На неведомых тропинках 1. Шаг в темноту

Теперь я понимаю, почему того, кто собирается соврать, выдают бегающие глаза. Я не знала, что сказать, стала оглядываться, надеясь найти ответ. Группа детей уже поравнялась с двухэтажным домиком, у которого сруб порос мхом и нуждался в ошкуривании. Уже слышны отголоски разговоров, пусть ничего толком и не разобрать. Незнакомец не шевелился, все так же ожидая ответа, ни жестом, ни взглядом не показывая нетерпения. Часть ребят скрылась в корпусе. Я бы, наверное, пару минут еще поломалась и в итоге выложила бы все, как есть. Одна из девочек тем временем присела и стала завязывать шнурок, другая, скорей всего, подруга, что-то сказала, засмеялась и сдернула с первой капюшон кофты.

По ощущениям это походило на удар под дых. Окружающее стало абсолютно неважным, фоном: и дома, и трава, и смеющиеся дети, и незнакомец, стоящий в двух шагах.

Капюшон соскользнул с льняных волос, заплетенных в длинную косу. Девочка улыбнулась, отвечая на шутку подруги, встала, покачала головой и повернулась к стоящим чуть дальше ребятам, пара из которых на людей походила лишь издали. Мне необязательно было видеть ее лицо. Я знала его лучше собственного. Высокий лоб, курносый нос, глаза, меняющие цвет, то льдисто голубые, то серые, то светло-зеленые, острый подбородок, полные губы, изогнутые в лукавой улыбке.

Алиска. Моя Алиска. Я вижу тебя. Три года! Три чертовых года по внутреннему кругу меня не пускали к ней. Святые! Плевать на все! Сейчас я хочу одного: подойти, обнять, вдохнуть неповторимый и родной запах, поцеловать. Святые... Все, что угодно, за одно объятие и поцелуй.

Я не заметила, как сделала пару шагов к веселящимся ученикам, не замечала влаги, текущей по щекам, не видела, как дрожали руки.

А после всех слез и объятий, над которыми еще долго будут потешаться её друзья, пусть, подростки не могут иначе, после первой радости, она расскажет мне все-все. Быстро, глотая слова, перескакивая с одного на другое, и то и дело возвращаясь к началу, как она это делает всегда, когда волнуется. Я пообещаю, что больше никуда не уйду, не могу сделать этого, если потребуется, я здесь выгребные ямы чистить устроюсь, но никуда не уйду.

— Ольга, — кто-то схватил меня за руку, и я раздраженно дернула плечом, но вырваться не получилось. Меня развернули вокруг своей оси и снова заставили смотреть на незнакомца-аристократа. Я рыкнула и отвернулась, не хочу ни на секунду отрывать взгляд от дочери. — Послушайте, Ольга, — заговорил учитель, и я даже не удивляюсь его осведомленности, не до подобных мелочей, — посмотри же на меня, — рявкнул в конце концов он, выпадая из невозмутимого образа, и сделал что-то с моей рукой. Что-то очень неприятное, как удар током, до самых костей, только вместо электричества сквозь тело прошел холод. Больно, но боль можно терпеть. Ледяной разряд перевернул все внутри и оставил ощущение неправильности. Я с присвистом выдохнула. На запястье, которое держали тонкие, явно не знавшие работы пальцы, вверх до самого локтя разбегались беловатые узоры. Подобные мороз рисует на стеклах зимой. Глаза незнакомца утратили сумрачную глубину и посветлели почти до белого.

— Ольга, худшего времени для визита не придумать. Сейчас здесь не меньше десяти воспитанников, созревших для первой охоты, — он пошевелил пальцами, и мне показалось, что кожа заскрипела и сейчас лопнет. — А ты добыча. Ты выглядишь, как добыча, ходишь, как добыча, пахнешь, как добыча.

Я закусила губу, чтобы сдержать стон, и попыталась выдернуть руку.

— Слушай, — повысил голос мужчина, — всех мне не удержать. У них инстинкты, а не разум на первом месте, — он в последний раз сжал мое запястье и отпустил. — Иди. Тебя разорвут на ее глазах. А может, и ее вместе с тобой, когда дочь попытается защитить мать, а она попытается. Но даже если нет, Алиса вырастет с чувством вины, ненавидя то, во что она превращается, ненавидя свое будущее.

