Камешек в сапоге.

— Ну как? — я бесшумно подобрался к Юлькиной лёжке.

— Нормально. Две мишени — полторы секунды, — она сноровисто встала. — Одна в движении.

— Меня видела?

— Да. Метров за полста — сканеры подали сигнал.

— Тогда награда — дай поцелую.

— Отстань. Я грязная.

— Дура ты!

— Зато красивая.

— Кто тебе это сказал?

— Ты...

— И ты поверила?

— Конечно.

— Ну и дура!

— Зато красивая...!

Вениамин Чикин, позывной — Чика.

Этот предсказуемо залез в дебри компьютера и клепал разные забавные программки. Предварительно изучив достижения местной компьютерной мысли и стал непревзойденным хакером. Теперь он мог взломать практически что угодно и добыть любую информацию. Дополнительная специализация — пилот. Земные мозги, тренированные на что угодно, кроме исполнения закона — стали страшной силой.

"Движенья твои очень скоро станут плавными,

Походка и жесты — осторожны и легки", — напевал я, про себя плавно двигаясь по татами. Сегодня робот, который проводил тренировку больше походил на гориллу. Спаринг-партнеры могли варьироваться в очень широком диапазоне. Старичок... женщина... собака... похоже им пластиком наращивали плоть и бросали на тренировку. Понятно, что управляла всем Нона. Но должно же быть разнообразие.

Двигается сука на четырех костях. Кулаком неудобно... только ногой. Н-на... Ушел сволочь с траектории удара как без костей падением на спину. Хлоп... Мгновенно 'быстрый и непобедимый я' — вылетел с матов. Вот же ж сука. Ну кто мог ожидать, что вместо удара по опорной ноге последует зацеп "нижней рукой" за неё и следом мгновенный удар на добивание. Низкий поклон за новые возможности моего тела. В 'старом' таким ударом мне проломили бы грудную клетку. Я встряхнулся и шагнул обратно на татами. Драться мне... пока не уделаю эту тварь... или она меня. Бывало и меня выносили ... и сразу к кибердоктору в эту его ванну — полечиться.

Вообще рукопашка была не профильной... Но ведь как её давали? А!?

Я тогда впервые на строевой, увидев как двигаются люди и понял, что каким-то образом им вкачали моторику или память на движения. Охренеть! Потом я точно убедился в этом. И вот теперь тело должно было 'вспомнить' и запомнить. А после и заполнить лакуны в памяти. Эффект — убойный! Хотя все эти реально зверские штуки могли вызвать только содрогание у неподготовленного человека.

Джорджет Пасс — 'Дживс'.

Этот позывной так и приклеился к нему намертво — аккуратист и сама чопорность. Этот 'красавчег' стал минером-подрывником. Он так аккуратно перенимал, что мой опыт, что те достижения местной научной мысли в этом деле, что стал виртуозом своего дела. Ни одного лишнего движения, четко взвешенно и ничего не забывая и абсолютно не волнуясь — он мог склепать взрывающийся сюрприз из чего угодно.

Вот где-то через месяц, и начались 'основные тренировки'. Мы возвращались после рукопашки, бодро маршируя и вовсю нарывая глотки песней 'Орленок'. Только не той, которую меня и многих других заставляли учить в детстве, а её первым, не переписанным большевиками, вариантом:

Орленок, орленок, взлети выше солнца

И в степи с высот погляди.

Наверно, навеки покинул я дом свой,

В казачьи вступая ряды.

Ты помнишь, орленок, как вместе летали

Над степью в пыли боевой,

Как лошади ржали, как шашки сверкали

В полях под Челябой родной.

Орленок, орленок, мой верный товарищ,

Ты видел, как в грозном бою

И справа, и слева снаряды взрывались,

Срывая папаху мою.

В разведку я послан своим атаманом,

Ты помнишь, мой друг боевой,

Как темною ночью в сраженьи неравном

Убит был мой преданный конь.

Орленок, орленок, мой верный товарищ,

Ты видел, что я уцелел.

