Мастер клинков. Книга 2: Клинок выковывается

— Это приказ! — прорычал я. — Мы сейчас в одном пешем переходе от нашего дома. Представьте, как скоро туда доберутся конные кочевники? Нужно любой ценой предупредить наших, даже если при этом нам угрожает гибель. Подумайте, что учинят кочевники, если нападут сейчас?

Гномы вздрогнули только от одной мысли об этом и слегка приподняли руки в знак согласия с планом.

— По моему сигналу, — повторил я и, наметив первую цель, бросился к нападавшим. Выбранный мною кочевник открыл было рот, чтобы воплем испугать меня, но тут же рухнул с пробитым горлом. Оглянувшись на гномов, я увидел, что они по одному исчезли в темноте.

Подхватив копьё, я бросился наутёк, но, едва выскочив из оврага, наткнулся на отряд степняков. Заметив меня, они с улюлюканьем подхлестнули коней и помчались ко мне. Сплюнув от такого невезения, я принял бой.

Мне повезло только в одном: на тренировках Рон учил меня противостоять в том числе и конным воинам, поэтому, зная, что слабое место всадников — это их кони, я старался атаковать в основном лошадей, не отвлекаясь на их всадников.

Лошадиное ржание разнеслось далеко в тишине ночи, когда я принялся, уворачиваясь от сабель кочевников, тыкать копьём в брюхо животным.

Кочевники быстро поняли мою тактику и разом бросились врассыпную, уходя от уколов копья. В центре круга, где я стоял, осталось лежать пять лошадей и два человеческих трупа. Пешие кочевники теперь полукругом подходили ко мне.

'Нужно прикрыть спину', — понял я, бросаясь в сторону, чтобы стать спиной к стене оврага. Кинувшегося мне наперерез кочевникова я сбил с ног, ударив его в живот тупым концом копья, и, пока не подоспели его собраться, прислонился спиной к тёплой стене оврага. Сердце было готово выпрыгнуть у меня из груди, а клейкие слюни трудно было сглатывать. Пока у меня было несколько секунд перед атакой, я постарался восстановить дыхание.

На помощь спешенным воинам кинулись их соотечественники, и когда передо мной оказалось четверо бородачей с лёгкими саблями в руках, я крепче сжал копьё. Всё остальное я вспоминаю с трудом, я даже особо не думал над тем, куда бить и как уклоняться. Тело действовало практически само, я только выполнял движения, которые мне казались верными. Скоро мне, как кипятком, обожгло бок, и я почувствовал, как потекло что-то тёплое. Удары сыпались один за другим, и вскоре я начал выдыхаться. Не помогало даже то, что я старался держать противников подальше от себя и не переходил к рукопашной схватке. Ещё одно неверное движение — и кончик сабли рассёк мне плечо, правая рука сразу обвисла плетью.

Вместе с вытекавшей из меня кровью я терял и силы. Удар саблей плашмя по голове положил конец бою.

Глава 3. Плен

— Гайсак, как там этот сын шакала? Не умер? Смотри, головой за него отвечаешь! — Резкий голос и рывок за волосы вывел меня из забытья.

— Да, мудрейший, слушаюсь, — раздался рядом ещё один голос, и голова моя ударилась о горячий конский бок.

— Дарек, куда ты смотришь?! — внезапно рявкнул первый говоривший, и я услышал удаляющиеся шаги.

Сначала я не понял, где я, голова гудела так, что мысли никак не могли собраться в одну кучу. Бок и плечо горели, при малейшем движении коня острые иглы боли впивались в меня.

Я осторожно открыл глаза и убедился в своем предположении: я висел, перекинутый через круп коня, мои руки и ноги были связаны кожаными ремнями.

Поняв, где я, сразу вспомнил обстоятельства, при которых угодил в такое положение.

'В плен попал, — констатировал я; следом пришла другая мысль: — Интересно, удалось ли гномам вырваться, или захватили и их тоже?'.

— Повелитель, чужак очнулся, — прозвучал ответ того, который откликался на имя Гайсак.

