Осколок империи

Если большая активность иностранной резидентуры, то много и агентов. Если много агентов — то их необходимо выявлять, тщательно отслеживая все телодвижения сотрудников посольства. Но не только. Требовалось изучать множество документов, в том числе доставляемых из за границы. Вот на этот сектор меня и посадили. Прочитать, изучить, сделать выжимку. По возможности добавить уже собственные выводы. Мрак и жуть, но никуда не денешься. Назвался груздем — полезай в кузов!

Однако, не все было так уж тоскливо и печально. Не стоило забывать о том, что нынешний французский посол, Жан Эрбетт, года до двадцать седьмого проводил по отношению к СССР довольно дружественную политику. Оно и неудивительно, ведь по время расцвета НЭПа у французских торговцев и промышленников были немалые интересы в стране советов, равно как и вложенные капиталы. Ничуть не удивлюсь, если сам посол имел с этого вполне определенный интерес. О, вовсе не обязательно грубый финансовый непосредственно от деловаров. Есть и другие варианты. Например, проталкивание карьерных интересов посла в обмен на определенные услуги тому или иному коллеге по дипкорпусу или кому-то из членов французского правительства. Клубок интересов, он часто столь запутанный, что при всем желании не разберешь истинную подоплеку.

Как бы то ни было, а до определенного времени — до момента, когда стали сворачивать НЭП, а заодно и интересы важных деловых людей из Франции — Жан Эрбетт был настроен благожелательно. А что такое благожелательность посла, на которую идет адекватный ответ? Это различные и довольно многочисленные контакты, всякие 'клубы по интересам' и общества советско-французской дружбы. Туда же стоит отнести визиты французских социалистов и просто политиков левого толка... В общем, у определенного круга людей, близких к делам разведки, была масса возможностей навести мосты и навербовать агентуру. И можете быть уверены, этими возможностями они пользовались с размахом.

Вот и сижу. Читаю, хм, всякое-разное, пытаясь выделить из откровенной 'навозной кучи' то самое жемчужное зерно. Хорошо хоть соседи по кабинету достались не слишком шумные, можно сосредоточиться, не отвлекаясь на посторонние звуки.

Кстати, о соседях. Их всего трое, хотя и сам кабинет не слишком велик. Да какой там велик! Маленький такой кабинетик, а мы в нем, как шпроты в банке. Добавь сюда еще одного человека с собственным столом и все, финита, пройти будет невозможно.

Вот, к примеру, главный в здешнем маленьком коллективе — Сомченко Руслан Борисович. Такой же сотрудник особых поручений, но кубиков в петлице два, против одного у меня. Да и лет ему что-то около тридцати. В ОГПУ давно, лет шесть, начал в самого начала, с агента третьего разряда, то есть, если по-старому, с младшего унтер-офицерского чина. Ну и за прошедшие годы упорно прогрызал себе дорогу к нынешнему положению. Всеми силами и средствами. Жёсток, жесток, уперт, но назвать его дураком было бы откровенным лицемерием А вот к моей персоне Сомченко относится крайне негативно, хотя и пытается это скрывать. Правда получается не очень.

Почему вдруг? Да все просто. Он начинал с нижней ступени, а я аж несколько проскочил. Потом университет и вообще образование... В СССР вообще, как я успел понять с самого детства, быть умным довольно опасно, если не умеешь хитрить и изворачиваться. Ну а получить клеймо 'интеллихента' — то еще сомнительное удовольствие. Классовая ненависть во всей красе обеспечена.

Впрочем, на меня этот штамп поставить сложно, я себя ставлю совсем по-иному. Знания — да. Какая-либо мягкость поведения — ни в коем случае. Да и подчеркнутая верность идеалам коммунизма — кушайте на здоровье. Этакий советский человек новой формации, о котором так любят порассуждать нынешние идеологи, не понимающие, что по мановению руки люди из грязи не поднимаются и уж точно не отмываются. А грязи было столько, что...

