Естественно, магия

Ещё одна тема — извилистость, загаженность, сажа в дымоходе, испорченность. Телепатка говорила что-то об испорченности, но точно слова не вспоминаются. Не удивительно, что она хорошо знает Письмо.

— Да что за настырная бумажка! — реставратор на полставки аж промахнулся киянкой, сделав избыточную вмятину, когда текст снова вылез. — Между прочим, — добавил Виктор, наставив обвиняющий перст на листок, — я привык читать с печатной страницы. Так что надо будет тебя перевести в компьютер, а... затем на принтер. Упс... — он потрясённо уставился на самовар, теперь лишённый чужеродных образов. — Да это же защита от копирования!

Посидев некоторое время без движения, пытаясь предположить, как вообще могут работать логические цепи в заклинаниях, Виктор отложил киянки. Логика должна как-то цепляться за... за мозг? Прошивать там дорожки, чтобы мысль шла по определённому пути? Но эта логика определяет движение магии, а не мысли. Да и нейронные связи из головы в голову по-разному складываются для одних и тех же образов. Которые, кстати, пока ещё не поименованы как энергия.

Откуда вообще вытекает магия? Люций говорит, что мы, маги, её только формируем. Но если происходит формирование, должно быть и взаимодействие. Так же как слесарь бьёт киянкой, и на ладонях нарастают мозоли, бицепсы, трицепсы всякие-разные, да и киянка тоже меняется: боёк мнётся, ручка полируется. В таком случае, магия действительно могла бы загадить, а то и сломать мага. Или есть только воз-действие мага, адепта магии?

Ветер пролетает через лес, роняет ветвь? Если древний маг здесь говорит о магии, а ни о чём другом он в Пи... в Записке и не говорит, то имеет в виду именно взаимодействие. И вряд ли он врёт или ошибается. Пределы сил и знаний Лиры ясны, Спящая Красавица о своих ограничениях сообщила и высоко оценила знания Люция. А каковы пределы Древнего мага? И почему он сбежал, оставив только Записку, которая двести лет дожидалась достойного последователя? Куда он сбежал? Зачем оставлять Записку мифическому ученику? Или у старика немыслимой силы предвиденье, и вот в одиннадцатом году второго тысячелетия, на рубеже лета придёт единственный, который.., например, спасёт всё неблагодарное человечество, всех осчастливит, установит вечный мир, уничтожив злобу и нечестие благой силой бензопилы "Дружба". Даже без бензопилы звучит достаточно глупо.

На другом конце коридора хлопнула дверь, затопали сандалии, скрипнули две половицы, начисто игнорировавшие проход Виктора. Открылась дверь в реставраторскую. Белкин вырядился сегодня в яркую безрукавку с рисунками на пляжную тему и бежевые брючки на подтяжках.

— Ну-с, как успехи? — с порога поинтересовался антиквар.

— Ожидается завершение восстановления изделия. — Можно было бы ответить, мол, "работаю, не видите что ли?" Но зачем грубить?

— Это, мой юный друг, техническая сторона вопроса, — тонко улыбнулся начальник. — А я про суть спрашиваю. То есть, про деньги. Ну, письмо там, самоварчик второй сыскать бы... М-м? — Андрей Аронович наклонил голову и прищурился.

— А, письмо... — Виктор остановил готовое сорваться с языка проклятие: мысленный шаблон ошибся и снова выпялил перед мысленным взором первую страницу! — Я записал всё, что нужно. Дядька из Тольятти по телефону не отвечал.

— Весь день? — удивился Белкин.

— Вчера утром.

— А потом?

