| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Клаймич задумчиво меня рассматривал.
— Вы рассуждаете, Витя, как взрослый, умудренный опытом человек, всю жизнь работающий с эстрадой...
— Что-то подобное я частенько слышу от друзей... но все банально... Я не старый — я просто умный! — смеюсь.
— Да — вы умный, Витя. И если у вас есть столь далеко идущие планы, то я хотел бы в них принять активное участие. Я смогу быть очень полезным. — Клаймич улыбнулся — как-будто пошутил.
"Он боится отказа" — неожиданно понял я.
— А как же Эдита Пьеха? — сделал я недоумевающее лицо.
— А как вы думаете, Витя, у кого перспектив больше — у вас или у нее? — оправдывая национальность, ответил Клаймич вопросом на вопрос.
— У нее их нет. — я мило улыбнулся.
Клаймич хмыкнул.
— А у Сенчиной?
— Без моих песен — тоже... И она это знает. Сама почти сказала...
— "Почти сказала"... — задумчиво повторил Клаймич.
— Поверьте на слово — смысл был такой.
— Я верю. — отмахнулся Григорий Давыдович, — Просто выражаетесь интересно. Непонятно — но очень... понятно.
— Прям как вы сейчас! — не остался я в долгу.
Клаймич не отреагировал:
— Вы будете ей писать песни?
— Пока могут заставить — буду, потом — по ситуации.
Клаймич улыбнулся:
— Какой вы необычный и загадочный юноша, Виктор!
Я "показал зубы":
— Чем больше я вам буду казаться необычным и загадочным — тем меньше у нас будет шансов договориться.
Клаймич сразу сделался предельно серьезным, и опять "внутренне подобрался":
— Почему?! Объясните мне это, Витя, чтобы случайно не возникло недоразумений в будущем!
Я пожал плечами:
— Шибко умных никто не любит. Сначала я вынужден был притворяться в школе — потому что иначе просто били... — я криво ухмыльнулся.
В глазах Клаймича мелькнуло сочувствие. Думаю, музыкальному еврейскому мальчику в школе тоже периодически "отвешивали леща" его более приземленные сверстники.
Я встал со стула:
— Впрочем, эта проблема уже решена...
Я молниеносно пробил в пустоту "двойку", апперкот, и закончил резким крюком слева.
Клаймич от неожиданности вздрогнул. Я сделал вид, что не заметил.
— Взрослые тоже таких "умников" не любят. Но с ними ТАК проблему не решишь. Приходится продолжать притворяться. Казаться таким как все, таким, каким они хотят видеть "мальчика Витю". А вот с людьми, с которыми я собираюсь работать — я притворяться не хочу. И оправдываться не хочу за то, что я не такой как все!
Клаймич посмотрел мне в глаза, потом отвел взгляд и спросил, впервые обратившись на "ты":
— А ты собираешься со мной работать?
— Ну а зачем бы я иначе перед вами распинался, Григорий Давыдович?!
...Так или иначе, но "совещание за шахматным столом" завершилось в нашем номере знакомством с мамой.
Клаймич включил все свое обаяние (а включать было чего!), и я оглянуться не успел, как Григорий Давыдович уже звонил в ресторан "Жемчужины", сообщая, что "нас будет сегодня на два человека больше"!
— Мои друзья из Ленинграда — очень приятная семейная пара с дочерью — как раз сверстница Виктора, очень симпатичная девочка... И знакомые из Москвы — муж с женой, и тоже с дочерью... Ха-ха... Но та уже взрослая девушка — хотя тоже красавица! Ее мама преподавала сольфеджио у нас в консерватории, когда я учился. Мы, студенты, все тайно в нее влюблены были! Случайно здесь в Сочи встретились... Представляете — пятнадцать лет прошло, а узнали друг друга сразу! Сейчас ее супруг какой-то большой начальник в Москве. Рядом с вами тут живут, в санатории ЦК... На озеро Рица поехали, утром звонили... Сегодня ужинаем вместе, как вернутся. Там, в ресторане, сегодня будет отличное варьете! Вам обязательно нужно посмотреть. Уверен, что вам понравится!