А, ладно, не о том речь. Важно другое — мои отношения с Сомченко все же достаточно приемлемые, чтобы тот не ставил палки в колеса во время работы. Хотя и помощи от него ну точно не дождаться. Хорошо, что мне от него ничего, по большому счету, и не надо. Кроме отсутствия вмешательства, которое и без того присутствует.

Ну и двое других чекистов, делящих с нами кабинет и в какой-то степени подчиняющихся даже мне. Петров Иван Александрович, агент первого разряда, то есть унтер-офицер самого высокого уровня. Прост как медный пятак, вполне доволен своим нынешним положением и причастностью к ОГПУ, никакого стремления двигаться дальше по служебной лестнице. Инициативы ноль, но приказы выполняет досконально и с крайним усердием. Ну и стоит отметить умение стрелять и бить морды всем, на кого укажут. Классическая грубая сила.

И последний, Халилов Магомед Гуссейнович. Как бы это про него сказать, чтобы четко и без слов малопристойных. Потрясающая помесь дуба и барана. Тупой, дурной и практически ничего ни в чем не понимающий. Доказательства? Да легко. Оказался в системе еще в девятнадцатом году, да так выше агента первого разряда и не поднялся. Хотя хотел, очень хотел, и желание это никуда не делось. Вот только даже по меркам страны советов Халилов был просто потрясающе туп.

Зачем его тогда вообще держали? Ну, помимо проверенности и уважения к стажу службы. Ответ был прост и... противен. Халилов был самым что ни на есть заплечных дел мастером, любящим причинять боль и умеющим это делать. Именно этим он и занимался, но поскольку официальной должности палача как-то не водилось, то числился он тут. Право слово, мне на него и смотреть то было противно. А приходилось разговаривать, временами улыбаться и вообще вести себя, словно рядом сидит обычный человек, а не садист, у которого руки в крови даже не по локоть, а по самую маковку.

И удивляться не стоило. Подобных среди чекистов хватало, в том числе и тех, которые являлись такими вот неофициальными палачами. И это считалось нормой, более того, нормой, получившей одобрение с самых верхов. Забавно, но даже некоторых большевичков еще во время гражданской проняло до печенок то, что творили и продолжали творить их опричники. Даже официальный документ был со словами насчет 'произвола организации, напичканной преступниками, садистами и разложившимися элементами люмпен-пролетариата'. Требовали даже упразднить эту структуру, как вышедшую за крайние рамки добра и зла. Естественно, этот отголосок человеческого восприятия мира остался гласом вопиющего в пустыне. Тем более, что глас этот исходил от бывшего имперского офицера Каменева, выпускника Академии Генштаба. Думаю, именно тогда то до него дошло, на чью сторону он перешел, кому помогал своим предательством. И все эти писки о недопустимости террора и кровавой вакханалии под руководством ЧК были... смешны.

Ах да, едва услышав подобные слова, тогдашняя 'несвятая троица', состоящая из Троцкого, Сталина и Свердлова, пользующаяся полной поддержкой самого 'вождя мирового пролетариата' Ленина, прямо заявила, что террор был, есть и будет, а ЧК вне любой критики. Самому же Каменеву и прочим, не до конца расставшимся с принципами, был сделан намек сидеть и не высовываться. А то ведь объявить человека врагом революции — дело легкое. Для пущей же убедительности вместе с самим 'не оправдавшим доверие партии' легко пустить в расход и членов его семьи. Так, для профилактики. После этого никаких протестов не было. Удивительно, правда?

* * *

— Все работаешь, Алексей? — врывал меня из глубин размышлений и одновременного чтения документов голос Петрова. — Скоро уж рабочий день заканчивается. А ты все за своим столом сидишь, даже взгляда от бумаг не оторвешь.

— Дел много. Больше половины бумаг на французском, а их так легко не прочитать. Да еще каждая мелочь может оказаться важной...

