Окно портала бесшумно закрылось за спиной доктора философии, магистра искусств преподавателя Парижского и Оксфордского университетов, Роджера Бэкона, когда-то заключенного в тюрьму за занятие черной магией. Манфред Стронгхольм, глядя на гладко выбритого крепкого старикана, на мгновение припомнил, как сотни лет назад, усыпив тюремщиков, вынес изможденного бородатого старца из темницы.

В руках Бэкона появился потертый портфель. Открыв его, он вывалил на стол гору документов, и, взяв верхний из них в руки, заговорил.

-Господа и дамы, вникнув в просьбу нашего уважаемого главы, я, воспользовался компьютером, чтобы математически подтвердить свои выводы. Хочу сказать, что предположения, высказанные в гипотетическом виде, полностью подтвердились.

Когда в 1673 году я впервые получил вещество, лишающее одаренных людей передавать свой дар потомкам, было абсолютно неясно, как оно работает. Почти триста лет исследований ничего не дали. Только в последние двадцать пять лет, я вместе со своими помощниками смог понять механизм воздействия зелья. Как уже пояснял княгине, абсолютно случайно, мне удалось провести мутацию вируса гриппа, после чего мутировавший агент приобрел необычайную стойкость во внешней среде и еще большую контагиозность, т.е. способность передаваться от человека к человеку. Поскольку при заражении никаких симптомов болезни не возникало, до этого вируса никому не было дела. Однако фатальные изменения генома человека происходят, вследствие чего Дар по наследству не передается, как и не может возникнуть спорадически.

Однако проведенные подсчеты показали, что все же в очень редких случаях, возникновение источника может произойти в одном случая на двадцать миллионов родов. Именно поэтому, наш факультет мог работать все это время, получая в год двух-трех одаренных. Что же касается этого года, когда мы обнаружили десять одаренных, думаю, что дело в резко усилившемся приросте населения. То есть больше становится самостоятельных мутаций, ведуших к образованию источника. И, боюсь, что в ближайшем будущем их число будет нарастать по экспоненте.

Бэкон прекратил говорить, и ненадолго в кабинете повисло молчание. Впрочем, вскоре оно было прервано княгиней. С легким оттенком пренебрежения она обратилась к одаренному третьего ранга, каким являлся Бэкон, несмотря на свой мощный аналитический мозг.

-Э ээ, магистр. Не могли бы вы расшифровать слово экспонента? Мне оно непонятно. Заранее вас благодарю за выполнение моей пустячной просьбы.

В ответных словах Бэкона яда было не меньше. С грустным видом он посетовал на то, что, одаренные больше полагаются на мощь источника, и не уделяют достаточного внимания научным дисциплинам. Остальные присутствующие особо не прислушивались к этому разговору. Сейчас они оживленно обсуждали между собой услышанную новость. Сам Манфред также спокойно воспринял нарушение хода собрания и, отойдя в сторону, разговаривал с Рейнолдсом Ругером.

Беседа Бэкона с княгиней закончилась, как обычно. Он быстро разложил файлы с документацией на столе по числу присутствующих, затем открыл портал в свою лабораторию и с громкими проклятьями скрылся в ней. Княгиня же с гордой улыбкой победительницы оглядывала опустевшее поле битвы. Случившееся, однако, никого не заинтересовало.

К такому исходу беседы все привыкли, за последние лет сто она по-другому не заканчивалась.

Стронгхольм уселся на место и постучал карандашом по столешнице.

Разговоры мгновенно смолкли, и в кабинете опять наступила тишина.

-Господа и дамы,— негромко сказал председательствующий, — я надеюсь, вы внимательно изучите документы, подготовленные нашим аналитическим бюро, через месяц жду от вас достаточно аргументированных соображений по данному вопросу. А сейчас мы послушаем уважаемого доктора Кестенберга. Он доложит нам свои соображения по принятым на подготовительное отделение одаренным детям.