Ну и всё в таком же духе...
Маме нравилась Пьеха, а у Клаймича был, наверное, не один десяток всяких смешных историй из жизни артистов. Так что тем для разговоров у них хватало.
Что характерно, обо мне Клаймич сам разговор не заводил. Я оценил.
Через некоторое время, убедившись, что "с крючка" мы уже не соскочим, Григорий Давыдович отправился восвояси. А у мамы начался суетный выбор туалета "для ресторана"!
Я проблему из "наряда" делать не стал. В это время джинсовый костюм одинаково престижен как для ресторана, так и для театра. Единственная проблема — я из него уже вырос! И если штаны нормально смотрелись с относительно высокими черными кроссовками, то рукава куртки стали безнадежно коротки.
— Зачем тебе куртка? Вечером не холодно. — резонно заметила мама, — Хоть и жаль вещь, но замечательно, что ты так вырос! Отдадим кому-нибудь — ты же совсем не носил этот костюм...
Но у меня возник другой план. Я вспомнил Роберта — барабанщика из ресторанного ВИА Завадского, и его джинсовую куртку-безрукавку. И пока мама выходила из номера, отхватил ножницами оба рукава.
Когда мама вернулась, ей только и осталось, что посмотреть на получившееся "безобразие" и вынести вердикт:
— А ты знаешь, даже неплохо получилось... Оригинально...
Покупку дорогих часов "за пятьдесят рублей" она тоже одобрила:
— Хорошие часы... Они теперь у тебя надолго!
"Ой, сомневаюсь!" — но я промолчал.
В "Жемчужину" мы приехали на такси к десяти вечера. По счетчику поездка обошлась нам почти в три рубля. Но три, а не десять! Хотя, как я заметил — водитель, который нас привез, не встал на стоянку вместе с "местными" таксистами, а тут же уехал. Мдя...
Клаймич заказал на наши имена пропуск, но я решил еще раз поиграть в "американца". Я — полностью в импортных шмотках, мама выглядит потрясно в своем бледно-красном костюме "Fabriqué en France" — почему не развлечься?!
— Мам, молчи и кивай... Попробуем пройти как иностранцы!
Бедная мама уже ничего уже не успевала ответить, поскольку мы были почти у входа.
— Я думаю, что хорошая погода продлится еще долго, а шторма в такое время года здесь редкость! — нахально "лепил" я по-английски, и встретившись глазами с охранником, бодро ему проорал:
— Hi!!!
Тот кивнул и отвернулся. Мы беспрепятственно прошли внутрь.
— И зачем ты людей обманул? У нас же должны быть заказаны пропуска! Кстати, что ты там говорил?!...
...Клаймич уже сидел во главе трех сдвинутых и сервированных столов, но из всех приглашенных мы пришли первыми.
Вот и славно! Мы выбрали места, с которых удобнее смотреть на сцену, а у мамы было время освоиться и осмотреться.
А "осмотреться" было на что! Ресторан был роскошный... Ну, по местным и "ныневременным" меркам... Круговое остекление, широкие панорамные стекла, "западный" интерьер, всякие "типа хрустальные" висюльки сияют электрическим блеском.
— В одиннадцать часов начнется представление ресторанного варьете. Я видел их в прошлом году — и представьте, Людмила Ивановна, впечатляет! Как мне рассказал метрдотель, они с этой программой ездили весной в Чехословакию — и получили там Гран-при. И это при том, что там участвовали французы и итальянцы...
Я перестал слушать светскую болтовню Клаймича, и по проторенному днем пути отправился в туалет... "попудрить носик".
Кстати, туалеты в "Хрустальном" неуловимо напоминали... метро! Просторный мраморный холл, яркий свет, стерильная чистота и гулко отдающие в пустоте шаги. Вся сантехника была исправна, и везде висела туалетная бумага. На стене около раковин были электросушилки для рук. Темой не владею — но наверное, сейчас это ультрасовременно!