Лети на родную станицу, расскажешь,

Как сына вели на расстрел!

Ты видел, орленок, как долго терзали

Меня большевицким штыком,

Как били прикладом и много пытали

В чекистских застенках потом.

Орленок, орленок, взлети выше солнца,

Где вражеской подлости нет.

Не хочется верить о смерти, поверь мне,

В шестнадцать мальчишеских лет.

Увидишь, орленок, кружась над степями.

Кровавое тело мое.

Казаки умолкнут, опустят здесь знамя

И скажут: "Господь, упокой!"

Это, в общем, тоже было частью подготовки. Если бессмысленная на первый взгляд строевая — это и сплочение, и вырабатывание привычки подчиняться и выполнять приказы. То песня удержание и поддержание морального состояния.

Рыцарь — Баярд Пьер дю Террайль. Шевалье. Позывной — 'Форт'.

Наш прекрасный 'рыцарь без страха и упрека'... — превратился в штурмовика. Он легко завязывал красивым вензелем трубу, типа водопроводной. Или делал из неё цветочек и преподносил его Юльке. Он объявил её 'дамой своего сердца!', (и это не смотря на меня). Модификации, проведенные над нами, меркли перед тем, что сделали с ним. Даже я затрудняюсь сказать, смог бы я его сходу грохнуть или нет.

Так вот, об основных тренировках. Едва строй остановился у казармы, как сзади-справа плеснуло багровым чувством опасности. Новое чувство. Не знаю, как я это определил, но тело сработало раньше — на вбитых в подкорку рефлексах. Я едва успел убрать голову от удара прилетевшей палки. Он был такой силы, что должен был отправить меня в нокаут. Если не больше. Сержант, стоящий у входа в казарму бесшумно подобрался сзади, и ни слова не говоря, внезапно ударил меня здоровенной железякой сбоку в голову. Убрать-то я убрал, но и вскользь мне прилетело, будь здоров. Я на одних рефлексах отскочил и встал в боевую стойку. Мир вокруг, "весело" покружившись, остановился и внезапно стал очень четким. Я ждал продолжения. И оно последовало. Лейтенант толкнул речь:

— Теперь каждый из вас должен ожидать нападения, вернее удара — каждую минуту. Вы должны успеть предугадывать его. Это новый вид тренировки для развития интуиции.

'Да вы охренели что ли?!', — хотел было заорать я, ощупывая макушку и гудящую голову, но сдержался. Каким-то неведомым образом я знал, что пока никакого нападения не последует. Строй тоже благоразумно опасался орать или задавать вопросы. За нарушение следовали разнообразные наказания, проводимые с чувством и немалой долей выдумки. Видимо воспользовались разнообразным опытом в этом деле нас всех. Даже я привычный ко всякому как-то не хотел повторить некоторых 'упражнений'.

— Вольно! Разойдись!

Вот теперь подлянки приходилось ждать всем и всегда. Поначалу это сильно напрягало. И очень сильно. Но постепенно стала вырабатываться... поле, не поле... в общем — круг комфорта. Это я его так обозвал для понятности. Контроль территории, когда ты успеешь увернуться. Сильная штука — когда ждешь удара каждую секунду. Сначала очень некомфортно, но потом организм вырабатывает привычку. Ну не может он быть в постоянном напряжении. Но потом... потом он умный и вырабатывает привычку. Стоит какой-то 'сторожок' в мозгу. Вот он постоянно и бдит. Контроль метра два — два с половиной. Биомерия, псионика или там экрасенсорика... черт его знает. Как не назови, но чувство постепенно появилось у всех. Получить внезапно палкой — это очень неприяно.

Симеон Верхотурский. Святой. Позывной — 'Отче'.

(Тот или не тот, так выяснить и не удалось — хотя сильно похож). Он стал комиссаром и моим соответственно замом. И по идеологии в том числе. У него обнаружились редкое качество. Никто другой как он не умел исподволь манипулировать людьми. Как тут не вспомнить — отца Филарета. Приснопамятного папеньку первого государя из Романовых — Алексея Михайловича. Скромного такого священнослужителя, а по сути фактического правителя Руси постсмутного времени.