Иван лишь улыбнулся и, подвинув стул, присел. Бедная мебель протестующе заскрипела, поскольку почти сто килограмм Петрова были для нее не самым легким испытанием. А для меня в качестве испытания выступало немеряные любопытство и оптимизм чекиста, заодно с его желанием поболтать обо всем и ни о чем. А ведь приходится, с коллегами, тем паче находящимися в одном кабинете. Надо поддерживать хорошие отношения. Особенно сейчас, пока я тут еще новичок.

— И какие важные мелочи сейчас пытаешься найти?

— Наклевывается кое-что, — я изобразил взмахом руки нечто такое неопределенное, но Ване этого было мало. Понимая, что тот просто так не отцепится, пришлось прояснить. — Собираю данные о всех французских обществах, которые были в СССР, особенно здесь, в Москве. Потом, собрав все сведения, нахожу людей, которые были не на виду, но все же были. И затем уже пытаюсь отследить, кто и после охлаждения отношений с Францией, выглядит... необычно.

— Это как?

— А вот так. Новые должности, к примеру или усилившиеся влияние на месте работы. Может оно и само собой, а возможно и при помощи наших французских 'друзей'. Потом попробовать выявить какие-либо контакты... И если они есть, тобрать в разработку.

— Мудришь ты чего-то там. Сразу видно, что бывший студент, — отмахнулся Петров. — А вообще занимайся чем хочешь, главное, чтобы начальство не прознало. Крику будет!

Воистину, простота хуже воровства. Как будто начальство не знает, чем я тут занимаюсь? Это ведь те же Петров с Халиловым тут для 'подай-принеси-свободен'. Другие же занимаются той самой аналитической работой. перетряхивая тонны пустой породы для нахождения чего-либо ценного. И далеко не факт, что просмотрев одни и те же бумаги, разные люди сделают одинаковые выводы. Ведь тут многое от стиля мышления и талантов в области сыска зависит. А он в ОГПУ есть далеко не у всех, и это меня откровенно радует.

Звук открывающейся двери... Халилов приперся. И как всегда что-то жрет. Не ест, а именно жрет: с причавкиванием, непременной последующей отрыжкой и облизыванием пальцев. Животное, чтоб его! И ведь куда только в него такая прорва еды умещается? Сам довольно худощавый, невысокий, а все как в бездонную бочку проваливается

— Опять жрешь, Магомед? — фыркнул Петров, даже не глядя на коллегу. — Может тебе к доктору, чтоб он тебя на глистов проверил?.

— Сам ты это... глыст! Я этых докторов, еще тогда лэчил... Все они врэдители.

Выдав этот шедевр мудрости, уже неведомо какой на моей памяти, претендент на звание самого тупого чекиста года важно прошествовал к своему столу, где и затих.. Все правильно, пожрал, потом поспал, потом опять пожрал... и так далее. Обычный круговорот событий у низших жизненных форм. На Халилове можно не одну научную работу написать, вот только желающих почему-то нет. Больно нелицеприятное создание.

— Вань, а Руслан Борисович сегодня еще вернется или уже все?

— Я то почем знаю, — пожал плечами Петров. — Он мне не докладывает. Да и тебе тоже. Ушел по делам. Вернется, когда закончит. А что, сильно нужен?

— Да не то чтобы прямо сейчас. Просто кое-что интересное проступает насчет некоторых людей. Не хочу через его голову докладывать.

— Тогда да, тогда конечно. Товарищ Сомченко такое не любит.

— Такое никто не любит, — позволил я себе легкую усмешку. — Поэтому я и не собираюсь делать ничего такого. Все по закону, писаному и неписаному.

Петров понимающе закивал, после чего, увидев, что я вновь закопался в бумаги, отчалил к собственному столу. Не то чтобы работать, скорее просто подремать с открытыми глазами до окончания рабочего дня. Нутром чуял, что я его ни за новыми документами, ни в архив уже не погоню. Правильно чуял, сейчас мне только и оставалось, что подчистить кое-какие шероховатости. Да оформить докладную записку в максимально выгодном ключе. А потом сделать еще кое-что...