'Как, интересно, он догадался, ведь я всего лишь открыл глаза?', — слегка удивился я.

— Скинь его с лошади, мне хочется взглянуть на него, — послышался голос издалека.

Меня бесцеремонно спихнули, и я мешком повалился на землю — ноги и руки, перетянутые ремнями, затекли от долгого бездействия. Я открыл глаза и повернулся на бок. Рядом со мной стоял низкорослый кочевник в меховой шапке с наложенным поверху металлическим, остроконечным шлемом, и в стёганном плотном кафтане с нашитыми толстыми бляхами из нескольких слоёв кожи. Плоское лицо с небольшими усиками, узкие глаза внимательно наблюдали за мной, а в руке степняк держал изогнутую саблю.

'Стоит показывать, что я знаю их язык, или же нет? — гадал я. — По здравому разумению лучше, чтобы они не подозревали об этом, тогда я возможно больше узнаю о том, куда и зачем меня везут'.

— Ремни сними, — я обратился к нему на шаморском языке, — руки затекли.

От звуков моего голоса он сначала дёрнулся, но потом сплюнул и ответил на своём языке:

— И чего лопочет, шайтан его разбери, нет бы на нормальном языке говорил.

Мне почему-то сразу вспомнилась Марта и её отношение к другим языкам.

— Тупой, что ли? — я глазами указал на ремни и вытянул руки вперёд.

— Ага, разбежался, ремни тебе снимать, — оскалился кочевник, — нашёл дурака.

Он осторожно оглянулся, стараясь держать меня в поле зрения, и посмотрел на приближающегося к нам второго кочевника. По его горделивой походке, лучшей одежде и богато украшенному кнуту я понял, что это и есть тот самый господин.

Подошедший сначала разглядывал меня, а затем на ужасном шаморском спросил:

— Ты есть кто?

— Я есть слуга барона Максимильяна.

До полной ясности я решил оставаться скромной персоной: одежда на мне простая, украшений и документов нет, разве что копьё слегка необычное.

Кочевник хмыкнул и ударил меня кнутом. Я видел замах, поэтому подставил руку, поскольку эта паскудина метила мне в лицо. Руку обожгло болью.

— Когда с тобой разговаривает господин Шарек, ты должен кланяться и говорить 'да, хозяин', — торопливо произнёс первый кочевник, и вовсе не из-за заботы обо мне. Раз этот Шарек сказал, что он отвечает за меня головой, значит, так и было.

— Я есть слуга, да хозяин, — вежливо ответил я, стискивая зубы.

— Умный воин, мёртвый воин, — загоготал Шарек и уже на своём сказал Гайсаку, отвернувшись от меня, — будь внимателен, он умнее, чем кажется.

Я чертыхнулся, сукин сын провёл меня своей корявой речью, а вечная причина умничать в этот раз меня подвела.

Отвернувшись, он ушёл, а Гайсак распустил ремни и позволил мне размять ноги и руки. Я огляделся вокруг, мы были где-то далеко в степи и одни. Дав снова стянуть меня ремнями, я устроился, чтобы не тревожить бок и плечо, и заснул. Разбудил меня удар в бок, и сразу же за этим резкая боль в потревоженной ране, которая немедленно открылась.

Следом за первым ударом нанесли второй, а затем ещё и ещё. Я попытался откатиться, но удары настигали меня, а сверху я услышал гогот и свист. Удары прекратились, поэтому, покрутившись по земле, я взглянул на того, кто на меня напал. Наш бивак преобразился, теперь здесь повсюду виднелись люди и лошади, а в данный момент надо мной возвышались с десяток кочевников, которые, поигрывая кнутами, примеривались хлестнуть меня покрепче.

— Я так смотрю, ты хочешь стать почётным гостем на играх, Аслан? — раздался знакомый голос Шарека. При этих словах смех сразу прекратился, а кочевники убрали кнуты за спины.

— Твой брат мёртв, ты не можешь здесь распоряжаться, — выплюнул словами тот кочевник, который, видимо, и был Асланом. — Я не хочу тащить его на игры, я хочу отомстить за смерть друга.

