-Вел!— миг, и Лади уже прижималась к покрытому с ног до головы угольной пылью брату. — Вел, всё в порядке?
На измазанном лице брата на миг появилась улыбка:
— А что со мной могло случиться, Лади? Ты только не притискивайся ко мне так сильно — измажешься!
Но сестра ещё теснее прижалась к Веилену:
— Мальчишки говорили, что возле шахт опять дым видели.
— Чепуха. Просто мусор жгли. — Брат на миг отвернулся от сестры, словно опасаясь, что она могла прочитать на его лице подлинную причину пожара и то, что не всем , работающем в забоях , углекопам повезло так, как их семёрке, а потом вдруг немного прищурился и посмотрел в тёмный угол уже более внимательно. — Нора?! Неужели снова прогрызли?
Легонько отстранив от себя сестру, Веилен подошёл к стене и, присев на корточки, коснулся рукой жестяной заплаты, посреди которой зияла дыра с неровными краями , на которых были чётко различимы следы зубов и зубки эти в этот раз были совсем не немаленькие!
— Дырку прогрызла очень большая и серая крыса. А ещё она меня укусила! — пожаловалась наблюдающая за действиями брата Лади .-Так больно!
Веилен немедленно оторвался от изучения покорёженной жести:
-Укусила!? Покажи!
Промывая глубокие ранки на белокожей , кукольной ладошке сестры, Веилен ещё раз убедился, что навестившая их комнату крыса сильно отличалась от своих товарок— обычные пацюки были небольшими и довольно пугливыми а эта... Решая две проблемы сразу— что соорудить Лади на ужин и как забить дыру, чтобы она оказалась крысе не по зубам, Веилен тяжело, с надрывом закашлялся — год работы в шахтах не прошёл для него даром:
— Ты теперь кашляешь, прямо как дядя Груст...— Лади покачала перебинтованную ладонь и жалостно взглянула на брата — Тебе очень плохо там, под землёй?
— От кашля ещё никто не умирал, сестрёнка.— Веилен подошёл к рукомойнику и принялся отмываться от въедливой пыли.— А кроме крысы тебя больше никто не тревожил?
Лади задумчиво склонила светлую голову:
— Ну я чуть — чуть поругалась с Листе — он говорит, что то, чем вы занимались с отцом ложь и что...
Веилен отшвырнул полотенце в сторону:
-Листе может думать всё, что ему заблагорассудиться,— это его право, но ты, Лади! Сколько раз я просил тебя — при посторонних ни слова о том, как мы жили в Присте!
Сестра упрямо вскинула голову , взглянула на брата:
— Но ведь он не прав! Да и врать мне не хочется!
Веилен вздохнул, подошёл к Лади , присел перед ней на корточки:
— Я не прошу тебя лгать , сестричка. Просто научись держать язык за зубами , а с остальным я сам разберусь. Хорошо?
-Хорошо... Но я так скучаю по маме и Дирке , и Дейре и...
Веилен взъерошил волосы сестры:
— Я тоже по ним скучаю , Лади. Очень... А пока... Яичницу будешь?
— Угу. — согласно кивнула сестра: она уже не только привыкла к тому, что характер Веилена после их побега из Вильдно стал не по возрасту мрачным , но и давно смекнула, что ворчит брат исключительно для порядка, а совсем не от строгости...
А потому ,пока Вел возился возле плиты , Лади играла с Белянкой — жуткая крыса и прочие горести были ею успешно забыты, и когда брат сказал . что после завтра она будет гостить у тёти Литаны, Лади окончательно повеселела : дочери Литаны — Рита и Нея были её лучшими подругами.