— Я не звонил. — Виктор не мог до конца понять, чем же ему не нравятся подобные расспросы. Очевидно, что скрытое обвинение крайне несправедливо: он — как бы — не проявил усердия, я вас умоляю, в свой выходной-таки день! Но, наверное, более всего раздражала эта манера выражаться. Стоило начальнику заговорить, и разумные аргументы защиты тонули, в бессознательном согласии с обвинением! Виктор совсем уже собрался высказаться, но Белкин, всегда тонко чувствовавший собеседника, ответил:

— Зря. Впрочем, не обязан был... вроде как бы. Давай-ка нумерочек, — и он протянул руку, усаживаясь у стола с телефоном.

Виктор достал бумажный квадратик из нагрудного кармана, положил на ладонь с толстыми короткими пальцами, отставил в сторону самовар и приготовился слушать. Андрей Аронович прищурился, разглядывая листок.

— Две пятьсот? Хм, хорошая цена! — удивился антиквар. — Но от совершенства далека.

— Да? А что есть совершенство? — с ехидцей полюбопытствовал Виктор.

— Ну, например: "Да приезжайте и забирайте даром! Впрочем, нет! Мы сейчас сами привезём!" — любезно ответил начальник, набирая номер.

Оставалось только криво усмехнуться и покачать головой.

— Юрий, если меня правильно соединили? ... Нет, это магазин "Белкин" беспокоит по поводу самовара. ... На страничке в интернете объявление. ... Да. ... Цена? Я думал, кто-то напутал с кодом города! Две с половиной — это... ... Ах, так вы всё распродаёте! Быть может, ещё что-нибудь сыщете? ... Интересно, — сказал Андрей Аронович, лишив интонацию и намёка на интерес. — Вы знаете, у меня как раз имеется работа одного самарского мастера, которая...

Диалог затягивался: сидевший на том конце провода явно никуда не торопился, да и Белкин спешить не любил. В процессе разговора начальник сделал Виктору знак включить компьютер. Через три минуты фото мазни с плоским названием "Мост" отправилось в электронное путешествие.

Белкин положил трубку на аппарат через полчаса.

— Ну-с, мой друг, — начал он, потирая руки. — Это уже куда ближе к идеалу. Правда, поехать всё-таки придётся. Записывай, что тебе надо будет забрать. — И, дождавшись, пока Виктор удобно усядется на разбитом стуле перед монитором и клавиатурой, принялся надиктовывать. — Первое: самовар предположительно 1868 года, состояние, говорит, удовлетворительное. Значит, работы часа на два. Второе: шкатулка, полагаю, конца девятнадцатого века, дешёвочка, но приятно. Третье: пачка писем с Японской войны. Четвёртое: коллекция новогодних открыток времён Первой Мировой. Пятое: оклад "Троеручицы", серебрение, крашенное стекло или простенькие камушки, вероятно, середины девятнадцатого. Вот, собственно...

— Я потерялся, а "что в промен берёт добра"?

— Какие же мы невнимательные! — осклабился Белкин. — "Мост", друг мой! Таки мы наконец избавимся от этого хлама. Сними раму и сбей подрамник.

— Зачем подрамник-то трогать!?

— Потому что картина, что ты, конечно же, прослушал, "предназначалась на экспорт", — весело пояснил Андрей. — Запомни, кстати, этот моментик: отлично играет. Хотя, на деле, экспортировать... В общем, тебе и пытаться не стоит.

Год назад эту картину пьяненький и старенький Володя Васильев продал Белкину за семь сотен. Только что начальник, традиционно потиравший руки, подготовил всё, чтобы выручить около пятнадцати, а то и двадцати тысяч! Похоже на волшебство. Этой "магии" тоже неплохо бы научиться!

— А расскажите...

— Шум принтера и звонок телефона, да к тому же ты в выходной не дозвонился, — Белкин сложил руки на животе и с удовольствием пустился в объяснения. — Дело ясное: офис! Возможно, сделанный из квартиры, как у нас, собственно. Возможно, им досталась кладовка, от мусора из которой они и избавляются. Это я предположил только потому, что мне оно было бы полезно. И не ошибся — уже в который раз. Они, конечно, не знают реальной ценности этих вещей, но возможно им что-то надо! Юрий Степаныч ентот представился "Металлоконструкции, доброе утро". Продолжая догадки: им может понадобиться украшение в интерьер. Например, картина. "Металлоконструкции" и "Мост" неплохо сочетаются, не так ли? Продавать им рамку с подрамником не стоит, поскольку это опустит ценность картины в их глазах да и деревяшки нам ещё пригодятся.

