Времена надежды: Наместник

— Не двигай челюстью! — заворчал старый Лагарп, — А то сбрею кожу до зубов.

— Тогда я буду рассказывать, а ты молчи, — Ратин взял вторую табуретку и устроился неподалеку. — Говоря проще, Доврефьель и Скорастадир задолб... устали делить власть. А там, в Бессоных Землях, как раз против Опоясанного бунтовали. Хельви, брат нашего наставника, ну, ты знаешь... — ученик шумно выдохнул, — Снял с того Пояс и потребовал, чтобы окраинам разрешили своих Опоясанных выбирать. По закону выходит, это бунт. Седая Вершина подняла войско в ближнем округе — а это мы... — Ратин со скрипом раскачивался на сидении. Лагарп молча и умело снимал волосы, чистил бритву, мылил, вытирал. Спарк слышал его ровное дыхание, и даже — как легонько гнутся под ним половицы: еще не скрипят, но уже трутся о гвозди. Пожалуй, сейчас он бы угадал направление на метроном и за сотню шагов!

— Если бы Владыка Грязи не прислал к Хельви своих с предложением: дескать, давай под мое высокое покровительство! Так еще и неизвестно, может, до драки бы дошло. А тут маги спохватились, куда они могут шлепнуться, и кое-как наскоро помирились. Лишь бы кусок Леса Болотному Владыке не достался. Скорастадир официально сместил Опоясанных Бессонных Земель — и старого, которого ножнами по заду излупили, и нового — под тем предлогом, что не обучен, и потом, дескать, к вам может вернуться... Его к нам привезли учиться, кстати. Чанка зовут, матерый такой лесовик. Болотного Короля вежливо послали в туман...

— Готово! — прервал маг-брадобрей. — Теперь веди его спать до утра. А ты, парень, — Лагарп тронул проводника за плечо, — Утром не смей снимать повязку. Стурона жди. Он тебя осмотрит, тогда и позволит.

Спарк провел рукой по лицу: как стекло. Так гладко вычистить обычной, не слишком-то острой бритвой... и ведь не то, чтобы больно не было. Заслушавшись Ратина, бритвы даже не заметил!

— Благодарю. Превосходная работа! — проводник встал. Товарищ взял его за локоть и повел к спальнику — в доме, чтобы восход не ударил по отвыкшим от света глазам. Продолжал рассказ:

— ... Ну, и все утихло пока на этом. А, Хельви, конечно, с наставников сняли. По норову его, послали в стаю Хэир. Либо научится подчиняться, либо волки на Кругу загрызут. Хартли не напоминай...

Спарк понимающе кивнул. Вспомнил историю с землей и забором, рассказанную Сергеем... Приснившуюся? — вспомнил и самого Сергея. "И вот эти миры я хочу объединить?" — проводник нащупал лавку, одеяло. Попросил Ратина:

— Я там возле люка, когда с беседки слез, кошму оставил. Не в службу, закинь на мои вещи, чтобы не потерялась...

Вытянулся на лавке. Ухватился за спасительное: "Мне бы только Ирку дождаться, а там будь что будет!" — и заснул.

* * *

Наутро к Спарку пришел Стурон. Оттянул повязку, ощупал глаза. Приказал выпить остро пахнущий укропом, приятный на вкус, отвар. Потом быстро снял повязку. Спарк встал, поднял веки — и тотчас сел обратно, ощутив сильный удар в лоб. Удивленно, чуть-чуть приоткрыв правый глаз, осмотрел клетушку: Стурон стоял далеко, загораживая маленькое окно, и ударить никак не мог.

— Что, в голову отдает? — участливо спросил старик.

"А ведь у него глаза — красные!!" — сообразил проводник, сам не заметив, как поднял веки полностью. — "Темно-багровые, а я всегда думал, что черные... И вон то бревно в стене: посветлее конец влево, там вершина была. А правый, к двери — волокна частые, оттенок темнее, к комлю."

Проморгавшись, Спарк прислонился спиной к неровной стене, заново оглядел клеть. Смотреть было особо не на что: четыре стены, да лавка. Сундука с вещами не видно: под лавкой спрятан. Окно маленькое, волоковое — значит, доской задвигается. Косящатые окна привычнее, в них рамы вставлены...