Веилен искоса взглянул на сестру и нахмурился: Лади была для него объектом неусыпных забот и в тоже время головной болью — в силу малолетства сестра не понимала, что за ними всё ещё шла охота, а в разговорах могла запросто помянуть и Присту, и имена родителей. Из-за этого Веилену пришлось уносить ноги из Дарна и Лугана, проведя в этих горняцких городках от силы по месяцу, но здесь, в крейговском Вильдно они с сестрой были в относительной безопасности — Груст и другие углекопы не особо верили в болтовню Лади, а самого Веилена считали сбежавшим в поисках лучшей участи из оловянных рудников полувольным, и, сочувствуя ему и сестре, держали язык за зубами. Груст даже закрыл глаза на явное несоответствие Веилена названному им семнадцатилетию , и поставил угрюмого подростка не корзины с углём за гроши таскать или лошадей под узцы водить , а наравне с собою— на выработку. Ну, а что до роста — так среди потомственных горняков частенько встречаются такие мелкие и внешне хрупкие, но при этом бесконечно выносливые ребята— да и что великану с плечами в косую сажень делать в тесном забое?!
Сам же Веилен тянул горняцкую лямку с упорством мохнатых углекопских лошадок, а на расспросы о своём прошлом либо отшучивался, либо сухо отвечал, что их с Лади родители умерли рано, а другой родни у них нет. Что же касается болтовни сестры, то чего только малышня не выдумает!
— Правильно поступаешь: стукач или гнида везде могут найтись, а твоя голова теперь дорого стоит — Херстед расщедрился! — сказал Веилену несколько месяцев назад нашедший его Лудиг. Бывший "Сияющий" действительно помог им с Юргеном выбраться из города — он не только придумал саму уловку, но и умудрился достать всё, необходимое для её исполнения. Врочем, помощь Лудига на этом не ограничилась — после побега Вела он взял на себя роль связного. Вот и теперь он потёр рукой искалеченное лицо и едва слышно добавил.— Я ведь тебе не только привет от Юргена принёс, но и новости... Плохие новости...
Веилен посмотрел на замолкшего Лудига, на спящую Лади и тихо уронил:
— Отец?
Лудиг отрицательно качнул головой, вздохнул:
— Нет. Дейра ... Повесилась... Не выдержала ...А мать твоя болеет :тюремные ямы сырые и холодные — по себе знаю... Зато с той поры у меня кое какие зацепки среди надзирателей остались.— и тут же , взглянув на сжавшиеся кулаки Веилена он поспешно добавил— Даже не думай возвращаться! Семье ты этим не поможешь, а себя погубишь...
— А что мне делать?! По прежнему ждать? -глаза всегда тихого Вела внезапно блеснули, точно у волка.— Когда их всех живьём сгноят!!!
— Тише, пичуга, сестру разбудишь...-шёпот Лудига стал резким и суровым. — Я норов Астарского князя на своей шкуре выучил — поэтому слушай меня внимательно. Дирке с Олли жене тюремщика приглянулись — она баба бездетная и жалостливая, так что шанс выбраться из застенков у девочек есть. А поскольку детская память недолгая, то через пару лет они не вспомнят ни старых имён, ни матери, но ведь для тебя главное, чтоб сёстры живы остались...
Веилен молча кивнул, и Лудиг продолжил:
— У Хелдига только две страсти есть — золото и сын его, полудурок... Поэтому Лекки будет жить до тех пор , пока на смену ему более сильный Чующий жилы не найдётся! А это ты... Так что оставайся пока в Вильдно, а я — как ещё какие новости появятся — тебя навещу... Лады?
...Прошло уже полгода, а от Лудига по-прежнему не было ни слуху ни духу, и Веилен с каждым днём всё больше понимал , что столь долгое отсутствие новостей вызвано тем, что ничего хорошего в Присте не случилось, а Лудиг просто не хочет вновь приносить дурные вести...
— Вел! Ты что, спишь с открытыми глазами?! — голос сестры вывел Веилена из задумчивости, и он рассеяно взглянул на свой ужин, к которому так и не притронулся...
— Я просто очень устал, Лади... — брат встал из-за стола и подошёл к слуховому окну. На затянутом низкими, тяжёлыми тучами небе не было видно ни единой звёздочки, да и на душе у Веилена было так же безнадёжно и мрачно... А завтра опять в забой — в ещё большую, беспросветную тьму...