— Классное надувательство! — поразился Виктор.

— Не без того, — начальник, без ложной скромности, кивнул. — И все довольны, что немаловажно. А за всеобщим удовольствием — будущее, то есть вторичные обращения, веерные договоры и, соответственно, деньги! Хм-хм... Ну-с, мне в издательство надо прогуляться. Доделай медяшку, возьми в тубус Володину мазню, и на сегодня ты свободен. — Белкин слазил в карман, выудил три пятисотки. — Вот тебе премия за нашу удачливость и денежка на проезд. Завтра чтобы в полдень был в Тольятти, а к четырём-пяти здесь. Езжай на электричке, — щука капитализма расплылась в улыбке, посмотрев на повеселевшего молодого окунька. — Теперь и ты доволен! Ну-с, всех благ...

И Андрей Аронович бодренько потопал из реставраторской.

Что нужно для такой лёгкости? Впрочем, сегодня Белкину действительно свезло. Его интересы и дела не ограничиваются антиквариатом, так что удачи в разных, скажем, отраслях подбрасывают его бизнес, как мячик. За три года только пару недель живчик-начальник сидел в депрессии, огрызался на вынужденно бездельничавшего Виктора да придирался к Наташе.

И как мило, что этот дядька делится опытом с подчинённым! Ведь мог бы убояться, как последний маг, что помощник наберётся премудрости да вдруг дёрнется своё дело открывать, создавать конкуренцию. Хотя, поле-то непаханое! За три года Виктор успел это оценить. Да и сотрудничать, буде случится у него желание, с давешним работодателем станет не в пример веселей, чем конкурировать и конфликтовать! К тому же это — дело не потоковое, не производственное, а личное. Это сувенирами торговать — много ума не надо...

Впрочем, то — дела простые, обычные. Они идут своим чередом, опыт складывается в копилку разума, преображается в возможность самостоятельного действия. Вот и пускай себе преображается потихоньку. Сейчас есть заботы поважнее.

Итак, Письмо. Лист послушно выполз и завис перед глазами. Как выйдешь из башни... Затасканный образ. Даже банальный: маг и башня. Кстати, как башни сочетаются с Гильдией? Маги-мастера сидят себе в одиночестве по норам и высям, а середнячки в тренировочных залах дрессируют молодняк? Чем-нибудь кроме отлова и обучения учеников Гильдия занимается? По идее, Гильдию можно бы сравнить с университетом или институтом. Но в науке главное не обучение, а исследование, изобретение нового, основанного на понимании сути явлений, или чего-то, углубляющего это понимание. По идее. А вот, например, Лира — не самый последний маг, надо полагать, — сути не понимает: ни заклинание изменить не может, ни объяснить толком принципы магии. Даже понять базовую инструкцию никто из магов не смог!

А вот Белкин разделяет технику и суть! И заботится о главном, зная, что с мелочами справятся помощники! Выкладки-догадки начальника придали мыслям Виктора детективную направленность.

И ещё: где они, гильдии да башни? Где грот безымянной Дремлющей Красавицы? Как же надо прятать строения, да и всю магическую активность, чтобы обманывать прогрессирующие средства обнаружения!? Загадка.

Только и остаётся, что предположить заговор. Осведомлённость правительств и служб всё бы объяснила. Правда, тоже как-то избито получается: "Грани" всякие там да "Секретные материалы", "министерства магии", опять же. Пошленько и не особо реалистично. Почти семь миллиардов человек обязательно наткнулись бы — хотя бы по нечаянности — на магов! Даже у Роулинг всё не так гладко случалось: то и дело приходилось рассказывать пытливым маглам про "взрыв болотного газа и свет Венеры". Правда, как простому человеку мага определить, пока он молнией не шибанёт? М-да. Оставим заговор молчания рабочей версией.

