Взвод средних танков

— Позже, Алексей Николаевич, позже. Сначала здесь, на Сыпингайских позициях, укрепимся, а потом и Сахалином займемся. Тем более, что в Приамурье японцы не полезут.

— А если полезут? — усомнился первый генерал.

Второй задумался.

— Посмотрим, что на море получится, тогда уж и решим.

— А с самими, что делать?

— Пусть там и сидят, пока из столицы ответ придет. И еще, Алексей Николаевич, прикажите первому отделу вашего штаба ими заняться. Пусть запишут все, события, даты, фамилии, развитие техники, тактику. Особенно в части будущей войны.

На том генералы и порешили.

— Слава богу, уехали.

Облегченно вздохнул капитан Кондратьев вслед генеральскому поезду, остальные офицеры хоть и промолчали, но были полностью с ним солидарны. На Сергея этот визит произвел тяжелое впечатление — приехали, посмотрели и убыли, так ничего и не решив. Впрочем, понять можно, такую ответственность не каждый рискнет на себя взять. Вот и поехали донесения в столицу писать, да указаний оттуда дожидаться. Да, оскудела русская армия Суворовыми или, хотя бы, Кутузовыми, даже генералов Скобелевых на горизонте не просматривается.

— Командир, я так понимаю, все на сегодня.

Офицеры остановились около единственного исправного танка, Ерофеев, до этого позвякивавший чем-то внутри выглянул из люка. Сергей хотел было уже скомандовать отбой, но тут ему в голову пришла мысль.

— Господа офицеры, а не хотите сами попробовать?

— Мы?! — изумился Петров.

— Конечно, хотим.

Кондратьев начал решительно расстегивать ремень. Оставив шашку, портупею и шинель солдатам, капитан взобрался на холодную стальную башню.

— Оденьте, — Сергей протянул офицерам ребристые черные шлемы, — я сяду на место наводчика. Малышев, подключи танкошлемы к ТПУ. Если захотите что-то сказать — нажмите тангенту.

Капитан секунду помедлил, прежде, чем опустить ноги в стальной зев люка, откуда исходили непривычные, и тем пугающие, запахи. Опасение испачкать форму машинным маслом мелькнуло и тут же исчезло, сметенное волной любопытства и восторга новизны. Внутри оказалось довольно тесно, тусклый электрический свет выхватывал казенную часть орудия, поблескивали ручки и стекла какого-то прибора.

— Готовы?

От неожиданно раздавшегося в ушах голоса, Кондратьев вздрогнул, но тут же взял себя в руки и, не забыв нажать на указанную лейтенантом тангенту, ответил.

— Готов.

Дождавшись ответа Петрова, Сергей скомандовал.

— Заводи!

Стальная машина вздрогнула и завибрировала. Внутри рев дизеля, да еще и приглушенный наушниками, был совсем не страшным.

— Поехали.

Капитан тут же весьма чувствительно приложился затылком о край люка, даже шлем не помог. Ощущения... Капитан никак не мог подобрать слов, чтобы их выразить. В железнодорожном вагоне все не так, скорость почти не ощущается, да и движется он, едва постукивая на стыках, а здесь движение машины воспринималось всем телом. Да и ни один вагон такие пируэты выписывать не может. Кондратьев еще раз ударился головой, ушиб локоть, но тут же об этом забыл. Единственное, что огорчало, так это полное отсутствие обзора. Как они тут еще и воевать ухитряются? Капитан рискнул высунуться из люка, в лицо ударил поток холодного воздуха, машина, покачиваясь, шла по уже раскатанному снегу.

Поворот, вцепившись в края люка, капитан избежал новых травм, и вот уже танк возвращается на место стоянки. Стих шум мотора. Выбираясь наружу, Кондратьев ухитрился ушибить колено, зашипев от боли. Натянувшийся провод дернул его вниз, капитан торопливо вытянул разъем, стянул с мокрой головы шлем.

— Это с непривычки, — прокомментировал лихо выскользнувший следом из люка лейтенант, — Ну, как?