— Мамочка!!! Ма-а-а-ма! — тоненький голосок Риты был слышен ещё на лестнице, и Веилен с Грустом, не сговариваясь,
бросились в комнату. За распахнутыми дверями их ожидала следующая картина — Литана, держа на руках трёхмесячного сына, стояла на высоком табурете, Рита, Лади и Нея испугано жались в кучу на узкой кровати, а по комнате, не обращая внимания на испуганные крики детей, деловито сновало сразу несколько здоровенных серых пацюков.
— Что это за напасть!— ругнулся Груст, и тут ещё одна, незамеченная горняками крыса, высунула свой наглый нос из детской колыбели!
Веилен со злым шипением метнулся в комнату: миг — и этот, пойманный за хвост пацюк был шмякнут головой о стену, а Груст ринулся вслед за Велом в комнату и подхватил балансирующую на табурете, испуганную супругу:
— Сейчас мы расправимся с этой поганью! Успокойся!
Между тем Вел пнул носком грубого горняцкого сапога ещё одну крысу:
— Они не похожи на обычных чёрных , Груст... Совсем не похожи!..
Бледная ,как снег, Литана согласно кивнула головой:
— Эти твари набросились на детей, точно бешеные собаки, а наш кот сбежал от крыс через окно, ведь они его искусали!
... Уже через минуту выяснилось, что наглая свирепость крыс явление быстро проходящее — после смерти двух своих товарок лысохвостые пакостники покинули поле сражения и Груст с Веиленом принялись успокаивать напуганных до полусмерти девочек и заколачивать прогрызенные пацюками ходы.
Когда же последняя дыра была закрыта и заколочена, в гости к Грусту, несмотря на поздний час, зашёл живший по соседству Ростин:
-Извини, что тревожу, Груст. У тебя не найдётся лишнего куска жести?
-Нет. Только что всю перевёл, — старший кивнул головой в сторону свежей заплаты и пояснил.— Крысы. Наглые, паскуды...
Ростин удивлённо поднял брови:
— И у вас тоже? А я прихожу домой, а у меня на кухне ни крошки съестного — всё растащили и перепортили, поганцы!
Слушая этот разговор. Веилен хмурился всё больше и больше: нашествие крыс — вещь, вне всяких сомнений, неприятная, но в этот раз оно казалось предвестником чего— то ещё... Чего-то, несущего беду... Такое-же ощущение у него появлялось перед обвалами в шахте. Последний год смерть часто проходила мимо подростка, и он мимовольно научился улавливать её , незаметное для других, ледяное дыхание. Эта способность уже пару раз спасла жизнь работавшим вместе с Веиленом углекопам, но в этот раз он предпочёл промолчать и даже урезонил себя:
"Ещё немного, и я сам начну каркать,словно ворон. Хватит уже во всём видеть беду! Хватит!"
Вот только предчувствие не обмануло Веилена и в этот раз.
...Бабье лето: в прозрачном воздухе плывёт невесомая паутина, в зелёной листве проступают первые золото и багрянец, а солнце, застыв в небе раскалённым добела полтовником , щедро отдаёт земле последнее, неизрасходованное за летние месяцы тепло.
Но эти ясные и жаркие деньки больше не выманивают на улицу чумазую детвору "рабочего" квартала Вильдно, а солнечные лучи напрасно скользят по закопчённым стенам и наглухо закрытым ставнями окнам. Вокруг ни звука, ни движения — и ветер гоняет по опустевшим улочкам пыль.
...Старый ворон, тяжело взмахивая крыльями, пролетел над крышами горняцкого квартала, но, приметив незакрытое слуховое окно, бесшумно опустился на подоконник и, нахохлившись, осторожно заглянул в небольшую, с низкими потолочными балками комнату. Косые солнечные лучи с кружащимися в них золотистыми пылинками освещают её всю и даже достигают противоположной стены, возле которой стоит небольшая детская кровать ,где лежит светловолосая хрупкая девочка. Её руки бессильно выпростаны поверх одеяла, глаза закрыты, а на прозрачном личике с запёкшимися губами застыло выражение бесконечного страдания. Белая сорочка расшнурована у тонкой шеи с часто бьющейся синей жилкой и двумя наполненными тёмной кровью опухолями размером с грецкий орех. Такие же кроваво чёрные опухоли виднеются и на худых предплечьях ребёнка . Внезапно губы девочки размыкаются и она тихо шепчет:
— Пить...