С последним отзвуком этих слов в кабинет зашел Герхард Кестенберг, по привычке расчесывая непослушные волосы. Встав у стола, он спрятал расческу в карман и как школьник, вопросительно посмотрел на Стронгхольма.

-Мы слушаем вас профессор,— мягко сказал Манфред одному из своих лучших учеников в двадцатом веке.

-Господа и дамы,— привычно начал профессор. — В этом году по стандартной процедуре принято двое учеников — дети наших сотрудников. Пять остальных обнаружены поисковыми службами. Двое из них привлекли внимание необычайно высоким уровнем наполнения накопителя, и так, как в моей практике такого еще не случалось, я сообщил об этом случае уважаемому герру Стронгхольму.

В чем необычность случая,— прервала докладчика княгиня, — ведь подобные ситуации бывали и ранее.

— Конечно, княгиня,— Кестенберг вежливо поклонился, обращаясь к ней. — Только сейчас у обоих испытуемых обнаружен диссонанс между слабыми источниками и большим отбором пси-энергии в накопитель.

-Такое может случиться, если одаренный пользуется каким либо силовым полем, маскирующим источник,— задумчиво произнес Ругер.

-Ну, что вы, — возразил Кестенберг. — Неужели я не заметил бы такого поля. Это же всего лишь мальчишки, не подозревающие, каким драгоценным даром владеют!

-М-да, я вынужден с вами согласиться,— сказал Ругер. — Действительно только длительные тренировки могут помочь в овладении такими возможностями пси. Может, вы подробней расскажете об этих ребятах, я, к своему стыду, не уделил должного внимания их биографиям.

— Конечно,— ответил Кестенберг.— Сейчас зачитаю все, что имеется в сопроводительных формулярах.

-Русский! — раздался общий вздох, при первых словах профессора.

-Как же так, магистр? — возмущенно воскликнула княгиня, обращаясь к Манфреду. — Помните, когда в Москве был предательски убит, расчленен наш соратник талантливейший одаренный, Яков Брюс, вы первым предложили испытать зелье Бэкона на этих несносных славянах. Зачем повторяете свои ошибки, неужели нельзя просто устранить этого мальчишку и избавить нас от размышлений, что с ним делать дальше.

Манфред смотрел на беснующуюся княгиню и вспоминал далекую осень 1704 года. Ассамблею в Санкт-Петербурге в роскошно обставленном деревянном дворце Меньшикова. Еще совсем молоденькая княгиня Монте— Текро напропалую кокетничает с потомком его друга и соратника Эдуарда Брюса короля Ирландии и магистра ордена Тамплиеров, Яковом Брюсом. Из темного угла залы, плохо освещенного свечами, за ними ревниво следит Маргарита Мантейфель, жена Брюса, от женитьбы на которой тот не мог отказаться из-за прихоти Петра Великого.

Неожиданно пьяный Петр грубо отодвинул Брюса и впился поцелуем в губы княгине. Гости, пьяные не менее царя, загоготали и принялись громко считать. Лишь на счет пятнадцать царь оторвался от княгини и слегка задыхаясь, крикнул:

-Вина, моему артиллеристу и звездочету, славному Брюсу. — и снова приник к губам, упирающейся руками ему в грудь, княгини.

-Не на шутку тогда княгиню Брюс обаял — улыбнулся Манфред про себя. — Маргарита Мантейфель чудом осталась жива. Повезло ей, что наш визит был короток. Да и я был настороже, успел нейтрализовать аква тофану. Но смерть Брюса княгиня Монте-Текро русским так и не простила. В результате за триста лет ни одного одаренного у них не появилось, все образцы вакцины первыми распылялись в московских храмах.

Стронгхольм очнулся от воспоминаний и сказал:

-Княгиня успокойтесь. Да, этот мальчишка принят в школу по моему настоянию. Разве вы не видите, что пришла пора менять свое отношение к Северо-Восточной державе. Вскоре там произойдут гигантские перемены, а мы из-за отсутствия в ней наших воспитанников не можем развивать эти перемены в полной мере и в нужном направлении. Надо готовить свои кадры. Вспомните господа, как из-за этого обнулился результат октябрьского переворота семнадцатого года. Только в пятьдесят третьем году нам удалось вернуть все в нужное русло.

