Вертать Алясочку назад не придется

Сказав это, Фома замолчал, как бы ожидая, что мы ответим на его слова.

Мы втроем переглянулись и я, вздохнув, сказал:

-Тут такое дело, казак, люди мы, как сам видишь, русские, вот только вчера утром соврал я тебе. Никакого касательства к государю Императору Самодержцу российскому мы не имеем. А посему и карабинов с припасом вам от него передать не можем.

Бородатый детина с минуту пристально глядел мне в глаза. Я, со своей стороны делал тоже самое. Фома в раздумье взъерошил рыжеватую окладистую бороду и, наконец, степенно изрек:

-Так энто дело мы сразу определили. Хотя надворных советников никогда и не видывали. Евсей Беспалый вчерась сказал, ежели барям пришла такая блажь в голову советниками обозваться, пусть их обзываются. Нам татарям, как говориться, одна хрень.

После этой речи он слегка улыбнулся, внимательно наблюдая за нашей реакцией на его слова.

-А как вы определили, что мы — баре? — хмуро спросил Долгов.

-Так чего же в том сложного?— удивился Фома. — С первого взгляда видно, что не из мужиков будете. Че я лапотников не видал, что ли? Да одна баталия сегодняшняя все показала. Сразу видно, что их Благородие Николай Иваныч в немалых чинах обретается. Командовал тока так.

— А ты Александр Юрьич,— посмотрел он на меня,— тоже вьюнош справный, садил из карабина своего без единого промаха. Это где же без царской службы так можно настропалиться?

-Да, есть места, — туманно ответил я. — Скажи мне лучше Фома вот о чем. Слышали мы, что требуют в кумпанстве от Александра Гавриловича продать поселение ваше, а всех людишек в Охотск вывезти. Так как, есть такое дело или нет?

В глазах Фомы зажглось понимание. Наверняка, он решил связать наше появление здесь с желанием купить форт Росс.

-Есть такое дело, — признался он.— Ищет наш правитель покупателя, но пока никто цены не дает желаемой. Все объгорить норовят, что гишпанцы, что мерканцы.

-А люди, как, — вновь спросил я. — Хотят ли уезжать?

-Дык, кто нас спрашивать будет,— усмехнулся Фома. — Прикажут, и поедем, как миленькие. Разве, что староверы на другой стороне залива Бодеги останутся. Они на кумпанство давно поклали с прибором.

-Фома,— терпеливо повторил я.— Мне хотелось знать, что вы думаете, а не то, что вам будут приказывать.

Казак задумался, обводя нас оценивающим взглядом.

-Я так понимаю, господа хорошие, есть у вас намерение купить форт Росс вместе с людишками? — сказал он, наконец.

-Да, не тяни, дело говори,— не выдержал Долгов.

-Так я к тому и веду,— нисколько не смутясь, сообщил Фома.— Народец то совсем не желает отсюдова уезжать. Сами посудите, какие погоды здесь и какие в Охотске. Виноград с пшеницей там не растет,— хмыкнул он.

Наш разговор пришлось на этом месте завершить, потому, что индейцы, обобрав все трупы и погрузив добычу на пойманных лошадей, были готовы идти в обратный путь. На этот раз забираться на гору необходимости не было, мы шли по широкой тропе, далеко позади основного отряда индейцев, чтобы не дышать пылью, поднимаемой ими.

— А ведь позавчера сидел в ресторане и не думал, что через день придется воевать с мексиканцами сто десять лет тому назад,— внезапно сказал Олег. — Если бы кто такое рассказал, смеялся бы до упаду.

Наш пилот вообще то разговорчивостью не отличался, но после схватки его пробило на поговорить. Поэтому мы с Долговым быстро узнали, что Званцев успел немного повоевать, принял участие в нескольких воздушных боях на территории Германии. Был сбит, а когда поправился, война уже закончилась. И с того времени он трудится на северных магаданских маршрутах.

На его сожаления по поводу малого участия в войне Николай Иванович сказал следующее:

-Не переживай, мне кажется, что нам этого лиха достанется и здесь. Только орденов и медалей за это никто не выдаст.

