Край непрощенных - Роман закончен

Вернувшись к уже разведенному костру, разведчик обнаружил, что немец исчез, а дверь на первый этаж приоткрыта. Макс, впрочем, вскоре вернулся с двумя упаковками минералки и ящиком абсента.

— Ты мне хорошую мысль подал, — сказал он, — я тоже помоюсь как следует.

— А абсент тебе зачем, если он не пьянит?

— Зато горит. У нас на двоих меньше двадцати патронов, а путь к лагерю неблизкий. Тут можно встретить и кого похуже мертвецов с людоедами.

— Например?

Макс направился за стеллажи, прихватив с собой минералку, и бросил, не оборачиваясь:

— А ты думаешь, города эти кто строит?

— И?

— Строители — так их называют. Еще их зовут джиннами, демонами, чертями, тенями — пожалуй, наиболее верно последнее, потому что это определенно не черти, на демонов не похожи, желаний не исполняют. Представь себе тень, которая обрела объем — абсолютно черная, только глаза светятся.

Из-за стеллажа послышался звук льющейся воды, Макс принялся под нос бубнить себе песенку, в которой Кирсан с удивлением узнал 'Der 'Warjag'' . Еще больше его удивило то, что он услышал немецкую речь. Стало быть, ругательства и песни не переводятся, а слышатся, как есть. Мысль о том, что слова немецкого языка мистическим образом слышатся ему как русские, уже не казалась чем-то невозможным. Во всяком случае, ничуть не фантастичнее, чем ожившие мертвецы или невесть откуда взявшиеся 'тигры', Б-17, 'Фантомы' и МиГи.

Поев и согревшись, уставшие беглецы улеглись спать на полу, поскольку пригодной мебели не нашли. Постелили тряпья, которое поцелее, укрылись таким же, благо кожаная и шерстяная одежда пострадала мало.

— Ты, главное, винтовку и пистолет держи так, чтобы нельзя было у тебя их вытащить — она ведь может попытаться нас перебить, — предупредил Макс.

— С чего бы вдруг? — насторожился Кирсан. — Мы же ничего дурного ей не сделали, напротив, жизнь спасли.

— Спасти-то спасли, вопрос, который она себе сейчас задает — зачем? У человека, которого ты не понимаешь, только два применения. Рабство и мясо. Есть мы ее не станем, но попробуй ей это скажи.

— Должен быть способ. Надо найти бумагу и карандаш, и...

— Эх, русский, русский, умный и находчивый ты наш, — грустно вздохнул Макс, — беда твоя в том, что всех остальных дураками считаешь. Такая идея пришла в головы миллионам до тебя и придет еще кто знает скольким миллионам после. И уж конечно, тот, кто всем тут заправляет, этого не предусмотрел, ну а как же! Буквы она не разберет. Рисунки рисовать будешь — не поймет. Все, что остается — это примитивные жесты. Палец к губам, поднятые руки — это всем понятно. Что посложнее — никак.

Отдых прошел без событий. Кирсан проснулся, как обычно, в состоянии человека, которого мучили не только свои кошмары, но и чужие: немка тихо всхлипывала во сне, Макс твердил что-то о танках, причем по-немецки. Слова, сказанные во сне, стало быть, тоже не переводятся, переводится лишь то, что человек осознанно пытается сообщить.

Наутро — хотя какое, к едрене фене, утро, все те же мрачные сумерки снаружи — все трое подкрепились мерзким печеньем и гадким шоколадом и запили затхлой водой. Еда гаже некуда — но питательность никуда не делать.

— Надо спуститься вниз, поискать чего-то нового, — предложил Кирсан, — на печеньках и шоколаде далеко не уедешь, нам ведь нужны витамины, жиры, белки?