Мир — цветной!

Каждое бревно в стене имеет свой оттенок: золотистые, жжено-желтые — на восьми ветрах выросли, вон как волокна перекручены, не найдешь трех сучков на одной линии. Песочные, кремовые, буро-рыжие — бревна цвета влаги, взяты в низком месте или на отмели. Звонко-бронзовые, ярко-белые, розоватые, сбегающие к коричневому — привет из сухого светлолесья. Каждая доска в полу или в потолке — свое лицо, неповторимый рисунок волокон, сучков, царапин. Словами не перечислишь, а глазами не ошибешься.

А сколько разных тонов на серой мантии старика! И это еще против света, он ведь окно головой загородил...

"Что же тогда ждет меня снаружи?" — Спарк даже немного испугался. До сих пор он различал пару-тройку оттенков зеленого, ну там коричневого; да рыжие листья, да ярко-красные рябиновые ягоды...

— Подожди-ка! — он поднялся, отворил дверь. Наружу выбежал, не одеваясь. Ему повезло: солнце всходило за спиной и по глазам не ударило. Спарк замер надолго: тени заметно укоротились, пока он широко распахнутыми глазами впитывал и впитывал цвета. Серебристые изнанки рябиновых листьев — для всех оттенков попросту нет названий! Ягоды: от ярко-алых, до черно-рыжих. Листья: темно-зеленые; напротив — светлые, изжелта-травяные; зелено-белые; густо-изумрудные, тусклого блеска; рядом — наоборот, неистово-яркие, просвеченные — как лучи зеленого солнца; изморозью сверкает пыль в столбах света между веток. А сами ветки! Коричневые, легко-желтые, и черные, резкие, как молнии в стеклянно-голубом небе. А свежая, пахнущая жизнью, трава под ногами; а стены золотистые, над которыми колышется выпаренный солнцем смолистый запах — вон там и там дрожит воздух; а синекрасная вышивка на зеленых — пахнущих кожей, пылью, растоптанным яблоком — сапогах; а лимонножелтые рубашки, витые кольца на запястьях, узорные шейные гривны, весело блестящие в утренних лучах — как же он раньше ничего не замечал?!

Тут Спарк спохватился, что на нем-то нет даже и гривны. Вернулся в комнату, вытянул из-под темно-золотистой лавки черный сундук с медноцветными оковками. Одел нижнюю пару — тускло-серую от частых стирок; верхную — желтые шаровары и красную рубашку. Застегнул светло-коричневый пояс, усаженный серебряными звездочками. Синий плащ одевать не стал, потому как Время Васильков и Вишен еще продолжалось, и даже ночи не были особенно холодными. На ноги натянул толстые привозные носки из белой овечьей шерсти, а потом и сапоги рыжей замши.

И, наконец-то, посмотрел на Стурона, все это время терпеливо ожидавшего в комнате. Маг уже не стоял перед окном. Дед задумчиво прохаживался взад-вперед, держа на левой ладони маленькую бурую чашку, а правой — осторожно помешивая светло-соломенной ложечкой в той самой чашке. Из всех запахов, испускаемых отваром, проводник мог назвать только укроп.

— Речь-то у тебя не отобрало? — улыбка открыла ровные белые зубы.

Спарк развернулся глаза в глаза: карие в красные — и промолчал. Мир — цветной! На все оттенки слов не хватит.

— Вижу, что понимаешь... — снова усмехнулся Стурон. Присел на лавку. Чашку свою поставил рядом. Вздохнул:

— Прости мою спешку, Спарк. Помнишь, в день отлета Скорастадиру снились демоны твоего мира?

Спарк вспомнил прохладный двор прилетов Академии, в котором они ждали грифона, и как яростно размахивал руками Скорастадир. И алые волны, грозно прокатывавшиеся по мантии Великого Мага при каждом взмахе рук; и твердые коричневые пальцы, гладкие, несмотря на пожитость Рыжего.

Землянин наклонил голову утвердительно.

— А вчера мне приснилось то же самое. Выходит, миры и вправду сближаются. Значит, и демоны скоро перемешаются, здешние с нездешними... Скажи, парень — ведь в твоем мире с ними както умели бороться?

