Zemlya za okeanom (plus 13)

— Россия воюет с Англией, Францией и Турцией, поэтому я желал бы не затягивать переговоры. Долг требует от меня встать в ряды сражающихся. В боях, случившихся при столице княжества, управлять которым уполномочил меня Его Величество Государь мы разбили объединенные силы Англии и Франции, но военное счастье переменчиво, а у врагов наших еще много кораблей.

Послы закивали головами. Почувствовалось, что слова адмирала произвели впечатление.

— Скорейшее заключение договора теперь в интересах японской стороны, — продолжал Путятин, намекая на договор, заключенный с коммодором Перри.

И сразу же в лицо послу, его свите, Можайскому, рисовавшему эту сцену, и переводчику повеяло невидимым холодом. Япония, как извечно, желала оставаться неприступной и независимой.

— Совершенно непонятно, на какую перемену ссылается посол Путятин, — сказал Кавадзи. — С тех пор как мы дружески простились в Нагасаки, не произошло никаких изменений. Нам надо продолжать наши переговоры и обсудить дела между нашими двумя государствами, которые были изучены за прошедшее время.

Лицо Путятина прояснилось. Он понял, откуда веет холодком и где опасность.

— Между Японией и Америкой подписан договор о торговле и открытии портов, — сказал Посьет. — А Япония обязалась...

Кавадзи, кивая головой, долго слушал Посьета. Когда Константин Николаевич закончил, он взглянул на него своими выпученными глазами. У Кавадзи был такой вид, словно он положил руку не на бедро, а на рукоять катаны.

— Обо всем этом у нас нет никаких известий.

Тсутсуй добавил, что бакуфу, посылая своих послов в Симода, желало прочной и долгой дружбы с Российской империей. Теперь известно, что все прошлые недоразумения происходили от неосведомленности обеих сторон, поэтому надо все изучить и обсудить тщательно... Этим и закончился первый день переговоров."

21 или 22 декабря поручик Можайский изобразил залив Симода. Горы обступили ровную гладь воды. Вдали виднеются городские постройки. Фрегат стоит на якоре по середине залива в такой позицию, которая, в случае нападения вражеских кораблей, помешает противнику использовать свое количественное преимущество.

Полный штиль. Как в зеркале отражаются в воде фрегат и японские джонки. На переднем плане японская сосна с причудливо изогнутыми ветвями. На камне сидит русский морской офицер, увлеченный рисованием. Видимо, Александр Федорович нарисовал себя. Японец, что стоит за спиной сидящего, тянется, с интересом наблюдая за тем, как цветные карандаши воссоздают на листе бумаги его родные места. Это было последним напоминанием о безмятежной жизни города и экипажа "Дианы". 23 декабря случилась катастрофа, о которой Кога Кинидзиро написал стихи.

Черепица летает, и люди кричат.

Я слышу крики, что цунами быстро идет.

Как мышь, мечусь на восток, на запад,

А кроме двух мечей, ни одной вещи нет.

В шканечном журнале фрегата записано следующее:

"В 3/4 10 часа во время завоза второго верпа на фрегате почувствовали, как бывшие наверху, так и в палубах, в каютах необыкновенное непрерывное сотрясение, продолжавшееся около 1 минуты, в то же время адмирал выбежал наверх и приписал необыкновенное сотрясение действию землетрясения и как по прекращении сотрясения, покойное состояние моря и атмосферы при ясном солнечном дне не изменялось, адмирал сошел вниз, а на фрегате приступили к продолжению вседневных занятий, прерванных землетрясением. В 10 часов заметили с фрегата необыкновенно быстрое возвышение воды по берегам, что в городе улицы наводнялись и стоящие у пристани японские джонки стало разбрасывать во все стороны, после этого не прошло 5 минут как от находящегося у нас за кормою острова море стало распространяться взбуровленным сулоем, а вдоль бухты понеслось сильнейшее течение в море, и воды залива перемешались с илом со дна... Через несколько минут явление повторилось и для города Симоды второй вал был самый пагубный. Море поднялось на 3 сажени выше уровня и на 5 минут залило все селение, так что виднелись одни лишь крыши кумирен... Когда вода отхлынула над городом показался дым, и распространился запах серы. За вторым валом последовало еще четыре, они смыли следы города Симода.