После этих слов наш разговор как-то увял. Видимо возбуждение от пережитой схватки начало уходить, и сейчас хотелось просто идти и стараться не думать о погибших из-за нас людях.

В стойбище мы пришли, когда на краю темно-синего небосклона ярко сверкала Венера. К нашему удивлению, бурной радости при встрече у модоков не было. Очень быстро все разбрелись по своим землянкам, оставив нашу компанию в одиночестве. Мы присели у прогоревшего костра, в надежде, что нас не оставят без ужина.

Собственно, так и случилось. К нам подошел молодой парнишка, одетый только в кожаные штаны и мокасины.

Слегка поклонившись, он что-то быстро залопотал.

-К вождю нас просят пройти,— сообщил Фома и первым легко поднялся с земли.

Когда мы пробрались в землянку, в тусклом свете двух коптящих жировых светильников я увидел шестерых пожилых индейцев, Голые по пояс, они сидели в кружок на оленьих шкурах. При нашем появлении индейцы сдвинулись, освободив место для нас. Мы кое-как уселись рядом с ними и почти сразу, сидевший рядом седой индеец сунул мне в руку дымящуюся трубку.

-Япона мать! — воскликнул я про себя.— Он же ее только, что со рта снял!

Я повернулся к Фоме и тихо спросил:

-Это обязательно?

Тот также тихо ответил:

— Ты курни разок, и можешь дальше передавать.

-Ага, — подумал я. — Одного раза хватит, чтобы какую-нибудь сулему подхватить.

Тем не менее, один раз дыму я в рот набрал и, не затягиваясь, выдохнул. Потом передал трубку Фоме. После того, как Олег Званцев последним передал трубку индейцам, слово взял вождь. Говорил он долго и много. Когда закончил, вопросительно глянул на казака.

Тот сразу перевел нам слова вождя.

_Вождь Бегущая Вода благодарит большого вождя русиков за помощь. И спрашивает, что племя модоков может сделать для него и его людей.

-Это все, что он сказал? — недоверчиво спросил Николай Иванович.

Фома слегка смутился.

-Дык, я эта, не особо их понимаю. Это племя сюда не так давно перебралось, и говор у них от местных чутка отличается.

В ответном слове Долгов сказал, что нам ничего не надо, помогали мы бескорыстно. При этих словах Фома вопросительно глянул на меня. А что мне оставалось делать?.. только пожать плечами. Хотя я уже знал, что нам будет нужно. Нам, кровь из носу, нужны помощники, для которых пока еще слово золото — просто пустой звук.

-Даже отлично, что Долгов от всего отказался, в том числе и от трофеев, — думал я. — С вождем надо будет поговорить без лишних свидетелей типа иркутского казака.

Но тут Долгов, видимо, понял, что с бескорыстием переборщил, и попросил присмотреть за самолетом во время нашего отсутствия.

Когда до старейшин дошло, о чем просит бледнолицый, они начали возбужденно переговариваться. Вскоре Бегущая Вода заявил, что племя будет защищать Железную птицу, сколько потребуется.

Когда торжественная часть закончилась две молчаливые женщины занесли в землянку гору вареной рыбы и мы приступили к трапезе.

-Картофана бы сейчас! — тоскливо сказал Олег. -сколько можно рыбу жрать.

-Так у нас в самолете два мешка лежит,— усмехнулся Долгов. Завтра наваришь вдоволь.

Потом он замер на секунду и уже другим голосом сказал:

-А еще у нас гречка есть, горох. И у меня еще пара килограм кукурузы остались. Фасоли килограмм двадцать имеется. Да, Олежек, похоже, картошки ты пока не поешь.

До меня сразу дошло, что хотел сказать Николай Иванович. Наши овощи и зерновые были не в пример урожайней, чем сажающиеся в форте Росс.

Олег не сразу врубился в наши переглядывания, но когда я объяснил в чем дело, то сообщил, что в рюкзаке у него лежит пакет с кормом для попугаев, который по ошибке положила жена вместо его любимого пшена. А вот, что в этом пакете за семена, он не имеет понятия.