Вот и получилось, что спустя полтора часа после окончания работы я сидел в одной из пока еще многочисленных московских чайных, наслаждался здешним ассортиментом и... ждал человека, о встрече с которым договорился еще два дня назад. А сегодня лишь подтвердил, что никаких форс-мажорных обстоятельств не возникло. Имя же его... Ну да. тот самый Руцис Аркадий Янович, тесные отношения с которым были важным элементом разработанного плана.

Звонил я ему довольно часто. Встречи были более редкими и непериодическими, лишь по действительно важным, по его мнению, вопросам. Мне лишь оставалось подыгрывать в этом опытному чекисту. Ведя себя так. Как должна была вести моя маска. И вроде как получалось. Откуда уверенность? Да просто в противном случае у меня быстро бы нарисовались проблемы. Сначала в виде слежки, а потом... Мда, потом пришлось бы быстро исчезать, опережая приказ об аресте. Но пока что бог миловал. Надеюсь на то.

— Что-нибудь еще подать? — нарисовался рядом официант, стремящийся услужить человеку в форме ОГПУ.

— Пока нет. Позже — непременно. Жду человека. Как появится, тогда подойдете.

— Будет сделано-с...

Ага, понятно. Еще с тех времен персонал. Уж больно привычки и речевые обороты соответствуют. Хотя удивляться особо нечему. Обслуга, она такая, любые встряски без особых потерь способна пережить. Не вся, конечно, но тем не менее. Ведь новые 'хозяева жизни' любят кушать, как и прежние. А еще предпочитают, чтобы их обслуживали соответствующим образом, пусть он и далек от 'пролетарской солидарности'. Мда, забавно все же смотреть на происходящее несколько со стороны. Думаю, что схожим манером взирают на происходящее немногочисленные сейчас в стране советов иностранцы. Но есть и одно отличие. Им просто чудно и забавно видеть все это. У меня же улыбка — средство защиты от горечи при виде того, что стало с некогда прекрасной и процветающей Россией. Печаль и безнадежность — вот наилучшие эпитеты, приходящие на ум при взгляде на окружающую действительность.

Прибыл... Это я про появившегося Руциса. На сей раз не в штатском, а в форме, видимо, не из дома, а с работы. Мало того, наверняка еще с какого-то доклада или какого-то собрания, где необходимо быть при полном при параде. Обычно он форму не носит, потому как не любит. Считает, что незаметность лучше, чем вот такое вот внимание. Тут я не совсем согласен. Ведь все зависит от ситуации. Иногда лучше подавлять человека причастностью к столь серьезной организации с мрачноватой славой. Порой же лучше всего прикинуться безобидной кучкой ветоши. Подстраиваться требуется к ситуации, подстраиваться. Это все работающие в тайно й полиции знать должны. Впрочем, не суть...

— Аркадий Янович, — порывисто вскакиваю со стула, изображая на лице крайнее почтение и попытку вытянуться в струнку. Знаю, что это чекисту как бальзам на душу. — Разрешите...

— Не на службе, садись обратно, Лешенька, — а глаза довольные такие. Сколько уж лет прошло со времени гибели империи, а этот... чекист до сих пор наслаждается своим новым статусом. — Чайку бы сейчас, да со всем, что к нему прилагается.

— Будет!

Взгляд в сторону того самого, недавно подходившего официанта... Бежит, чуть пол не дрожит. Да и сам подрагивает заметно. Был в заведении один чекист, а сейчас уже два, к тому же второй в более высоком чине и важный до невозможности. Принял заказ, преданно смотря в глаза. Был бы хвост, наверняка бы вилял им из стороны в сторону. Лишь бы клиент был доволен. И, что характерно, все заказанное появилось на столе буквально через пару минут. Вот она. Любовь простого советского народа к чекистам, во всей красе. Только страхом попахивает и желанием оказаться как можно дальше от этих олицетворений карающего меча партии.