Игнат полез чесать затылок. Тут надо много объяснять. И все больше — тех вещей, которые на Земле почитаются мистикой, а от того не принимаются всерьез, толком не исследованы, не опробованы и не испытаны.

— Мне надо много чего об этом вспомнить. И привести в порядок то, что помню. — Спарк посмотрел на вымытые пальцы, представив себе, как они покрываются чернильными пятнами. "Придется записывать еще одну книгу," — подумал он, и произнес рассеянно:

— А я вот Висенну видел. Только почему-то она не сказала: что же мне делать. В вашем мире.

Стурон снова взял чашку. Принялся помешивать и молчал долго. Наконец, ответил:

— Ты прикоснулся к великим вещам — настолько глубоко, насколько надо лично тебе, здесь и сейчас. Если будет нужно, тебе откроется больше. Верь.

— Но я не верю в бога!

— Мы с тобой не раз и не два говорили о богах твоего мира! Ты не веришь в образ, нарисованный на доске. В людей, которых ты по недоразумению называешь священниками. Которые лезут между верующим и господом, как резиновая вещица между мужем и женой. И нужны они для того же, для чего та резиновая трубка: получить от религии побольше сладкого, ни за что не отвечая при этом. Оградить человека от вспышки прозрения.

— Но ведь...

— Ты скажешь, что у каждой вещи свой смысл? Согласен.

"Фрейд отдыхает..."

— Тебе скажи... Ты великий смысл в подтирании найдешь!

— Хочешь? Я могу.

— Стурон!! Я просто боюсь смеяться так и над такими вещами! Может, я слишком воспитанный, а, может, слишком умный. Кто погрубее...

— Кто погрубее, вряд ли дошел бы до этого места в размышлениях. Свинью допускают к столу только в виде ветчины!

* * *

Вечтина закончилась позавчера. Теперь кормщик выдавал на день два больших сухаря, мерку воды и головку сушеного лука. По крайней мере, на лук это растение походило вкусом. И спасало здешних мореходов от того же, от чего и лук на Земле: от цинги.

Ладья скользила по синему морю; взлетали и падали длинные весла. Спарк греб на четвертой скамье от носа и чувствовал себя хорошо. Вчера корабли пристали к безлюдной плоской косе, сняли оттуда Майса. Ученик Лотана отправлялся за новостями, и вот вернулся. Гребцы немного поворчали, жалея, что кроме новостей Майс не привез свежего мяса, но больше для порядка: плавание только начиналось. Сухари еще не приелись. Да и рыбы всегда можно наловить, в конце-то концов.

Нынешний поход снарядили на юг. Спарк плыл четвертый раз. В первом плавании он больше свисал через борт головой вниз, страдая от морской болезни. Тосковал по зелью, которым Ахен приучил его к высоте.

Второй поход запомнился лучше: караван из двух десятков ладей напоролся на пиратскую галеру с Островов. Ладью Морской Школы повели далеким кругом, в стороне от схватки. Скоро все ученики оставили греблю, приложили руки к глазам и высматривали в дыму подробности. Юркие кораблики заходили с кормы или с носа — чтобы не попасть под громадные весла галеры. Кому удавалось проскочить под бушпритом и обойти трезубец носового тарана, забрасывали абордажные крючья. Метали на палубу и совали в уключины жирно дымящие горшки с маслом. Скоро галеру обложили со всех сторон. Рубили борта штурмовыми секирами, лезли на ванты. Похоже, рулевых перерезали, и большой корабль медленно, плавно поворачивался по ветру. Затем палубу словно осыпало искрами: сверкали под солнцем полированные щиты островитян... Кормщик опомнился, рявкнул, велел разобрать весла, и — навались, навались, земноводные! Без вас обойдутся! — уходить дальше, к цели путешествия. Позже узнали, что галера была взята со всем содержимым, и что десять из шестнадцати ладей при этом утонули. Выжившие с них вернулись на борту взятого корабля.