Фома слушал наш разговор, почти так же, как модоки, то есть в нем ничего не понимал. Я же во время беседы обдумывал вопрос, как заполучить у вождя, не вызывая подозрений, человек десять, для промывки золота и чем им за это платить. Так ничего не придумав, оставил эту проблему на завтра.

Когда трапеза закончилась, нас отвели в нежилую землянку, предназначенную именно для таких, как мы, гостей племени. Фома в нашем обществе чувствовал себя скованно и сообщил, что будет ночевать у костра.

-Ну, если охота комаров, да москитов кормить, ночуй, — сказал ему Долгов.

В землянке комаров не было, зато блохи накинулись на свежатину, как сумасшедшие, поэтому, кто из нас выиграл, а кто проиграл, сказать было сложно.

Мы втроем крутились на выделанных шкурах пахнувших кислятиной и пытались уснуть.

-Интересно, — неожиданно сказал Николай Иванович. — Если, действительно удастся купить форт Росс, получится ли у нас создать первое в мире коллективное хозяйство?

-Колхоз что ли он хочет организовать? — спросил сам я себя и задумался над этим вопросом. Так получилось, что в деревне я практически не бывал, детство и юность прошло в Питере, поэтому про колхозы ничего не знал, кроме бодрых передовиц и лозунгов, печатавшихся в газетах. Примерно тоже самое писали в учебнике по истории ВКПб, или, как ее переименовали в последние годы — КПСС.

Однако хорошо помню раздражение деда, когда в пятом или шестом классе я начал ему пересказывать историю раскулачивания, он тогда резко оборвал мой рассказ, заявив, что я ничего не знаю и не понимаю. Гораздо позже из обмолвок бабушки я узнал, что дедова двоюродного брата в те годы раскулачили и отправили на поселение в Сибирь. Став старше, я все же попросил деда высказать свое мнение по поводу раскулачивания и коллективизации.

-Понимаешь Сашок,— сказал тот, усиленно разминая папиросину. — Сделать это было необходимо. Партия и правительство все правильно решили. Вот только все по поговорке получилось: "лес рубят, щепки летят", да щепок слишком много оказалось. А ведь это не щепки, это судьбы людские.

-Эх! — вздохнул он.— Тогда я сам моложе на двадцать лет был. Не понимал, что тоже перегибаю палку. Всех кто побогаче на селе за врагов народа считал. А вот, когда узнал, что Митьку с семьей выслали, в себя долго придти не мог. Он ведь с Первой мировой до двадцать второго года за Советскую власть сражался. Потом на землю осел, крестьянствовать начал. Голодали они по первому времени страшно. Но он рукастый мужик был, да и Дарья, жена его, от него не отставала. День и ночь трудились.

К тридцатому году поднял он хозяйство, три лошади, четыре коровы.

Вторым или третьим по богатству в деревне шел. Помню, в письме мне писал: " Спасибо, мол, Советской власти за заботу, хочу нынче мельницу поставить, чтобы людям поближе зерно на помол возить было".

-Мельница его и подвела под монастырь,— посетовал дед и задымил папиросой. -Если бы не она, может, и не выслали.

Он затянулся пару раз, выпустил несколько колец дыма и с горечью заключил:

-А мельницу через год мужики по пьяни сожгли.

Все эти воспоминания за секунды пронеслись в моей голове.

-Николай Иванович, — обратился я к Долгову. -Кажется мне, что ты впереди паровоза бежать собираешься. Думаю, не поймет нас никто с этим колхозом. Тем более что форт со всем имуществом будет нашей собственностью. А вот если мы начнем у народа имущество обобществлять, наверняка, долго не проживем, или на вилы поднимут, или пристрелят по-тихому.

— Ты меня совсем то за дурака не держи! — обиделся мой старший товарищ. — Как будто я ничего не понимаю. Не собираюсь я последнюю курицу обобществлять, или там еще чего.

-Не знаю, правда,— добавил он.— Есть тут у них курицы, или нет.