Прилив и отлив сменялись так быстро, что в продолжение полминуты глубина изменялась более чем на сажень; лотовые едва успевали измерять глубину, а она постоянно менялась, и разность уровней воды доходила до 6 сажен... "

Гораздо более красочно описал эти события барон Шиллинг.

"Фрегат вздрогнул и обо что-то ударился. Удар снова повторился с такой силой, что все вокруг затрещало.

— Сели! — спокойно сказал сидевший рядом со мною Пещуров. — Ч(ерт) знает, что они смотрят! — Как это можно средь бела дня в бухте усесться. Здесь же глубина восемь саженей?!"

Нас било о дно там, где была глубина сорок футов. Вода ушла из бухты.

Матросы крестились. Какая-то зловещая мгла неслась в глубь долины над крышами, словно поднялся и мчался без ветра туман. Водяная пыль засыпала город, повсюду поднялись столбы воды, словно ударили фонтаны, где-то в глубине ввысь вырвался гребень водяной горы, весь в пене, волна шла, разливаясь по городу, вихрем неся по его крышам лодки и вытягивая деревья. Крутя вихри, срывала цветы и апельсины, засасывала их в воронки. Люди залезали на крыши, а огромная волна срывала крыши, и целые дома взлетали, словно городки от ударов биты. Волна шла ровно и устойчиво по всему городу, не теряя силы, и нахлынула на дальние косогоры, облизывая подножия холмов и валя ворота храмов...

Я посмотрел на часы. С начала землетрясения, с первого толчка прошло три минуты. Город превратился в сплошное разлившееся море пены с грязью, в пенную лужу со множеством плавающих крыш, на которых вдруг появлялись люди, вздымавшие руки и метавшиеся в ужасе. Вода пошла прочь от города, смывая множество копошившихся повсюду людей... Вода хлынула обратно в бухту вместе с деревьями, досками и разбитыми лодками. Под бортом фрегата пронесло двух утопленников, намертво ухватившихся за обломки дома, и вырванные кусты в цвету. На палубе крестились и бормотали молитвы, суетно сгрудясь и как бы превращаясь из команды героев в толпу суеверных крестьян... и поглядывали на адмирала. Всем известна была его богобоязненность. "Если началось светопреставление, то он бы знал..." Но адмирал с самого начала землетрясения еще не перекрестил лба.

Отдали третий и четвертый якорь, но "Диану" тащило прочь от берега. На носу корабля раздался такой треск, что весь экипаж во главе с адмиралом повернулся на палубе, как на парадной маршировке.

Большая джонка с разлета насела на канаты обоих якорей и на бушприт, сломила утлегарь, снесла блиндагафели и сама застряла. Якорными канатами ей срезало мачту и снасти, разворотило борт, он вспух, джонка оседала, доски ее лопались и стреляли. И сразу же в нее врезалась другая и рассыпалась. И обе превратились в груду обломков, которую тут же разнесло по воде. Матросы с русленей и из портов бросали японцам концы, но рыбаки не трогали кинутые им веревки. Водовороты разносили их.

Между фрегатом и близкой стеной в зазубринах, лианах и водорослях подымалась волна. Фрегат понесло обратно к берегу, повернуло его несколько раз, как корыто, выхваченное из рук прачки в половодье, и стало крутить. Корму пронесло у каких-то рифов. Канаты от невыбранных якорей свились в толстейший жгут. Нос поворачивало медленно, а корма по огромному кругу понеслась как бешеная. Вокруг, как в панораме, все быстрей двигались горы с ходившими на них огнями, столбы дыма курились по скалистым гребням, вырываясь с пламенем из трещин в горах. Солнце в дыму. Горы качаются и рушатся. Море ушло, суша затоплена... С хребтов сыплются камни потоками.