Сидящие за столом склонили головы в знак согласия.

Профессор Кестенберг благоразумно помалкивал во время разговоров высших рангов. Но, когда те замолкли, он сообщил, что еще не поздно все переиграть и отправить парня домой, заблокировав источник.

-Нет господа,— непреклонно заявил Стронгхольм. — Лично мне нужен этот одаренный, в будущем с его помощью и помощью ему подобных мы сможем закрыть вопрос славян -этих неудачных творений господа. Так, что Герхард даю тебе полный карт-бланш на обучение этого подростка. Интуиция мне подсказывает, что это очень важно для нас. А сейчас доложи, кто еще из абитуриентов привлек твое внимание.

После того, как прозвучало имя Леон Мбанга, за столом воцарило недоумённое молчание.

-Странно, — высказал общее мнение Манфред.— Не ожидал от представителя негроидной расы таких показателей. Герхард, а он точно чистокровный банту?

Я сидел за столом в большой аудитории. Рядом со мной сидела Луиза Тременьян. От нее шел тонкий запах духов и легкий аромат чистого девичьего тела. Периодически, она, якобы нечаянно, упиралась округлым бедром мне в бок и смущенно опустив глаза, шептала извинения. Мне уже давно стала понятна ошибка, допущенная в первый день пребывания в пансионате. Не стоило столь демонстративно присаживаться к ней тогда за стол. Может, все бы и обошлось, но после того, как грымза Фаби остановила свой выбор старосты на мне, Луиза от меня не отходила. Да это было вполне понятно. Сестрам Прашнандра подруги были не нужны, Стас Шулевицкий, в своем высокомерии, француженку не замечал, собственно, как и всех нас, исключая Ракоши. А Зибору Ракоши вообще все было безразлично, кроме еды и учебы, так что Луиза выбрала в подруги меня. Не выбирать же ей в друзья Леона Мбангу, которого она, почему-то не переносила. Я подозревал, что у нее были какие-то проблемы с чернокожими.

Рейнолдс Ругер, стоявший за кафедрой, оглядев затылки моих соучеников, склоненные над тетрадями, незаметно подмигнул, когда я вновь сдвинулся на край скамьи, стараясь отстраниться от горячего тела соседки.

Я же, в конце концов, не железный, и прикосновение упругого бедра девочки напрочь вышибало из головы премудрости арамейского языка, старательно вбиваемые в наши головы Ругером.

За дверями раздались мелодичные звуки колокольчика, знаменующие окончание не только урока, но и учебного дня.

Мы уже укладывали тетради в папки, а Ракоши все еще высунув от усердия язык, записывал последние слова преподавателя. Раньше всех собрался Мбанга. Как ни удивительно, но он вполне успешно учился, не отставая ни в чем от нас.

Я совершенно зря рассчитывал, что буду успевать по всем предметам. Как ни странно, знание трех языков, кроме родного нисколько не помогало в овладении арамейским.

Когда на первом занятии Ругер сообщил, что мы за год должны бегло говорить и читать на этом семитском языке, у меня возникло много вопросов по этому поводу. Благоразумно промолчав, я дал возможность высказать свое возмущение Станиславу Шулевицкому.

Ругер тогда без эмоций выслушал взволнованного паренька и также спокойно сообщил, что кроме арамейского языка нас ожидает греческий и латынь. После паузы он добавил:

-Странно, что эти слова я услышал именно от вас Шулевицкий. Насколько я помню, ваши родственники в свое время учились у нас.

Лицо Стаса покрылось красными пятнами, и он, не глядя ни на кого, уселся на свое место.

Я уже собрался покинуть аудиторию, когда мне на запястье опустилась ладошка Луизы.

-Серхио, — просительно сказала она. — Может, после ужина погуляем в саду.