— Может, ты хочешь поспорить со мной об этом? — Ледяной голос Шарека и звякнувшие ножны могли остудить любой пыл.

— Вожди нас рассудят, — проворчал Аслан, пряча кнут за пояс.

— Поэтому я и хочу, чтобы он был гостем на играх, — с тем же холодом в голосе сказал Шарек, — или ты сам можешь устроить это лучше?

Аслан ничего не ответил, кочевники нехотя разошлись, а Шарек, даже не удостоив меня взглядом, проследовал на своё место.

'Что ещё за почётный гость и игры такие? — задумался я, осторожно поворачиваясь, чтобы дать к ране доступ воздуха. Кровь вроде бы перестала течь.

Утром Гайсак перевязал меня и снова водрузил на лошадь. День предстоял быть длинным. На всём протяжении пути кочевники меня больше не трогали, хотя злобных взглядов хватало. Всю дорогу к своему пристанищу они обсуждали только предстоящие игры. Чем больше я узнал о них, тем больше мне становилось не по себе.

Оказалось, что эти игры проводят раз в три года и на них собираются все кочевые племена степи. В программу игр входят различные состязания, а также сражения рабов и публичные пытки. Воины горячо обсуждали, кто будет победителем в скачках, бое на саблях, в кидании аркана, стрельбе из лука и других дисциплинах, а также делали азартные ставки на то, раб чьего племени выиграет в этот раз.

О моей судьбе я узнал от того же Аслана, когда тот, покосившись на меня, поведал остальным, что в этом году его брат будет главным на пытках, и что я в качестве почётного гостя устрою всем отличное представление. Почему-то у меня не возникло надежды, что я буду наблюдать за пытками со зрительского места.

— Я считаю, что победит раб племени Гасана.

От нечего делать я продолжал вслушиваться в разговор степняков.

— Не спорю, шаман, конечно, силён, — ответил ему другой, подкручивая небольшие усики, — но орк Радира побеждает всех, особо не напрягаясь. Даже тот пират, с Вольных островов, ну помнишь, который год назад убил племянника Ростара?

— Конечно, помню, — подтвердил его собеседник.

— Так вот, даже он не продержался против орка больше трёх минут.

— Не знаю, мне кажется, шаман победит, — продолжал упорствовать его товарищ. — Он вообще не получает ран в боях.

— Да, жаль, что у нас нет ни стикийцев, ни нубийцев, — с сожалением заключил третий. — Я слышал, они страшны в драке.

Дальнейший разговор был мне не интересен, они перешли на женщин — кто кого, сколько и в каком количестве.

'Похоже, в нынешнем положении сбежать мне не удастся, — подумал я, снова проверяя крепость кожаных ремней. — Вариантов нет, нужно ждать удобного случая'.

Путь до стойбища занял неделю. За это время я узнал почти всё и о тех, кто меня вёз, и об их племенах, и о том, что они вообще делали в наших местах. Оказывается, они действительно узнали о нашем посёлке и собирались провести разведку, случайное столкновение ночью смешало их планы, да ещё я убил пятерых их товарищей, к тому же брат Шарека и возглавлял их отряд. Решив, что лучше всего вернуться за подкреплением, они повернули назад.

Самым неприятным было то, что я почти в точности узнал, что за игры такие, в которых я должен буду принимать 'участие'. Их придумали несколько столетий назад, чтобы помирить ряд кочевых племён, которые постоянно враждовали между собой. Вожди собрались и решили выяснять, какое из племён является сильнейшим в данный момент, не в кровопролитных воинах, а в состязаниях. Так и повелось с тех пор, что раз в три года эти соревнования проводились на территории сильнейшего племени, которое победило по количеству призов в прошлом состязании.

Самым удивительным для меня открытием было то, что все до единого кочевники считали эту землю своей, никаких гномов они не признавали и никаких договоров они не знали. Они жили сами по себе, на свободной земле. При здравом размышлении я признался самому себе, что король гномов, да и сами гномы немного лукавили, говоря, что удерживают кочевников в узде. Как пешие гномы могут запретить кочевникам перемещаться по земле, на которой никто не живёт?