Я закрыла лицо руками, но не двинулась с места, словно на этот раз он заколдовал мне ноги, заморозил своими словами.

— Уходи. Сейчас. Быстро, и я успею сбить их со следа, — он обошел меня и встал, заслоняя учеников, хотя они по-прежнему весело болтали, не обращая на нас внимания.

Алиска стояла между подругой и парнем с темным лицом, черными острыми рожками, застенчиво выглядывающими из лохматой шевелюры, и руками, покрытыми бурой шерстью. А я все смотрела на ее профиль, впитывая в себя улыбку, смеющиеся глаза, до боли родной жест, которым она перекинула косу с плеча за спину. Она выросла, с болью отметала я. Выросла без меня.

— Ольга, — позвал мужчина.

Я посмотрела прямо на него и четко, чтобы запомнил, произнесла:

— НЕНАВИЖУ.

Отвернулась и побежала. Быстро, как он и говорил, потому что боялась не его воспитанников, а передумать. Слезы застилали глаза, между вдохами прорывалось что-то больше похожее на рыдания. У крайнего дома с черепичной крышей обернулась. Ни аристократа, ни детей уже не было видно. Зато у ближайшего угла стоял первый встреченный мной здесь мальчишка. Стоял и смотрел испуганными круглыми глазами.

Я пошла по стёжке, уводившей меня все дальше от самого дорогого, возвращавшей к прежней жизни, а я все не могла остановить слезы.

Переход из мира в мир, как кувырок через голову, вроде ничего сложного, но можно запросто свернуть шею. Вдвойне страшен, когда сил уже почти не осталось, и втройне, если ты не видишь особого смысла идти дальше.

Я стояла посреди тумана на четвереньках. Внутри бултыхалась та самая чистая вода из питьевого фонтанчика. Гул в голове усилился. Будто где-то в мозгах протянули высоковольтную линию. Раздражающий звук, застывший на одной ноте. Не больно, но сводит с ума. Отмахнуться не получалось. Сейчас меня не волновали ни возможные преследователи, ни глаза нечто, смотрящего из тумана. Ни паники, ни страха, ни желания спрятаться или убежать. Скорее наоборот.

Тело предало меня шагов через пятнадцать после погружения в туман перехода. В виски ввинтилось низкое гудение, от которого завибрировали внутренности. Желудок свело болью, ноги подогнулись. Несмотря на поганость ситуации, мне стало смешно, я полагала, что буду покрепче. Я ошибалась, и не только в этом. Вместо страха пришло отчаяние. Зачем я все время сражаюсь? С собой? С миром? С обоими мирами? Для чего, если цель недостижима? Я никогда не смогу быть с дочерью, вернуться в ее жизнь, сталь ее частью. Кто-то провел между нами жирную черту, будто карандашом провезли по бумаге называемой нашей жизнью, оставляя за собой рыхлый след, проведешь пальцем и размажешь по странице, испачкав руки. Но черта никуда не денется, как ни три.

Алиса будет хищником, это истина, не требующая доказательств. Я — добыча, и это не изменить никакими трепыханиями. Мы не в мультике и не в фантастическом фильме. Пантера или лев не станут вегетарианцами. Мы те, кто мы есть.

Я оттолкнулась ладонями от земли и села. Рюкзак болтался за спиной, но снимать было лень, поэтому я легла на бок, подтянув колени к животу, свернулась калачиком. Осознавать, что твой путь закончен, было приятно. Даже если незнакомец из filii de terra не преувеличил опасность или, чего доброго, не соврал, в одном он прав на все сто процентов. Я ее слабое место. Я тот человек, через которого ее можно достать. У нее будут враги, будут кровники и буду я, слабая и беззащитная. И однажды мы проиграем.