— Страшно, непривычно, великолепно, — высказался капитан, — жаль, что все так быстро закончилось. А ваше мнение, поручик?

— Уж лучше я по земле, чем в этой железяке.

Петров спрыгнул с танка на столь вожделенную землю, солдаты подали поручику шинель.

— Когда-нибудь я сяду в первый русский танк и поведу его в бой, — неожиданно для всех заявил Кондратьев, — и не смотрите на меня, как на фантазера.

— Слабо в это верится, — усмехнулся Сергей, — но посмотрим.

— Вот увидите, — не сдавался капитан. — Кстати, по этому поводу у меня к вам будет много вопросов.

— Задавайте, только наденьте шинель, а то еще простынете, ветер холодный.

— Тяни, тяни, твое благородие!

Гусеницу натягивали вчетвером, но Ерофеев крыл исключительно Кондратьева.

— Еще, еще! Хорош!

Механик, не без пижонства, в три удара кувалды вогнал палец на место.

— Все, шабаш.

Танкисты расслабились после тяжелой работы, вверх потянулся дымок от самокруток. Капитан, внешне ничем не отличимый от прочих, в таком же черном танкистском комбинезоне, привалился к катку, не обращая внимания на упершиеся в спину гайки. Давно он так не выматывался.

— Ну, как вам наша танкистская доля, не передумали?

Кондратьев нехотя отлепился от стальной тарелки и поднялся навстречу подошедшему лейтенанту.

— Нет, Сергей Николаевич, не передумал, наоборот, укрепился в своем решении.

— Ну и хорошо. Всю профилактику, которую мы могли сделать собственными силами, уже сделали. Парусина для укрытия техники нужна, я слышал, тут такие песчаные бури бывают...

— Бывают, — подтвердил Кондратьев, — как снег сойдет, так и начнутся. Все заявки я давно отправил, но интенданты тянут.

— Еще какого-то штабного черт принес, — вполголоса заметил кто-то из танкистов.

От станции, привычно придерживая левой рукой шашку, шел среднего роста офицер. Причем, целенаправленно направлялся к стоявшим у танков офицерам. Усы, бородка, подогнанная по фигуре, хорошего кроя шинель с золотыми капитанскими погонами. Наметанный танкистский глаз не ошибся, действительно, штабной.

— Капитан Леруа, Борис Владимирович, — расплылся в улыбке Кондратьев.

Штабной капитан старого знакомого в таком виде признал не сразу.

— Кондратьев, Анатолий?! То-то я слышу фамилия знакомая!

Кондратьев осторожно, стараясь не сильно перемазать штабного, пожал протянутую руку. Тут же представил и Сергея.

— Лейтенант Иванов, Сергей Николаевич.

Цепкие глаза прибывшего пробежались по николаевской шинели без погон и петлиц, солдатской папахе.

— А почему, простите, вы оба в таком виде?

— Я учусь, а в шинели и при шашке в люк нырять как-то несподручно будет. Лейтенант же, хоть и состоит на довольствии, но формально военнослужащим Российской императорской армии не является, наверху никакого решения не принято, вот и приходится так ходить. А вы к нам уж, не по тому ли самому вопросу пожаловали.

— Угадали, я к вам по поручению барона.

Огромная бюрократическая машина Военного ведомства, получив указание, начала неспешное вращение своих многочисленных шестеренок. Капитан Леруа, прибывший в Манчжурию, как и Кондратьев, вместе с группой выпускников академии Генштаба, занимал должность офицера для поручений первого отдела управления генерал-квартирмейсттера при главнокомандующем. Проще говоря, первый отдел — это разведка и контрразведка манчжурской армии.

— Приказано собрать образцы стрелкового оружия, патронов, сделать снимки техники и людей, — пояснил свою задачу капитан, похлопав рукой по небольшой сумке коричневой кожи, висевшей у него на плече.

В сумке оказался архаичный, но на удивление компактный фотоаппарат с откидным мехом. Не теряя времени, капитан принялся за дело. Спуск затвора управлялся резиновой грушей, но съемка велась уже на пленку, а не на фотопластины. На эти снимки капитан Кондратьев так и попал в черном комбинезоне.