'С этим вопросом нужно тоже разобраться, — подумал я, — если, конечно, выберусь отсюда живым'.

О том, что они увидели своё селение, я узнал сразу же: кочевники принялись вставать на стременах и оживлённо переговариваться, обсуждая, как обнимут своих жён или рабынь, а также что изменилось за время их отсутствия.

Степняков при въезде в границы кочевого посёлка радостно приветствовали, и отряд сразу стал распадаться на части — все разъезжались по своим жилищам, а меня, как добычу Шарека, Гайсак повёз к его юрте. Сбросив меня на землю, он гортанно выкрикнул.

— Эй!! Ты где, пёс шелудивый?!

Из большого шатра выскочил маленький чумазый мальчишка с толстым кожаным ошейником на шее, он подбежал к нам и бухнулся на колени.

— Да хозяин, слушаю вас, хозяин, — быстро забормотал он.

— Развяжи его, помой и накорми, чтобы к приходу хозяина был чистый, — распорядился Гайсак и ушёл к большой юрте, справа от той, откуда выбежал мальчишка. Я удивился, почему меня оставляют без присмотра, но виду не подал, с этим можно было разобраться позже. Мальчишка осторожно подошёл ко мне и, опасаясь дотронуться, спросил на плохом языке кочевников.

— Эй, ты? Ты слышишь меня?

Я посмотрел на него и ответил на шаморском:

— Ты кто?

Мальчишка перешёл на другой язык.

— А такой ты знаешь?

Я решил, что открыться мальчишке в знании другого языка не опасно, поэтому ответил на его языке.

— Да ты кто?

Мальчишка, услышав мои слова, радостно хлопнул себя по коленкам и умчался в сторону юрты, вернулся он скоро с полной миской какого-то варева. Поставив чашку рядом, он стал развязывать узлы на ремнях, быстро говоря при этом:

— Я Юс, меня пригнали сюда два года назад, а ты откуда?

— Я из Шамора, — ответил я. Освобождённый от пут, я лежал на земле и разгонял кровь в конечностях, вставать пока опасался.

— А я жил в деревне, там, — он махнул рукой в сторону севера, — далеко отсюда. А как ты попал в плен?

— Был бой, так и попал, — нехотя признался я.

От запаха еды я почувствовал себя ужасно голодным. Взяв чашку в руки, чуть не спросил про ложку, но подумал, что в устах слуги этот вопрос был бы не очень уместен.

Зачерпывая руками склизкую кашу, я стал есть. Она оказалась переваренной, к тому же в ней не было ни кусочка мяса. Стараясь не обращать внимания на сомнительный вид и вкус, я быстро затолкал в себя всё, пока меня не вырвало.

— Пошли, помоем тебя, пока хозяин не вернулся, — произнёс мальчишка и испуганно посмотрел при этом по сторонам.

Мытьё состояло в том, что мне выдали ведро и пригоршню золы. С их помощью и предстояло мыться, причём яма для воды была посередине селенья, поэтому мне пришлось раздеваться и мыться под пристальными взорами всего посёлка, в том числе и женской его части. Осторожно намочив тряпки, я с зубовным скрежетом и помощью Юса содрал их с ран и, помывшись, постирал не только их, но и свою одежду.

Юс, который ни на секунду не замолкал, засыпая меня вопросами, стал мне порядком надоедать. Закончив мытьё, я решил проверить, почему меня оставили без охраны. Напустив на себя беззаботный вид, я двинулся к концу поселения. Когда я поравнялся к крышей последней юрты, дорогу мне преградили две большущие собаки, которые оскалив клыки, внимательно смотрели за моими действиями.

'Ага, ясненько, — понял я, — но с двумя-то я управлюсь'.

Оглянувшись назад, я увидел, что за мной кроме собак наблюдают и другие глаза — десяток детей кочевников злобно зыркали на меня, прячась за ближайшими юртами.