Я закрыла глаза, если бы не навязчивый гул, можно было бы поспать. Интересно, что станет с человеком, который отказался выходить с перехода, но со стежки не сошел? Я о таких не слышала. Буду первой, заодно и узнаю. Вот только это гудение, у меня от него скоро башка лопнет. Я пошевелилась, от каждого движения звук в голове лишь усиливался. Похоже, я выбрала не самый удобный способ расстаться с жизнью. Но и на это почему-то тоже было наплевать.

Времени на переходе не существует, не существует его и когда лежишь на нем. Могло пройти как десять, так и сорок минут, а может, и больше или меньше. Туман гасил любые звуки, кроме гула. Поэтому то, что меня рывком поставили на ноги, а потом закинули на плечо, стало неожиданностью. Сначала я решила, что у меня начался бред. "Наконец-то", — подумала я и хихикнула. Меня подкинули, и чья-то рука или лапа по-хозяйски похлопала по попе. Это внесло дисгармонию в возвышенные мысли о самопожертвовании и пришлось открывать глаза. Земля покачивалась внизу. Ноги в джинсах и армейских ботинках ритмично отмеряли дорогу. Меня вырвало слизью вперемешку с желчью. Откуда-то сверху послышались ругательства, детально расписывающие мои сексуальные предпочтения и предпочтения моих предков. Меня втряхнули, вызвав очередной спазм. То ли от этого, то ли от удара в глазах заплясали цветные пятна, а без того зыбкая реальность стала расплываться, как масляное пятно на воде, то в одну сторону, то в другуюу.

Следующим четким ощущением стал удар, ненадолго прояснивший сознание. Меня бросили на землю, тумана больше не было, а в лицо светило полуденное солнце, которое на мгновенье загородила мужская фигура в ярко-оранжевом жилете с черной надписью, лицо по-прежнему скрывал козырек кепки. На этом сознание покинуло меня вторично. Правда, поклясться, что оно возвращалось, я бы не смогла. Может, это продолжение бреда и я все еще лежу в тумане перехода и безумия гула. Кстати, а где он?

Оглядываясь назад, могу сказать, что это было самым кошмарным пробуждением за мою не очень длинную и не очень толковую жизнь. Болела каждая клеточка тела, каждая мышца кричала и молила о пощаде. Сказался мой двадцатикилометровый поход по пересеченной местности. Во рту был гадостный привкус, а горло горело, будто по нему возили наждаком. Голова раскалывается, как после особо веселой алкогольной ночи, чего со мной не происходило со времен студенчества.

Наверное, если бы мне дали поспать, мир мог показаться довольно сносным местом для жизни. Но на лицо мне снова полилась вода, и поняла, что кто-то настойчиво добивается моего внимания.

— Сизый, глянь, какая краля? — низкий прокуренный голос раздался откуда-то сбоку, и я повернула голову на звук. Обладателем несравнимого тенора оказался невысокий бритоголовый мужик с темной щетиной и щербатой улыбкой, украшенной золотым зубом. — Слышь, шмара, ты ж не против, — он ухватил меня за грудь прямо сквозь ветровку.

Конечно, соображала я не очень, но такое кого угодно приведет в чувство. Сперва я лишь слегка дернулась, от усилий мышцы взвыли.

— Не кипиши, не обижу, — деловито приговаривал золотозубый, а руки тем временем шарили по телу.

Вот тут-то меня, торкнуло по-настоящему. Святые! Не для того я три года по внутреннему времени выживала бок о бок с разными тварями, ежеминутно доказывая, что человек достоин жить, чтобы в итоге мной попользовался какой-то дебил с золотым зубом.

Со второй попытки мне удалось сесть, но бритый толкнул меня обратно и стал судорожно возится с застежкой моих джинсов. Он очень торопился и поэтому ничего не получалось. Я схватилась за штаны, но не затем, чтобы помешать ему, вернее, не только за этим. Я молилась, чтобы маленький серебряный ножик был на месте, а не вывалился во время блуждания по стёжкам. Возможно, молитва была услышана или мне повезло, но маленький столовый прибор все еще лежал в заднем кармане. Уроду надоело возиться, и он с силой дернул за пояс, ткань затрещала, я выгнулась, стараясь сбросить его руки.

— Зуб, ты че здесь балду гоняешь? — донеслось откуда-то из-за спины.