Но сидящий, низко опустив голову, Веилен встрепенулся, как только уловил эту , едва различимую, просьбу. Резко встав, он тут же покачнулся, точно от головокружения, но уже через несколько мгновений справившись с накатившей на него слабостью , Вел налил в чашку из кувшина настой ромашки и подошёл к постели сестры. Аккуратно приподняв голову Лади, Веилен поднёс край чашки к самым губам девочки:
— Вот . Пей...
Лади сделала несколько торопливых глотков и тут же закашлялась:
-Больно... Глотать больно ...
-А ты потихоньку... Вот так...— Веилен, дождавшись пока сестра немного утолит жажду, снова бережно опустил её голову на подушку. Поправил одеяло... И согнулся в приступе мучительного кашля...
— Вел... — глаза Лади были по-прежнему закрыты.— Крысы... Не подпускай их ко мне, пожалуйста...
Брат отёр окрасившую его губы кровь:
— Не подпущу, сестричка... Не бойся. — Веилен снова направился к столу, возле которого нёс своё бессменное дежурство, с каждым днём дававшееся ему всё труднее — силы уходили, точно вода в песок, а приступы кровавого кашля теперь сопровождали почти каждое движение... Похоже, поветрие добралось и до него...
— Ничего ... Выкарабкаемся...— Вел опустился на стул, прикрыл воспалённые от бессонницы глаза — Не впервой!
С началом эпидемии углекопы оказались предоставлены сами себе: покинуть обречённый квартал было нельзя под страхом смерти — ратники из гарнизона "Лис" стреляли без колебаний и промахов — в этом уже убедились обезумевшие от страха люди, попытавшиеся взять приступом немедленно перегородившие улицы заслоны. Больше таких отчаянных не нашлось, ведь оставаясь за закрытыми дверями можно было сохранить хоть тень надежды, что поветрие обойдёт тебя стороной, а стрелы несли смерть скорую и верную.
Вернувшийся из забоя Веилен — это было как раз перед тем, как работа в шахтах полностью встала — застал тогда самый конец чумного бунта: толпа, быстро отхлынувшая от укреплений, оставляла за собой лежащие в пыли трупы — среди убитых были женщины и даже несколько подростков и детей...
Вдогонку убегающим просвистело ещё с десяток стрел, на заслоне появился высокий поджарый командир "Лис" и гаркнул так, что его голос был слышен даже на другом конце улицы:
— По домам, чумные! Ожидайте лекарей, и не высовывайтесь понапрасну— иначе пришибу любого, кто подойдёт к кордону ближе, чем на сто шагов!
...Лекари действительно появились— одетые в длинные , пропитанные смолой балахоны, в кожаных , скрывающих всё лицо масках, они ходили от дома к дому с длинными палками, которыми отгоняли слишком близко подходящих к ним людей или указывали на травы , которые надо заваривать. При этом самих больных врачеватели не только не осматривали, но даже не заходили к ним в комнаты , предпочитая общаться с ещё не имеющими на себе признаков поветрия родственниками...
Веилен не знал, помогли ли кому — нибудь советы этих лекарей, но отметил, что чем больше разгорался очаг заразы, тем реже появлялись на улочках врачеватели, а вот вымазанные смолою телеги-труповозки навещали квартал с завидным постоянством и всегда покидали его переполненными до краёв.
За этими скрипучими, неуклюжими повозками обитатели квартала наблюдали в щели ставен ,затая дыхание , а телеги медленно продвигались по улицам, останавливаясь у каждых дверей .Одетые в точности так же, как и лекари, возничие хрипло осведомлялись, есть ли в доме мёртвые, и, в зависимости от ответа, либо ожидали, когда к ним на телегу вынесут плотно запелёнутый в простыни труп, либо неторопливо двигались дальше. Если же на оклик возничих никто не отвечал , то они взламывали ломами двери, и углублялись в тёмную молчаливость комнат, а через несколько минут снова появлялись на улице, волоча за собой баграми остывшие тела...