Пока упаковывали оружие, разведчик терся среди танкистов, разговаривал, угощал папиросами, явно что-то вынюхивал. Под вечер штабной капитан побеседовал и с обоими офицерами. Техническими вопросами интересовался мало, гораздо больше внимания уделял войне с Германией, причем даже не первой, а второй. На следующий день он убыл, пообещав на прощание ускорить решение вопроса с парусиной и в ближайшее время вернуться.

— Говорите, единства среди них нет?

Подполковник барон Гинекен оторвался от бумаг, привезенных капитаном Леруа, которые с интересом рассматривал, одновременно слушая доклад.

— Так точно. Основная часть настроена нейтрально, на нас смотрят даже с некоторым снисхождением...

— В их-то положении? — удивился подполковник.

— Именно, — подтвердил капитан, они — победители, выигравшие свою войну, в отличие от нас. Причем этот взвод всего лишь часть танковой армии! Представляете, целая армия, вооруженная такими машинами!

— Честно говоря, не очень представляю. И сколь же танков может быть в такой армии?

— Судя по их рассказам, сотни, а может, и тысячи! И такая армия там была не одна. А масштаб операции! Полторы тысячи верст по фронту, против миллиона японцев и семьсот верст с боями за три недели!

— Нам такое количество войск просто не обеспечить, — покачал головой барон, — а семьсот верст просто маршем пройти не один месяц понадобится.

— Вот именно! А они это сделали! Причем, перед этим разбили германскую армию, вошли в Берлин и Вену.

— Борис Владимирович, — барон обратился к подчиненному по имени отчеству, подчеркивая доверительный характер разговора, — а не может все это оказаться просто чьей-нибудь мистификацией?

Прежде, чем ответить, Леруа на секунду задумался, но ответ его прозвучал весьма решительно.

— Нет, если бы они просто договорились между собой, то все равно какие-то нестыковки были, кто-нибудь обязательно проговорился. А тут мужик из глухой малоросской деревни вспоминает, как его ранили в пригороде Вены и названия венгерских городишек, о которые язык сломать можно, называет, хоть и с небольшими ошибками. Много мелких бытовых вещей немецкого и венгерского происхождения, медали за взятие Будапешта и Вены. Нет, мистификацией это быть не может. Да и зачем?

— Хорошо, коли так, — согласился барон. Так что вы говорили по поводу их настроений?

Капитан, продолжил свой доклад.

— Большая часть враждебности не к нам не проявляет, но она же и наименее ценна с точки зрения получения интересующих нас сведений. В основном это крестьяне из глухих деревень с окраин империи. Меньшая часть, во главе с самим лейтенантом, допускает сотрудничество с определенными оговорками. И только четверо, в том числе второй офицер младший лейтенант Мирошников, настроены довольно враждебно и на сотрудничество вряд ли пойдут.

— А кроме этого, Васюкова кто-нибудь может добровольно перейти на нашу сторону? Нужен хоть какой-то источник для контроля поступающих сведений.

— Возможно, такие есть, но пока они ничем себя не проявляют. В основном, там молодые люди, сформировавшиеся уже после падения монархии, а пропаганда победившего режима представляла жизнь в нынешней России, как сплошное угнетение рабочих и крестьян правящими классами. Вот они пока и опасаются, стараются держаться вместе, нам не доверяют.

— Ничего, — усмехнулся барон, — постепенно разберутся, а мы им в этом поможем, и в доверие войдем. Кто из них всех представляет наибольший интерес?

— Безусловно, оба офицера, особенно, лейтенант Иванов...

— Почему именно он?

— Весьма смышленый, хотя еще и очень молодой. Неплохо образован, окончил десять классов средней школы, это что-то вроде нашей классической гимназии. Имеет опыт управления танковым подразделением в бою. Награжден орденом, у подчиненных пользуется авторитетом...

— Военное училище?