Призрачное везение закончилось. Справиться с одним шансы были, пусть и весьма условные. С двоими — без вариантов. Вопреки еще недавно накатывающему равнодушию и жалости к себе, сейчас мне очень хотелось бороться. Мне было необходимо бороться.

— Секи, какую красючку надыбал. Бля бду, если не пропахаю.

— Спортсмен бухтит...

— Не пастух, побухтит — охолонется, — огрызнулся Зуб, когда я особенно сильно дернулась. — Пришпиливайся.

К разговору я не прислушивалась, и так ясно, к чему все катится. Лезвие было скрыто рукой, которую я немного отвела в сторону, чтбы была возможность для замаха. А когда шаги стали приближаться, ударила с низкого положения. Неудачно. Мышцы болели и резкого удара не вышло, золотозубый успел убрать руки.

— Курва, — рявкнул бритый. — Вяжи грабли, Сизый.

Я не стала дожидаться расплаты и пнула золотозубого ногами. Метила в голову, попала в плечо. Больно, но эффект не тот. Второй уже был рядом и схватил за руку, правда, не за ту, в которой был нож, чем я тут же и воспользовалась, полоснув его по тыльной стороне ладони. В этот раз лучше, на коже сизого от татуировок мужика выступила кровь. Он был выше Зуба как минимум на голову и шире раза в полтора, если сожмет, все кости переломает. На этом мое героическое сопротивление было подавлено. Много ли навоюешь столовым ножом, если твой опыт поножовщины стремится к нулю? Рассчитывать на "иные" свойства серебра в драке с людьми не приходилось. Бугай зашипел и ударил по руке, выбивая ножик, который тут же скрылся в траве. Я вскрикнула и стала выворачиваться, вернее, постаралась вскочить, успела перевернуться, когда зуб дернул меня за ноги, а второй навалился сверху, прижимая лицом к земле.

Самым сильным чувством в этот момент стала обида, на мир, на обстоятельства, на себя. Как мало сопротивления я способна оказать? Самое время заплакать. Но слёз не было. Наверное, вчера израсходовала весь лимит.

— Зуб, Сизый, че за бодяга? Не захиляем до огней, нам вилы. Мусора с подружками примут, как родных. По вертухаям соскучились? — справа из-за дальних кустов вышли две пары ног. Вернее, только их я и видела, так как голову по-прежнему вжимали в землю.

Появление новых персонажей не обрадовало никого: ни меня, ни держащих меня мужиков.

— Спортсмен, Гвоздь, — в голосе золотозубого послышались заискивающие нотки, — все в ажуре. Пара минут в расслабон и похиляем?

Решение новоприбывших мы ждали, затаив дыхание, правда, надеялись на разное. Хотя мне в любом случае ничего хорошего ждать не приходилось, ведь не отпустят же они меня с извинениями, право слово.

— Спортсмен, минута, я за близких отвечаю, — принял решение Гвоздь, я дернулась. — Братва запылит, все битые оборвемся.

Зуб дернул меня за штаны, пуговица не выдержала. Сизый провел руками по спине.

— У тебя кровь? — спросил новый голос, от которого у меня по темечку побежали мурашки. Теперь я знала, кто такой Спортсмен, и как бы эти двое не оказались "меньшим злом". С него станется снять "расслабон" зеков на телефон, а потом выложить на портале в нашей тили-мили-тряндии, хотя, наверное, все-таки слишком для него и бесцельно, а он не любит бессмысленных телодвижений.

Я предприняла еще одну отчаянную попытку вырваться. Задергалась с удвоенной силой, задрыгала ногами, хоть слез по-прежнему не было, завывать в голос мне это не помешало. В первую секунду Сизый даже ослабил хватку, наверное, от неожиданности, но тут же навалился обратно. Урод!

— У тебя кровь, — уже не спрашивал, а констатировал факт Спортсмен.

На этот раз голос был ближе, и в нем отчетливо слышались рычащие интонации. В нашей тили-мили-тряндии это означало одно — хищник учуял добычу. Я выдохнула и замерла, молясь про себя, чтобы не ошибиться. Если они сцепятся, у меня появится шанс.