Плюс к тому, надо же контролировать магов. Чувствуя себя великим, легко свихнуться. И государства обязаны приложить руку к контролю за этой шебутной публикой.

И всё-таки, почему не подключаются современные методы исследования? Если старички да старушки всё делают, что характерно, по старинке, то другая часть заговора молчания — правительство — вряд ли махнёт рукой на отсутствие прогресса в таком серьёзном и по умолчанию перспективном деле как магия! Но никто не берётся за исследования всерьёз, иначе маги давно открыли бы тайны создания заклинаний! К примеру, укрепление безопасности и управляемости государств (чёму может оч-чень серьёзно поспособствовать магия) — первейший рефлекс всех властителей! Но маги так и топчутся на месте, ограничиваясь отловом способных мальчуганов, которые за них вытащат из Записки всё нужное и долгожданное.

Так что, если нет прогресса, то нет и заговора! По крайней мере, нет государственного контроля и осведомлённости. Но про секретные отделы по всякой паронормальщине не даром фильмы снимают. Магов необходимо отслеживать по малейшим признакам их активности. Они — и фактор нестабильности, и залог успеха. Следовательно, учитывая всё прочее...

Виктор похолодел. Заговора действительно нет, нет никакой договорённости между магами и властями! Значит, быть магом — вести скрытную жизнь запуганного существа, боящегося своей тени! Ой...

Возможно, он где-то и ошибся в своих выкладках, зная магию по тени от тени. Но тем скорее надо разобраться, на что же студента-филолога подписывают! Этот вопрос надо задать Лире как можно скорее: "Как существуют маги в обществе?" — и трясти её, пока не вывалится ответ!

Текст давно испарился с глаз, и вызывать его заново для разбора желания уже не было. Следующие полтора часа Виктор уделял внимание только полировке самовара, который чуть не уронил за размышлениями, сохранению целостности холста и аккуратности его упаковки в тубус. Все посторонние мысли он последовательно гнал прочь: пока не ясно главное, скороспелые предположения о мелочах могут всё испортить.

Выйдя из реставраторской, он застал Наташу в компании чайника, чашки и шоколадки.

— Уже уходишь, Белочка отпустила?

— В какой-то степени. Завтра в Тольятти ехать.

— Чайку для рывку? — чуть обеспокоенная нездоровым видом Виктора, предложила Наташа, привстав с кресла.

— Не, Наташ, спасибо. Побегу до хаты.

— Счастливый...

— Угу, — ответил молодой маг, подумав: "Это вряд ли".

Заряд бодрости, выданный телепаткой, таял: не самое большое количество физического труда, сидение в маленькой комнатке, но особенно взвинченность нервов — пожрали всё, быстро погружая испуганного ученика чародейки в туман и глухоту.

Добравшись домой, Виктор достал пельмени, вывалил в кастрюлю больше, чем обычно съедал за два раза. Сготовив, сожрал две трети. После чего решил отключить мозг от тоскливых метаний компьютерной игрой.

Перерыв на ужин он сделал в девять вечера. И через пять минут снова отгородился монитором от пугающего мира.

Решив не рисковать бессонницей от перевозбуждения, он в третий раз в жизни принял таблетку снотворного. И только основательно за полночь лекарство победило взвинченность и отправило Виктора в беспамятство.

8. Взрывы.

— Нет, это безобразие! — добрался сквозь муть в голове голос негодующей наставницы.

"Красавчик, подъём! Мамочка сердита!"

Виктор поднялся на ноги. Дохловатенькие ножки, следует отметить, трясущиеся и замедленно реагирующие на приказы. И она туда же! Он виноват в своём состоянии!? Пёс знает, что творится с организмом.