— Конечно, нужны, — согласился Макс, — именно потому с ними проблемы. Свежего тут ничего нет. Просто нет — сгнило вчистую. Из консервов — про мясо и рыбу забудь. Вероятность подхватить ботулизм или, если повезет, пищевое отравление попроще весьма велика. Соки давно забродили, чай — труха. С правильным здоровым питанием тут большой напряг, так что я не советую тебе жить дольше, чем шесть-восемь месяцев. Даже те ловкачи, которые умудряются уберечься от насильственной смерти, живут год-полтора и умирают в муках. Нельзя обмануть систему. Давай, умный русский, угадай, какая именно категория местного населения живет дольше всех?

— Откуда я могу это знать? — пожал плечами Кирсан.

В глазах немца появилась насмешка:

— Ты же говорил, что вы все умные и сообразительные. Тебе от меня уже известно все необходимое, чтобы логически вычислить, кто в аду живет дольше всех между смертями. И еще маленькая подсказка: ты должен хорошо знать историю Германии.

Разведчик принялся прокручивать в голове все диалоги с Максом: было бы здорово поставить немца на место, не кулаком — так умом. История Германии — значит, до сорок четвертого года. Дольше всех живут ловкачи, которые доживаются до кончины от неправильного питания... До мучительной кончины. Это может быть кто угодно, достаточно везучий, но, исходя из слов собеседника, есть отдельная категория, которая чаще умудряется настолько долго протянуть... Так. Вчера — ну или точнее, до сна, не существует 'вчера' там, где не бывает смены для и ночи — он упоминал, что по уготованной участи узника можно определить, чем тот нагрешил... Умереть в муках от неправильного питания... Есть. Эврика!

— Рискну предположить, что это медперсонал немецких психиатрических лечебниц и других заведений, где неполноценных пациентов убивали неправильным питанием типа безжирной диеты.

Макс удивленно приподнял брови:

— Браво. Не думал, что догадаешься.

— Знай наших, — небрежно бросил в ответ разведчик.

Несколько часов они потратили на изготовление бутылок с зажигательной смесью из абсента и поясов для ношения своего импровизированного оружия. Немка все это время спала: блуждания по болотам вымотали ее, непривычную к суровым солдатским будням, сверх всякой меры, так что дополнительный отдых пришелся как нельзя более кстати.

— А как строители строят города? — поинтересовался между делом Кирсан.

Макс задумался, заталкивая в горлышко бутылки тряпичный фитиль, потом сказал:

— Представь себе, как здание приходит в упадок, начинает разваливаться, затем от него остается лишь груда обломков, а в конце все это уходит в болото. Если бы ты снял этот процесс на кинематограф, а затем прокрутил ленту в обратном направлении — то имел бы примерное представление. Правда, увидеть этот процесс и остаться в живых очень трудно: строительство окутывает очень густой туман, чтобы видеть, надо находиться прямо на месте. Беда в том, что сам туман стройки ядовит, без противогаза там долго не протянуть, от силы три-четыре часа. Вторая проблема — сами строители.

Тени поднимают город из праха и болота, затем он стоит некоторое время — несколько лет по местному исчислению — а затем законы ада берут свое, происходит обратный процесс упадка, тления, разрушения. В самом конце в городе вновь появляются Тени, чтобы ускорить последний этап — и горе тому случайному мародеру, которому не повезет им попасться. Этот город вскоре тоже исчезнет — есть шансы напороться на его строителей.

— Что они делают?

— Мало кто знает это. Те, которые погибают в объятиях Теней — возрождаются без памяти, забывают все напрочь, даже если они были помнящими. Существует мнение, что они портят наши души, превращают в демонов. Люди, принявшие смерть от Тени хотя бы пару раз, обычно становятся изгоями на десятки лет. Говорят, в людоедов и прочих 'внештатных сотрудников' ада превращаются тоже вследствие порчи. Хотя с людоедами как раз все намного проще и прозаичней.

— Поиск хоть какого-то удовольствия?

— Точно.

— Убитый людоед становится при перерождении снова нормальным?

Макс медленно покачал головой:

— В том-то и дело, что нет. Все людоеды — помнящие, им нельзя устроить то, что Святой называет 'обнулением'. То же самое касается и других нездоровых личностей... Каннибалы, маньяки, шизофреники — они тут уже не заключенные, скорее сотрудники, помогающие наказывать остальных добровольно, с радостью. Те людоеды, которые напали на селение, где нас держали — это орда, которая кочует между островами и вырезает всех остальных.