На весь здоровый холл, кроме меня, тут было только два чувака в хороших костюмах и при галстуках. Явные иностранцы. Они сидели на небольшом диванчике, курили каждый по вонючей сигаре, и вели неспешную беседу о чем-то о своем...
Когда я вошел, они замолчали и проводили меня взглядами, видимо, не сумев идентифицировать. Зато когда я вернулся в мраморную курилку из непосредственно туалета, то один из них — в очках с тонкой золотой оправой — поприветствовал меня на английском:
— Привет!
— Salute. — вернул ему в ответ с улыбкой.
"Пиндос! С первого слова понятно..."
А вот они так и остались в "непонятках" — поэтому второй, с усиками "под Батлера", с любопытством начинает играть в "угадайку":
— Германия?
— Oh, nein! — отвечаю по-немецки, и смеюсь. Изнутри поднимается непреодолимое желание "отмочить что-нибудь этакое"...
— Британия? — включается в игру "очкастый".
— Нет. — я сама доброжелательность.
— Канада?! — азартная попытка "Батлера "
Мое лицо каменеет, и на нем появляется волчий оскал. От столь резкой перемены улыбки на лицах "пиндосов" тускнеют.
— Я из КГБ! Но те, кто это узнает — как правило, живут не дольше полета пули! — мой "американский" рык приводит их в состояние ступора.
Я медленно засовываю правую руку за полу куртки. Оба америкоса сопровождают ее завороженными взглядами, их лица начинают бледнеть.
Я выхватываю... пустую ладонь, и резко щелкаю пальцами. Сухой щелчок громко звучит в мраморном пространстве, отдаваясь в углах затихающим эхом:
— Я пошутил, джентельмены. Спасибо вам за столь увлекательную беседу...
Иду к выходу, а сам себя негромко и с удовлетворением информирую:
— Сделал гадость — день в радость. Мдя... А ведь верно!
...Уже подходя к нашим столикам, вижу, что народу прибавилось. Ко мне спиной сидят две женщины и мужчина.
Клаймич, заметив меня, начинает улыбаться, и дождавшись когда я подойду, встает и провозглашает:
— А вот, позвольте представить... Прошу любить и жаловать... Виктор! Очень одаренный и талантливый молодой человек!
"Нет!!! Ну что же это за "еb твою мать"?! Так уже даже не смешно..."
Два незнакомых лица мне улыбаются, третье аж посерело от... эмоций.
— Добрый вечер! — я само воспитание и дружелюбие, — Очень приятно познакомиться — Виктор!
Приятный мужик лет пятидесяти даже вежливо встал, здороваясь со мной за руку:
— Александр Павлович! Здравствуй...
— Очень приятно!
Я вежливо наклоняю голову, и перехожу к его жене — она, улыбаясь, тоже протягивает руку:
— Татьяна Геннадьевна!
— Очень приятно! — я галантно целую ее руку, вызывая одобрительный смех мужчин.
И... перехожу к следующему персонажу нашего... трагифарса!
"Персонаж" справляется с собой, как может...
Мне протягивают руку:
— Вера.
Я держу ее абсолютно ледяную ладонь в своей руке, и пристально смотрю ей прямо в глаза. Когда в них начинает плескаться откровенная паника, радостно восклицаю:
— О! Вера, здравствуйте! А мы с вами знакомы...
Я крепко держу ее ладонь, не давая вырваться.
— Вы меня не помните?! Вы брали у меня интервью в Ленинграде! Мама, Вера — это та корреспондентка "Комсомольской правды", статья которой тебе так понравилась!
Ладонь выпустил.
За столом завязывается оживленное обсуждение тем: "О как бывает!" и "Какой же ты герой!".
В этот момент подходят теперь уже ленинградские знакомые Клаймича. Начинается новая церемония взаимных представлений.
Естественно, когда собирается компания незнакомых людей, первым делом ищутся общие темы для общения. Тут такой темой, без всяких усилий, стал я. И наше "интервью" с Верой!