Солнце все мчится и мчится, и опять мимо проносятся море, и лодки, и утопленники... В громадном водовороте "Диана" поворачивалась все быстрее, и люди чувствовали себя, как на огромном колесе, падая на палубу, не выдерживая...

Море и берег вокруг замедлили свой бег и остановились. Я посмотрел на часы. За полчаса фрегат сделал полных сорок оборотов... Фрегат снова задел за дно и стал тихо крениться. Из воды показались якоря.

— Степан Степанович, прикажите поставить подпорки, — спокойным голосом сказал адмирал — Всех наверх. Фрегат сейчас ляжет...

Фрегат падал. Палуба вставала и превращалась в стену, на которой невозможно удержаться. Приказано было закрыть верхние и нижние полупортики и закрепить орудия по-походному, но ближайшее к каюте орудие все же сорвалось и убило попавшего под него матроса Соболева, унтер-офицеру Терентьеву переломило ногу, а матросу Викторову оторвало ногу выше колена... Матросы хлынули к бортам, перетаскивая через них деревья (То есть стеньги, реи, части шпангоута — А.Б.). Сотни людей упирались, налегая на реи и стеньги, не позволяя кораблю лечь. Стеньги лопались, тяжелый борт трещал, ломаясь о каменное дно. Люди подводили на талях толстые деревья, подтягивая их руками...

Стеньги и реи еще немного сдерживали но уже левый борт навис над головами людей, как бы превращаясь в тент или крышу. Сотни рук совали под борта все, что еще могло удержать корабль. Но, видя, что делу не поможешь, хватались за леера и поручни, по фальшборту перебирались на левый борт наверх, лезли через порты...

Фрегат уже лежал на борту. Матросы, натянув леера, все еще лезли и лезли через порты, как из люков. Весь борт облеплен людьми, некоторые ходили не держась, как по палубе. Минут около пяти, фрегат пролежал в этом крайне опасном положении, и потом увлеченный течением и прибылью воды, он сорвался со скалы, на которой он вероятно повис; выпрямился и уносимый вглубь бухты продолжал ворочаться. Вся масса людей радостно хлынула обратно в люки и на палубу. Море на миг сново отхлынуло, открывая бурую каменную мель, на которой бился бурун. Опять стали видны якоря, их лапы, до половины закрытые водой. Опять покачнулся фрегат, люди замерли, опасаясь, что палуба снова поднимется вертикально, но пошла вода, и "Диану" подняло, в продолжение пяти минут прибыла с 6 до 23 фут. Волны улеглись, и море, покрытое обломками, стало успокаиваться. А мимо нас пронесло большой кусок нашего фальшкиля и киля, длиною фут около 80-ти.

Вода стала врываться в трюм потоками и почти тут-же заработали обе машины для откачки. Матросы разбежались по реям. Сказалась прекрасная выучка команды. Никто не выказал страха или слабости, ни один не упал за борт, все старались помогать японцам, и многие при этом рисковали жизнью.Паруса поймали слабый ветер и фрегат со стоном заполз на мель... Матросы стали креститься, потом кинулись обнимать и целовать друг друга...

Землетрясение прекратилось лишь через шесть часов. Залив был покрыт обломками домов, разбитыми джонками, трупами погибших японцев. В Симоде из тысячи зданий, большею частью деревянных, всего осталось шестнадцать полуразрушенных домов.

В полдень, заранее предупредив о своём визите через Посьета, Путятин отправился в храм Фукусэнди.

— За тридцать пять лет непрерывной службы я плавал во всех морях и океанах и видел сильные бури и кораблекрушения. Но нигде и никогда не наблюдал такой ужасной катастрофы...

Путятин помолчал, уставясь на послов в упор и они его сразу опять поблагодарили.

— Наш корабль также разбит, переломаны его борта, оторвана продольная кость дракона, и мы едва не потонули, если бы "Диану" не удалось толкнуть на мель. Теперь мы подводим под корабль заплаты и заделываем пробоины. У нас также погибли люди.