Наш святой после того как изучил историю, моего... или нашего родного мира — несколько расстроился. Э-э... даже не то, что несколько... сильно очень он расстроился. А объяснение того, во что может превратиться мир, если... 'подставлять другую щеку' или... если во власть прорвутся не те, кто надо — привело его в шоковое состояние. Почитал он и про революцию и про войну. Про то, что сделали с церковью и с законным государем. Про миллионы убитых и замученных. Про умерших от голода. Он узнал про 'беспредел' девяностых и про то, во что превратили Россию. Благо рассказчиков было целых три. И он превратился в весьма воинственного... или воинствующего 'святого'. Людей он очень любил. А вот те, кто хотел или причинял людям зло — исключались им из их числа. Свет истинной веры горел в нём.

Правда, иногда в вечерних беседах мне отчего-то иногда чудились в его темных глазах сполохи костров, на которых проходили очищение грешники.

— Стадо без пастыря — становится легкой добычей волков. И моя задача — защитить их, — кротко пояснил он мне свою позицию.

— А если пострадает при этом невинный? — парировал я. — Только не говори мне — "Убивайте всех, Господь узнает своих".

— Тьфу, на тебя — безбожник! Истинно тебе дали твою старую кличку — Бес. А грех мой — он перед Богом. Всемилостивейший Господь рассудит по делам моим... и по грехам. Гореть мне в геенне огненной...

Ну и я.

Андрей Терновский, позывной — '.....' или 'Первый'.

Был... привлекался... участвовал... — и прочее разное. Ныне, не по своей воле... (а может и по своей, чего тут врать) — командир отряда глубинной разведки, подготовленный по старой имперской программе. Она конечно старая, но могу сказать, что очень и очень эффективная. Специализация — организация различных силовых акций.

А у нас... жуткая скука. Поначалу, пока организм не вошел в 'нормальный' ритм, дойдя до кровати — падали и спали, не видя снов. (Хотя если б кто, мне сказал, что такие нагрузки вообще возможны и что их даже можно выдержать... я убил бы вруна... ей-ей — клянусь). Конечно, не высыпались. А потом, вроде как и ничего — нормально. На сон стало тратиться гораздо меньше времени. Бегать все стали — как сайгаки, а переносить груз — как слоны. Отмотать десятку с полсотней килограмм за плечами — норма. Даже и не сильно запыхавшись. Просидеть пять-семь минут под водой — вообще ни о чём. Сборка-разборка оружия в темноте? Да — запросто. Правда, иногда подбрасывали пару лишних деталей — чтоб интерес не пропадал. Что ещё из улучшений организма? Стали много лучше видеть в темноте. Модернизировали организм — супер. Когда палили в 'броник' из порохового оружия чувствовался только сильный удар. Держали мы его. Произведенное усиление костей и ребер очень здорово работало. Это вам не пластическая хирургия — это они молодцы.

Что ещё? Из развлечений по выходным — только то, что сам придумаешь. Никакого 'телевизора' и компьютера. Никаких программ, кроме учебных и обучающих. Никаких игр, кроме военно-стратегических, силовых... или там простеньких — на выживание. Когда появились первые выходные мы и начали думать, как бы развлечь самих себя. Часто меня просили попеть. Раньше я был невеликий бард, так кое-что. А сейчас и голос стал получше, и слух. Я брал гитару в руки и исполнял, что-нибудь из моих любимых старинных песен. Баярду очень нравилась старая песня — 'Кадет'. Что-то она ему напоминала. И со второго раза он переписал слова и уже подпевал мне...

Укрытый старенькой шинелькой,

В углу окопа спит кадет.

Ему сегодня, в это утро

Исполнилось пятнадцать лет.

И снится дом, он видит маму,

Сестру, коснувшейся плеча,

Пирог, украшенный свечами,

Улыбки деда и отца...

А вот подарки, смех и шутки,

Шарады, фанты и цветы,

И запах... От тушеной утки...!