— Острова?

— Так условно называют места, заселенные людьми, вроде этого, где мы с тобой. На нашем острове — три крупных города, в двух из которых живут люди, несколько городов поменьше, а также мелкие села. Особо отчаянные умудряются отстроить поселения прямо в болоте. А вокруг всего этого — обширные пустоши, которые невозможно пересечь. Тут это болото, в других местах — ледяные просторы, безводные пустыни и так далее. Собственно, вот и ответ на твой вопрос, почему здесь так мало людей, если это ад. Пределов сего мира не знает никто, и таких 'островов' может быть как угодно много.

Кирсан обдумал услышанное.

— А откуда известно про другие места, если пустошь нельзя пересечь?

— Если ты дойдешь до некоторой границы 'острова', двигаясь от центра на условный север — попадешь на противоположную, южную сторону границы и, продолжая двигаться по прямой, опять выйдешь к нашему острову. Но есть некоторые люди, их называют болотоходцами. Они способны при определенной доле везения перебраться с острова на остров. Говорят, такое под силу лишь тому, у кого в душе — теневая порча. Так вот, орды каннибалов обычно кочуют по островам благодаря проводникам-болотоходцам, питаясь по пути слабейшими из своего числа.

— Хм. Если разбить орду — людоеды возродятся там же, где были убиты?

Вогель покачал головой:

— Нет. Каждый появится в своем, так сказать, порту приписки. И при первом же случае примкнет к новой орде. Каждая орда состоит из выходцев с разных островов, их объединяет только жажда крови и мяса.

— Получается, тут Тени заправляют вместо чертей?

— Не думаю. У них нет власти за пределами ими же созданных городов, и то, они присутствуют в них только во время стройки и в самом конце. Святой называет их субподрядчиками. А присматривает за ними Наблюдатель.

— Вот оно как, — с интересом сказал Кирсан, — а можно поподробней с этого места?

Немец усмехнулся:

— Да не вопрос. Те, которые его видели, говорят, что это тип с костлявыми руками, в капюшоне, под которым чернота и не видно лица, и сутане типа монашеской, под которой нет ног. Он так и висит над землей. Самое примечательное — при нем есть Гроссбух, в котором можно прочесть все про свои грехи.

— Чем дальше, тем интересней. И как заполучить этот... Гроссбух? Украсть?

— Зачем украсть. Он дает почитать всем желающим, которые сумеют до него добраться. Наблюдатель безобиден, в отличие от Теней, но, к сожалению, не отличается общительностью. Он здесь вроде инспектора, следит, чтобы тут все происходило согласно плану. Чей это план, кто тут главный — Наблюдатель не скажет.

Когда работы по приготовлению оружия были завершены, Макс сказал:

— Значит, делаем так. На первом этаже зомби по меньшей мере сорок, я их видел, когда ходил за водой. Может, больше. Прямо сейчас все они прямо под нами, точнее, под тобой и твоей подружкой, которые из них чьи — сами уже разбирайтесь. Я спущусь осторожно вниз, чтобы не привлекать их внимания, осмотрюсь и подам сигнал — свистну. Вы должны будете быстро добежать до лестничной клетки и спуститься. Я, если что, прикрою. После этого делаем ноги и не останавливаемся, пока не доберемся до нашего поселка, впрочем, главное — выбраться за город, там мертвяки за нами не погонятся.

— Ты уверен?

— Разумеется. Мертвецы никогда не встречаются за пределами городов.

Кирсан чуть подумал. Город ведь не тот, где их с Игнатом подстерегла засада.

— Постой, Макс. Меня схватили не здесь, в другом городе, не таком заброшенном, как этот. И зомби, которые за мной гонялись, были там. Получается, в каждом городе есть кадавры, которым я чем-то не угодил?

— Странный ты парень. Я ведь уже говорил тебе — это мертвецы, умершие от твоих рук. В какой бы город ты не входил — они уже там и ждут тебя.

