик в штанишках зашевелился и стал вырастать, прижимаясь к бедру Ефимовой. Она не отстранилась и лишь сместилась по центру, прижимаясь уже лобком.

— Примешь душ? — спросила Ефимова.

— Нет, — ответил Иван, расстегнул прореху и задрал её юбку.

Трусики оттянулись и сместились в бок, впуская мальчика в зовущее лоно страсти. Они продолжали танцевать, испытывая неописуемые ощущения и прерывисто дыша. Наконец, мальчик забился, словно в истерике, и замер, иногда подрагивая внутри, не желая выходить.

Иван содрал трусики и посадил Ефимову на стол, держа за ягодицы. Любовь продолжалась прямо на тарелке с салатом.

Гораздо позже они ушли в ванную отмываться и наслаждались друг другом под струями воды. Иван уехал домой после полуночи. А Ефимова лежала в постели и плакала. Плакала от доставленного удовольствия, плакала, что он не остался и ушел спать домой. Плакала, что ей сорок лет, а ему только девятнадцать... Плакала и одновременно улыбалась — хотя бы в сорок она познала настоящего мужчину. И даже хохотала, вспоминая, как отдалась на тарелке с салатом.

ХIV

Главный инженер алюминиевого завода Соболев пришел к собственнику.

— Вахтанг Мусаевич, я уже говорил вам, что для модернизации завода необходима сумма в пятьсот миллионов рублей. И это только на первом этапе. Потом потребуется ещё пятьсот и ещё. Москвичи готовы дать деньги, но требуют шестьдесят процентов акций завода. Завод перестанет вам принадлежать, а вы в него столько средств вложили и сил. Как же так, Вахтанг Мусаевич?

Коберидзе посмотрел на главного инженера и усмехнулся.

— Ты уже не первый раз поднимаешь этот вопрос, Соболев. Но ты не еврей, а переплюнешь любого из них. Говори, чего опять замыслил?

— Есть одна английская фирма, готовая оплатить все наши издержки. Но за это она потребует двадцать процентов всего нашего алюминия в исходном варианте в течение тридцати лет. Например, образно говоря, мы производим сто тонн алюминия в месяц: двадцать тонн отдаем англичанам.

— Что получается по деньгам? — спросил Коберидзе.

— Помилуйте, Вахтанг Мусаевич, это же только двадцать процентов от прибыли. Это очень выгодно нам.

— Я тебя услышал, Соболев, свободен.

Коберидзе решил всё посчитать сам. Если взять среднюю цену алюминия по триста рублей за килограмм, то получается 270 миллионов рублей в месяц. Короче, за тридцать лет англичане получат алюминия на 4,86 миллиарда рублей. А свои двадцать процентов они отобьют за девять лет с копейками. Поэтому, если соглашаться, то только на десять лет, не более. И нафиг нам тут англичане?

Коберидзе набрал номер:

— Фартовый? Это Коба. Надо бы встретиться. Обозначь место...

— На набережной есть летнее кафе у стелы. Давай там.

— Добро, еду, — ответил Коберидзе.

Авторитет Коба мечтал стать законником, несмотря на то, что только за этот титул мог получить немаленький срок тюремного заключения. В городе именно он занимался наркотой, и за это его Фартовый не уважал.

Фартовый приехал, визави был уже там.

— Здравствуй, Фартовый, я заказал шашлык и водку...

— И тебе не хворать, Коба. Шашлык под водочку — это хорошо. Но пока не принесли, рассказывай.

— Ты прекрасно знаешь, что у меня алюминиевый завод требует реконструкции.

— Знаю, что завод твой, а про реконструкцию ничего, — возразил Фартовый.

Принесли шашлык и водку. Коба налил по рюмке, выпили, стали закусывать шашлыком.

— Так вот, модернизация нужна заводу, чтобы перейти на новые технологии, а для этого необходимо полтора миллиарда рубликов. Тремя частями, естественно. Но у меня таких денег нет. Живых, имеется ввиду, в наличии. Мой главный инженер Соболев где-то откопал английскую фирму, готовую вложиться за двадцать процентов произведенного алюминия. Готовы заключить контакт на тридцать лет. Свою полторашку они отобьют за десять лет, на большее я не соглашусь. Но зачем мне здесь англичане, они нафиг здесь не нужны. Я хоть и грузин, но Россию не продаю, за неё мой дед и его братья жизни положили во время войны. Короче, дашь три транша по пятьсот лимонов?

— Три транша по пятьсот миллионов... А в залог что?

— Алюминий, конечно.

— Алюминий ты не складируешь, Коба, ты его на реализацию отправляешь. И контрактов у тебя достаточно.

— А что мне теперь — завод заложить? — возмутился Коберидзе.

— Ты не кипятись, Коба, не кипятись, тебе ещё никто не отказывает. Залог мы найдем — цех какой-нибудь или подстанцию. Пусть твой Соболев в банк приедет и с моим Сороковиковым встретится. Он там зам директора по безопасности. Вот они и пусть детали обсудят, а мы после решение примем.

— Верно говоришь, Фартовый, согласен.

Коберидзе налил водки. Они выпили, закусывая шашлычком.

В тот же вечер Фартовый пересказал разговор Сороковикову, который сразу же обратил внимание на Соболева.

— Что-то этот фигурант слишком ратует за англичан. Надо бы присмотреться к нему. Что скажешь, Николай Иванович?

— Присмотрись, кто тебе не даёт?

И Сороковиков присмотрелся, выявив связь Соболева с мужчиной, говорящего на русском с английским акцентом. Они как раз обсуждали сделку по алюминиевому заводу. Соболев доложил, что всё идет пока нормально, и он встречается в ближайшее время с банкиром для обсуждения конкретики. "Мне бы небольшой авансик", — намекнул Соболев. "Вы уже получили сто тысяч, — был ответ, — пока достаточно. Работайте".

"И что же хотят англичане, — подумал Иван, — наверняка, чтобы сделка с банком не состоялась. Ну, поглядим".

Главный инженер алюминиевого завода действительно появился в "Бизнесбанке". Его провели к Сороковикову. Соболев сразу же заявил, что заводу необходим кредит в сумме полтора миллиарда рублей. Он не представил финансовую отчетность и не пояснил цель кредита. И, естественно, получил отказ. Довольным он уходил из банка, что наталкивало Сороковикова на определенные мысли.