Кстати, Клаймич опять не обманул. Ольга — дочка у его ленинградских знакомых — и правда оказалась юной и весьма миленькой блондиночкой. "Няша", как будут называть таких лет через тридцать...
Раз я стал центральной фигурой разговора, то стоило себя преподнести в самом выгодном свете. О своем "подвиге" я скромничал. Зачем эта самореклама, если все что нужно, за меня рассказывает мама?! Мне стоит лишь бубнить фразы, типа: "Ну, мам... чего ты?!" и "Это никому неинтересно...".
Интересно! Еще как... Даже Клаймич, зная историю в общих чертах, слушал внимательно, и стал смотреть на меня с неподдельным уважением.
Когда за мое здоровье выпили уже второй раз, я посчитал, что дело сделано, и градус пафоса можно понизить.
Всем взрослым я уже однозначно нравился! Оля — та вообще пожирала меня восторженными глазами. Только Вера сидела, как будто "кол проглотила", бледная и неразговорчивая — но она отговаривалась тем, что устала с дороги.
Поэтому на слова Вериной мамы, что девять из десяти на моем месте просто убежали бы, я ответил:
— Я бы убежал — но ведь бессмысленно, Татьяна Геннадьевна. Если не убегать от маньяка — он будет колоть тебя ножом в бок. Если убегать — в боку будет колоть само по себе...
После этой фразы я с совершенно невозмутимым лицом принялся накладывать себе салат.
До первого "дошло" до Клаймича — он задергался и придушенно захрюкал, а вслед за ним "волной хи-хи" накрыло и всех остальных. Ну, кроме Веры... Она вымученно улыбнулась и опять уставилась на сцену, где шли последние приготовления к выступлению варьете.
Наконец зазвучали трубы и ритмично забили барабаны. В зале медленно стал гаснуть свет, и одновременно с этим увеличивалась яркость прожекторов, направленных на сцену. Неожиданно весь свет погас полностью. В ресторане повисла тишина — смолкли голоса, стих даже стук вилок и ножей.
Очень тихо, словно издалека, свое одинокое соло завел саксофон, и в медленно наливающемся круге света на сцене появился конферансье в смокинге. Негромко — словно делясь чем-то доверительным — он начал:
— Дорогие зрители. В этот прекрасный летний вечер, мы Вам расскажем совершенно удивительную историю, которая произошла в одном маленьком городе, где жили три лучшие подруги.
Саксофон продолжал свою грустную песню, и конферансье не меняя тона, повторил эту же фразу на хорошем английском.
Появился второй круг света, и осветил небольшую лавочку, на которой сидели три девицы в платочках.
Конферансье начал задушевно рассказывать, что эти три девушки никогда из своего городка не выезжали — но однажды они нашли на старом чердаке волшебный ковер-самолет, и полетели на нем посмотреть мир.
Дальше этот "острореалистичный" сюжет был построен вокруг экскурсионного полета "Кover Airlines" по странам и континентам.
Девицы прилетали на очередной континент, и местные аборигены танцевали им свои "песни и пляски народов мира". Ну а три подруги "на алаверды" исполняли что-то русское с элементами спортивной акробатики!
Музыка наяривала, костюмы менялись, барабаны барабанили, огоньки мигали, трубы дудели, девки прыгали и дрыгали ровными и прокачанными ножками, публика радостно хлопала и балдела...
Я сначала смотрел с интересом, но довольно быстро заскучал. Когда же наши русские девчонки в коротких юбчонках стали отплясывать канкан с пингвинами в Антарктиде, я решил, что пора "проветриться"...
Поскольку за столом все были поглощены происходящим на сцене, моему "дезертирству" никто не помешал.
Вначале я отправился к стойке бара, и на чистом "американском" с акцентом Восточного побережья заказал растерявшемуся бармену коктейль "Bloody Mary". При этом чуть не спалился — поскольку только в последний момент сообразил, что названия тех коктейлей, которые знаю я, могут ничего не сказать даже самому "продвинутому" бармену этого времени. Но спасительная красотка "Кровавая Мэри", вероятно, существовала вечно!
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