— Мы очень... очень сочувствуем, — волнуясь сказал Тсутсуй.

— Вода потоками врывается в трюм, мы находимся в опасном положении и, наверное, не сможем продержаться долее трех дней.

— Мы готовы выразить вам глубокие сожаления, а также обсудить возможность помочь вам. Нам очень больно за вас, — отвечал Тсутсуй.

— Потом, когда у вас будет возможность подумать, просим отвести нам место на берегу. Нам надо облегчить судно и свезти с него все тяжести. В первую очередь — тяжелые орудия. После этого нам необходимо найти место, где можно было бы вытащить корабль на берег и исправить его. Для этого нужна закрытая бухта. Симода негодна для исправления корабля. Тут, если в море начнется буря, корабль сразу погибнет. В таком случае мы попросим дать нам возможность расположиться на берегу как потерпевшим кораблекрушение.

— Мы сегодня же запросим правительство, чтобы разрешено было найти удобную гавань для ремонта, и мы отправим своих чиновников на поиски.

— Бухта должна быть закрытая.

— Должно пройти время, потребное для получения ответа из Эдо и для определения места ремонта. Это займет более трех дней. Можем ли мы помочь вам, окружить корабль "Диану" своими судами, чтобы поддержать ее, и в случае крушения взять ваших людей на наши суда?

— Пока вы не беспокойтесь о нас, три дня мы продержимся своими силами, и мы за это время не попросим никакой помощи. У вас так много своих несчастий, что мы совершенно не хотим вас утруждать... У нас оторвавшимся орудием раздавило матроса. По обычаю нашей веры, мы должны похоронить его, предав тело земле, на берегу, и отслужить над его могилой молебен.

От фрегата отвалили катера и баркасы с вооруженными матросами в парадной форме. Впереди шел катер с гробом, обтянутый материей. Сияла медь духовых инструментов. Адмирал шел на гичке со свитой.

Караул и оркестр высадили на чистом песчаном пляже у деревни Какисаки, там, где старинные ивы клонят к пескам тяжелые ветви с плакучей листвой. Под траурный марш медленно зашагали морские гренадеры. Японцы обступили дорогу и смотрели на шествие. До города было 10 вёрст но многие жители пришли из Симода...

Яма вырыта была в гуще расчищенного тропического леса, вблизи огорода при небольшом храме. Отец Василий пел и махал кадилом. "Святый Боже, святый крепкий, святый бессмертный..." — грянул хор. Матрос Симонов, ложившийся навечно в эту красную мокроватую и каменистую землю, не думал, что его будут хоронить с такой помпой, но он стал первым русским в истории погребенным в Японии... Японские бонзы просили разрешить им отпеть покойного по-своему.*(4)

По настоянию Путятина переговоры решено было не прерывать. В обстановке огромных разрушений и расстройства переговоры возобновились уже 26-го числа. Храм Фукусэндзи полностью смыло цунами, поэтому дальнейшие переговоры проводились в маленьком здании храма Тёракудзи, который находился на склоне горы и выжил.

Когда речь зашла о границах, Кавадзи как обдал адмирала холодной водой. Он заявил, что весь Сахалин должен принадлежать японцам до самых берегов устья общего лимана. Путятин остолбенел. Даже склонный к уступкам Нессельроде ничего подобного не ждал. Адмиралу приходилось и прежде замечать, что, несмотря на исследования Мурагаки, понятия японцев о Сахалине весьма туманны.

— Трудно понять, о чем вы говорите. Если вы хотите получить себе всю территорию до Амурского лимана, то это не край острова.

— Кроме того, по всему побережью Сахалина стоят наши посты. Идут разработки каменного угля, — заговорил Лесовский, чувствуя, что адмирал будет метаться между Сциллой и Харибдой, — а север острова на японских картах до сих пор даже не нанесен. Мысы Марии и Елизаветы вам неизвестны. Что же мы будем спорить вслепую. Еще станете доказывать, что в России живут одноглазые люди и принадлежат японцам!