Я мысленно посчитал до десяти и в свою очередь предложил:

-Луиза, ты бы попробовала подружиться с индусками, мне кажется, они этого ждут. Нам ведь еще столько учится вместе.

В ответ на эти слова Луиза сморщила свой носик и сказала:

-Не хочу с ними дружить, они гордые очень, строят из себя дочерей раджи, а сами нищие, как церковные мыши.

-Думаю, что ты не права, — ответил я, укоризненно покачав головой. — Они хорошие девочки и не гордые. А ты, значит, хочешь дружить только с богатыми? Так ведь у меня тоже нет денег.

-У тебя нет, а у твоего отца банкира есть,— сказала Луиза и испуганно замолчала.

-Ого! А это интересно,— подумал я и, подхватив Тременьян под руку, повлек ее к выходу. С нашей болтовней мы вышли из аудитории последними. Когда мы вышли на улицу, я уселся на ближайшую скамейку и предложил присесть и спутнице, но она осталась стоять, явно для того, чтобы продемонстрировать свою осиную талию, подчеркнутую длинной плиссированной юбкой и белой блузкой.

-Ну, давай говори, раз начала, признавайся, откуда такие сведения?— предложил я.

Щеки девочки зарозовели.

-Я подслушала, — сообщила она шепотом. — Мадам Фабиан беседовала с поваром, и не видела, что я стояла неподалеку. Они всех нас обсуждали.

-Понятно, — сказал я и добавил. — А подслушивать нехорошо.

-Я же нечаянно!— возмутилась Луиза и снова спросила. — Так мы пойдем гулять после ужина?

-Вот настырная девчонка! — подумалось мне. -Не отстанет пока не соглашусь.

Но когда посмотрел в, тревожно ожидающие ответа, глаза, внезапно обнаружил, что моя злость куда-то испарилась.

-Ей же ужасно одиноко!— только сейчас дошло до меня. — Луиза осталась без своих подруг и не может найти новых.

-Хорошо,— решительно сообщил я. — После ужина идем гулять.

Раздался радостный взвизг, мне в щеку ткнулись мягкие губы и через мгновение я остался в одиночестве.

Досадливо улыбнувшись, я побрел по песчаной дорожке к пансионату. Насколько я понял, еще ни один из моих одноклассников не сообразил, что мы сейчас находимся в другой реальности. Они, как должное, восприняли тот факт, что в пансионате нет телевизора, радио и даже телефона. И без вопросов приняли объяснения мадам Фабиан по этому поводу. Однако для меня эти объяснения не подходили. Я буквально кожей чувствовал инородность окружающего мира. В тоже время изучать этот феномен не было возможности. В основном из-за необычайно интенсивных занятий, продолжавшихся до семнадцати часов дня. Выходных в нашей учебе также не было.

Инга Листвиц преподаватель математики, полная, улыбчивая женщина с грустинкой в голосе сообщила, что мы сможем отдохнуть от учебы через год, когда компетентная комиссия проверит наши знания и сочтет возможным перевести нас на первый курс.

Однако было ясно, что нас ей нисколько не жалко. Поразмыслив, я пришел к выводу, что усиленными умственными нагрузками преподаватели пытаются косвенно способствовать развитию источника и энергетических каналов. Почему они не делают это напрямую, до меня никак не доходило. В моей первой жизни тренировки начались с пяти лет. А в шесть лет дед был вынужден приставить ко мне отставного капрала Тимофея. У него была нелегкая работа, справляться с моими шалостями. Еще бы! Обнаружив, как классно вылетают стекла из окон от моих воздушных ударов, я начал делать это достаточно регулярно, несмотря получаемые розги. Когда же Тимофей приступил к своим обязанностям, мои шалости прекратились. Тогда я первый раз понял, что кроме силы нужно еще умение. Слабый источник капрала легко гасил мои неуклюжие потуги. Именно после этого я начал мечтать об училище, где меня научат использовать силу с умом.