В углу заворочался Званцев. Он негромко кашлянул и с усмешкой сказал:

-Молчите уж, колхозники. Ни хера в этом деле не понимаете. А туда же, светлое будущее обсуждаете. Как Никитка на двадцать втором съезде. Делите шкуру неубитого медведя, мать его. Где мы и где форт Росс? Мы пока что никто и звать нас никак.

— Не скажи Олег Сергеевич,— задумчиво сказал Долгов. — Я конечно, как Саня не подкован во всех местных делах. Но кое-что все же соображаю. Нас семь человек. Как стало ясно из сегодняшней стычки, трое носят оружие не просто для красоты. Как специалистам, нам сейчас нет равных, даже близко. Думаю, что большинство из нас вполне может устроиться в этой жизни и стать богатыми людьми. Но Сашина идея насчет покупки форта Росс мне пришлась по душе. Тем более контакт с местным племенем у нас вроде получился. Тут одна мысль пришла в голову, попросить у них помощи в промывке золота. Для них это все равно бесполезный песок, да камешки.

-Ты Юрьич, как то говорил сколько этот американец денег Рочеву отвалил, напомни пожалуйста,— обратился он ко мне.

-Сорок тысяч золотых рублей,— сказал я.— Только отдавал не сразу, а частями. Думаю, что и мы можем также действовать.

-А сколько это будет в килограммах золота?— внезапно спросил Званцев.

К сожалению точного веса Николаевских золотых рублей я не знал, но, взяв за основу традиционный вес в семь грамм, неуверенно сообщил, что это возможно будет килограмм тридцать.

-Черт! — с досадой сказал Долгов.— Тридцать килограмм за неделю не намоешь. Здесь придется дольше возиться. Даже если индейцев уговорим. От них все равно первое время будет помощи, как от козла молока.

Я глубоко вздохнул и решительно сказал:

-Не нужно нам дергаться. На первый взнос золото есть. Килограмм десять.

В абсолютной темноте повисло тягостное молчание. Несколько минут все молчали.

-Ну, давай, Сашок, продолжай, сказал А говори и Б,— раздался напряженный голос Долгова.— Расскажи нам, как ты золото с прииска воровал.

Я согласно кивнул, хотя этого в темноте не было видно, и начал свой рассказ с момента, как обнаружил захоронку бывшего начальника отряда.

После того, как я закончил говорить, Званцев с чувством выругался и первым делом спросил:

-Значит, ты с нами летел сразу после похорон? Даже в милицию не зашел, узнать, чего они накопали?

-Чего заходить то? — буркнул я в ответ.— Все, кто над моей Леной глумились, сейчас на том свете на сковородках вертятся.

Долгов присвистнул.

-Теперь понятно, чего ты такой смурной в самолете сидел. Признавайся, сколько гадов положил?

-Чего про них говорить,— нехотя ответил я. — Сколько было все мои.

-Мда,— задумчиво сказал Николай Иванович.— Похоже на правду, за первые три рабочих дня вряд ли можно десятью килограммами золота разжиться. А вообще ты парень рисковый. Милиция все равно докопается, кто столько народу угрохал. Вальтер твой, как я понимаю, в картотеке имеется?

-Имеется,— беспечно заметил я.— Только теперь от этого никакого проку не будет.

-Действительно, чего это я разволновался,— смущенно хмыкнул Долгов. — Где мы и где теперь милиция. Пожалуй, тебе Саня подфартило с этим перебросом в прошлое.

-Не знаю фарт это или нет,— признался я.— только с этими приключениями, не так муторно на душе. Сейчас бы, наверно, в отряде сидел в балке и водку глушил. А тут недосуг воспоминаниями заниматься.

-Ладно, поговорили и на боковую,— сказал Долгов.— Завтра много работы предстоит, давайте спать.

После признания в содеянном мне стало немного легче на душе. Я чувствовал по интонации своих товарищей, что они мне сочувствуют и даже одобряют мой поступок. Не знаю, правда, как бы они реагировали, если бы я рассказал, про пытки и мучительную смерть главного виновника в смерти Лены.