Разведчик покачал головой:

— Не может такого быть. Это какая-то ошибка.

— Буди свою подружку, — сказал Макс повернулся и пошел к лестнице, отодвинул баррикаду, затем обернулся: — я тебе секрет открою. Все так говорят поначалу — что это ошибка. Что они не должны были попасть в ад. Я и сам так думал. Но — нет никаких ошибок. Увы и ах — тот, кто выносит нам приговоры, всеведущ и непогрешим.

* * *

Все получилось по плану: они выбрались из здания, опередив мертвецов на десять метров, и принялись увеличивать разрыв. Макс сказал, что дорогу знает, главное — пересечь город теней, ни с кем не повстречавшись, а потом лес и болота, благо, подходящей одеждой разжились. Двенадцать километров до следующего, нормального города, где Кирсан повстречал Святого, а там уже и аванпост, и до поселка рукой подать.

Что было не очень хорошо — кадавры оказались резковаты на ноги, они, шатаясь и хромая, гнались следом, и чтобы не дать себя догнать, приходилось шагать энергично.

Кирсан оглянулся через плечо. Что ж их так дохрена-то? Всеведущ и непогрешим, да? На его, Кирсана Ладынцева, руках — оппа, вот и фамилия внезапно сама собой вспомнилась — нет столько крови.

Впереди внезапно показалась человеческая фигура, за нею еще две. Сгорбившиеся, ссутулившиеся люди в лохмотьях наподобие монашеских сутан медленно шли навстречу по улице. Оружия вроде нет, но у того, что в центре — жердь с поперечиной типа креста. Инквизиция, что ли? Макс не стал сбавлять шаг, разведчик шел рядом, на всякий случай закрыв собой немку, которую вел за руку, большим пальцем взвел курок пистолета. Он уже собрался было предупредить монахов, но передумал: шаркающая походка покойников сквозь туман слышна очень хорошо, они и так знают.

Вблизи троица произвела очень тягостное впечатление. Безучастные, посеревшие лица, губы, беззвучно шевелящиеся в молитве или причитании, погасшие глаза. Двое дрожат, но тот, что в центре, производит впечатление непоколебимости.

— Там целая толпа сзади, — бросил им Макс, проходя мимо.

Кирсан, разминувшись, обернулся. Все трое медленно шли навстречу выплывающим из тумана зомби, и разведчик расслышал слова псалма.

— И когда пойду я долиной смертной тени, не убоюсь зла, потому что Ты со мной...

— Твой жезл и Твой посох — они успокаивают меня, — подхватили молитву двое других, и затем три голоса окрепли, звуча как один: — Ты приготовил предо мною трапезу в виду врагов моих...

Разведчик окликнул Макса:

— Мы разве не поможем им?

— Мы не можем им помочь. Никто не может.

— Но они же собираются...

— Они собираются сделать не то, что ты подумал.

Кирсан оглянулся снова как раз тот момент, когда трое странных монахов бросились вперед, в самую гущу шагающих мертвецов, сбив нескольких с ног. В следующий момент вся толпа набросилась на них, похоронив под грудой разлагающихся тел. Послышались душераздирающие крики боли. Немка подавленно всхлипнула.

— Шире шаг! — прикрикнул Макс, — мертвяки не будут заняты вечно!

— Пресвятой боже, — выдохнул Кирсан, — какого хрена тут происходит?! Они сами ломанулись прямо в толпу!

— Страдальцы. Самая распространенная тут религия, если можно так это назвать... Они верят, что каждому отмерено определенное количество страданий в наказание за грехи, и смысла оттягивать неизбежное нет. Чем быстрее изопьешь свою чашу до дна, отмучишься, сколько положено, тем быстрее станешь свободен...— немец остановился, оглянулся назад, где уже стихли звуки борьбы и крики, и в его глазах вновь появились бесконечные тоска и отчаяние: — завидую им. У них хотя бы осталась вера. Они коротают вечность в страданиях, куда больших, чем другие, но с надеждой в сердце...