О, Господи! ...Меня прости!

Так только мамочка умела

А уж какие пирожки...!

И сколько радости и света!

Ах мама, мамочка, прости!

Но вдруг команда прозвучала

Кадета вырвала из сна

'Вот время наше и настало,

Готовьтесь к бою, господа!'

Рука к винтовке штык примкнула,

Запил водою черствый хлеб,

Лишь сон застыл в глазах слезою,

Морщинкой скорбную у век.

Он шел в строю, лишенный детства,

Умея только воевать,

В пятнадцать лет, защитник Чести

России преданной, Солдат.

*'Гвоздика', 'Акация', 'Гиацинт', 'Пион' — название разных САУ (Самоходно-артиллерийских установок).

Например 'Гвоздика' — тяжелая самоходная установка 2С1. Вооружение: 122-мм гаубица 2А31, боекомплект 40 снарядов

'Акация' — самоходно-артиллерийская установка 2СЗ/2СЗМ. Вооружение: 152,4-мм гаубица 2АЗЗ, боекомплект 40 снарядов. 1 пулемет ПКТ-М калибра 7.62 мм (боекомплект 1500 патронов) и тд.

Глава 7.

Вино жёлтого цвета называют — белым... потому что оно сделано — из зелёного винограда... Логику можно засунуть в задницу.

Ну что, как-то внезапно наступило время сдачи 'экзаменов'. Ничем иным я это назвать не мог. 'Войсковая практика'. Ну как практика? Неожиданно взревели ревуны...

'Марш-марш-марш!', 'Грузимся в 'Попрыгун''. Хлоп! И мы уже летим.

'Голым я пришел в этот мир и голым уйду', — кто сказал, не помню, но вроде бог. Но у меня в голове она почему-то, звучит с жутким сарказмом. Это фраза постоянно вертелась у меня в башке во время старта. Но я благоразумно у Симеона уточнять ничего не стал.

Я вообще про бога 'комиссару' запретил со мной разговаривать — чтоб не убить. Я! Всю жизнь считал себя — атеистом и циником. Ну, про циника — ладно. А вот оказалось нифига я не атеист. Я — агностик. Как вам!? И слово какое-то поганое. Не нравится оно мне и все тут. Агностик — это тот, кто верит в высшие силы, но не верит в бога. О как!

Какая только хрень не лезет в голову, пока доберешься до места. То сколько в нас запихали знаний, за эти полгода учебки — поражало. Уж мне-то пришлось поучиться. Кхм... 'чему-нибудь и как-нибудь', да. Странное дело, но никакой идеологии и ничего подобного нам не давали. В основном специальные знания и навыки.

Сидим, ждем. На стенке появилась голограмма Ноны. Она в этот раз, вернее в первый раз — выглядела как женщина-офицер ВКС. Гладкая короткая прическа, чуть жестковатое лицо, упрямая складка губ, усталые глаза много повидавшего человека. Тридцатипятилетняя женщина с погонами полковника. Правда, звезды на погонах многолучевые. (Раз три звезды, значит — полковник, нах мне ихнее — 'эрдин').

— Значит так — группа. Задача-минимум — выжить, задача-максимум — захватить планету. Средства любые. Вопросы есть?

Я было, привычно хотел сказать — 'Никак нет!', но тут до меня дошло.

— Планету?! Вшестером?! Вы охренели?!

— Понятно. Вопросов — нет. Дополнительная информация в браслетах. До высадки двадцать секунд.

На дисплее перед выходом бота — пошел обратный отсчет.

— Приготовится к высадке! — привычно заорал я.

Послышались хлопки лицевых щитков шлемов десантных скафов.

— Готов.

— Готов.

— Готов...

Откинулась аппарель... шаг — и мы оказались в лесу. В чужом лесу. Привычно рассыпались, контролируя пространство. Штурмбот, доставивший нас на планету, почти бесшумно взмыл вверх.

Серое небо низко нависшее над головой. Деревья какие-то перекрученные и несильно похожие на земные. Трава с неестественным синеватым отливом.