— Всего полгода обучения в военное время. Командир танка, потом командир танкового взвода.

— Понятно. Кто еще?

— Механики-водители. Один из них почти три года воевал, до этого работал на производстве этих машин, поэтому особо ценен. Радисты. К сожалению, совсем молодые люди с минимумом опыта, толку от них будет немного, но все-таки.

Засидевшийся за столом подполковник отложил бумаги, поднялся, жестом прервал попытку подчиненного встать вслед за начальством.

— Вы хорошо поработали, капитан. Столько сведений, и за столь короткое время. Поручаю вам продолжить разработку. Найдите в Харбине две пишущие машинки...

— Простите, ваше высокоблагородие, но я не уверен, что в Харбине есть хоть одна, — осмелился прервать начальство капитан.

— Найдите, где хотите. Хоть из Петербурга выписывайте, но чтобы через неделю они были здесь!

— Слушаюсь!

Леруа вытянулся, демонстрируя почтение к начальству.

— Представляете, какие люди будут эти доклады читать?! Не наши же каракули им разбирать. Да, вот еще, к этим машинкам найдите двух барышень поинтереснее.

— Из тех, что...

— Ни в коем случае! Наоборот, приличных подберите, из хороших, обеспеченных семей. Пусть барышни поработают с офицерами, растопят, так сказать, лед недоверия.

— Барышень инструктировать?

— Нет, пожалуй, не надо. Пусть все идет естественным путем. Сами говорите, люди там молодые, кровь играет.

— А если мамзели начнут нос воротить?

— От таких-то героев? Девицы наши, романов начитавшиеся, на рассказы о мужских подвигах весьма падки. Не думаю, что с этим будут какие-нибудь проблемы. Впрочем, поживем — увидим. Какие еще будут вопросы?

— Нам бы парусины для укрытия танков от песка и посторонних глаз. Вы уж посодействуйте, а то на наших интендантов надежды мало.

— Хорошо, будет вам парусина. Ступайте, капитан.

Леруа отправился на поиски новомодной канцелярской техники и обслуживающего персонала к ней, а начальник первого отдела, разобрав принесенные капитаном бумаги, опять углубился в них. А этот раз он читал не спеша, вдумчиво, отыскивая возможные нестыковки и пытаясь решить, как лучше использовать представившиеся возможности. Перспективы открывались широчайшие, только бы шею на них не свернуть.

После всех начальственных визитов, казалось, что про потомков на некоторое время забыли. Отправив оружие потомков и сопровождающие его бумаги в заоблачные дали высоких петербургских кабинетов, местное начальство замерло в ожидании решения вышестоящих инстанций. Между тем, повседневная жизнь танкистов и саперной роты поручика Петрова вошла в привычную колею, но тут подоспела дальняя фуражировка.

Из ближайших к Годзяданю деревень местные солдаты и разгружавшиеся на станции части уже давно выгребли все продовольствие, а солому и стебли гаоляна растащили на корм лошадям. За продовольствие, правда, платили, но китайцам бумажные российские деньги были ни к чему. Побросав свои фанзы, они навьючили на себя немудреное имущество и ушли. А солдатские желудки продолжали требовать чумизы и гаоляна, только поблизости взять их было уже негде, пришлось снаряжать дальнюю экспедицию. Командовать фуражировкой выпало прапорщику Щербакову. Петров выделил ему полтора десятка солдат и шесть подвод.

— Чего такой грустный?

Прапорщик и в самом деле был не весел.

— Да Чансолин, чтоб его, говорят, в последнее время силу набрал, на воинские команды нападать начал. А нас идет всего пятнадцать штыков, и идем не знаем куда.

Куда идти за фуражом, действительно, представляли плохо, куда-то в направлении Гирина. Русских войск в этом районе не было, китайцы остались на местах, а интенданты добраться, еще не успели. Следовательно — там должны были быть значительные запасы фуража. Вот только хунхузы... И карт района фуражировки не было никаких. Нет, в штабах какие-то были, да и те слишком мелкого масштаба, неточные и в огромном дефиците.