Перед третьим плаванием Ратин, Крейн и Остромов устроили знаменитый поход по бабам. Почти все Братство теперь обитало в Морской Школе города Маха-кил-Агра. Город был не сказать, чтобы огромный, но бойкий. Торговый, портовый, оборотистый. Девок хватало. Трое приятелей звали с собой и Спарка. Тот снова вспомнил Ирину. Подивился, какое бледное вышло воспоминание — рядом с живыми, быстроглазыми, веселыми девчонками здешних красных фонарей... Вспомнил, как уже ходил к шлюхам в ЛаакХааре — ничего, не стошнило! Головой покачал, поблагодарил за честь — и остался спать. А трое учеников погуляли крепко. Спарк потом долго подозревал, что Ратин или Крейн заливали нежданное горе или плохую новость — очень уж щедро летело золото; очень уж много было драк.

Рикард тоже по кабакам не пошел. Да и вообще, его в городе тогда уже не было. Олаус Рикард обитал теперь под Седой Вершиной. Может быть, даже в той самой комнате, где Спарк жил шесть лет назад. Решился-таки усатый стать магом. И закатили ему всем Левобережьем прощальный пир... только радость на том пиру была словно пылью присыпана. Смута в Бессонных Землях мало-помалу разошлась — но маги все еще посматривали друг на друг косо. И отдавать ученика из Школы в Академию... ну, неловко както выходило. Особенно, если припомнить, что этот самый ученик отправил в ссылку Великого Мага Хельви. Хотя и делал подножку от имени и по поручению Великого Мага Хартли, родного брата вышеупомянутого Хельви. Словом, мутное дело, и лучше его лишний раз не ворошить. А следы скоренько замести под половик.

Видимо, по этой же причине, Спарка и семерку побратимов сразу за отбытием Рикарда, перевели в Морскую Школу. На далекий-далекий южный край Леса. Туда, где вырос Великий Скорастадир; туда, где Лес встречается с Хрустальным Морем. Тоже своего рода ссылка, хоть и без охраны. Спарк было заикнулся: дескать, не захотим ехать, что тогда? Наставник Хартли улыбнулся грустно и ответил: "Ты можешь одну только вещь выбрать. Либо учишься у меня, либо нет. Учишься — делай, что сказано. Доверяй учителю." Проводник прямо кожей почувствовал, как захлопнулась позади незримая, непроходимая дверь судьбы. Ехать! Он все же хотел стать Опоясанным... а для чего хотел, кроме обычных выгод; что ожидал от Пояса для своего сердца, проводник пока не решил и сам.

И вот сегодня, улыбаясь хорошему дню, Спарк тянул весло: не руками, а спиной, как положено хорошему гребцу. Слушал Майса: даром, что ли, тот бегал за новостями на октаго пути к северу. Что должны были знать все, викинг давно рассказал. Теперь сидел на лавке и вполголоса делился известиями с северо-восточной окраины, важными только для Братства.

— ...На заимку ходили. Наши там уже хутор выстроили. Медведей подрядили пахать, представь зрелище! — ученик Лотана хмыкнул и потеребил косичку в бороде. Проводил взглядом береговые утесы, среди них приметный: высокий, гладкий. Местные так и называли: Точеный.

— Шен женился... — Майс помотал головой:

— Вот на кого бы не подумал. А ты что же? Не надоело по портовым шлюхам мотаться? Или у тебя за всю жизнь только одна девушка и была?

Теперь молчание длилось долго. Точеный утес полностью вышел из-за плеча, проплывал к корме. Спарк не пытался обернуться вперед, по ходу ладьи. Рано или поздно Красные Ворота все равно будут видны. Ответил между выдохами:

— Из тех... кого помню. Была... еще одна. Ирку вспоминал. Недавно. Бледное воспоминание. Сам удивлен. Эту вовсе... Не помню. Лицо... немного. Не имя.

Тут кормщик вытянул руку, забасил:

— Черные греби, синие табань! — и проводник послушно навалился на весло грудью. Ладью качнуло, повело. Справа над бортом распахнулся берег: высокие рыжие скалы, звонкий сосновый бор на кручах. Здешняя сосна от земной почти не отличалась. Точно так же пролезала в любое неудобье и росла везде и всюду. Может быть, миры сходятся и расходятся периодически. Может, когда-нибудь, во времена динозавров, Земля с Висенной уже встречались. Здешние моряки охотно и подробно описывают боевых ящеров Империи — далеко на востоке. Очень вероятно, что динозавры сюда перебежали с Земли; ну и семена сосны занесли, ясное дело...