Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Глава 9. Привет, Хилкровс!
Экспресс31 "Золотой Единорог" уверенно набирал ход, вырвавшись на простор за город и скользя по рельсам среди полей и лугов. Изредка за окном проносились небольшие березовые рощицы с уже успевшей пожелтеть листвой. Колеса ритмично постукивали на стыках и чем дальше, тем все чаще. Ребята расположились в купе, найдя одно полностью свободное. По случайному стечению обстоятельств, оно оказалось именно тем самым, в котором они ровно год назад впервые ехали в Хилкровс на распределение и где познакомились, причудливо сведенные судьбой. Но она оказалась мудрой в своих причудах. И вроде бы случайное знакомство в кратчайшие сроки переросло в дружбу, которая, не смотря на ее малый срок, успела выдержать нелегкие испытания на прочность. А вот сейчас эта дружба рушилась прямо на глазах, рассыпаясь песком сквозь пальцы. В крайнем случае, именно так думал Баретто. — Каджи, микстурку от падучей не подогнать? — в приоткрытую дверь купе просунулась маленькая, но ехидно-злорадная рожица Ривера Дипа. — У меня есть немного. А то говорят, что ты на Привокзальной площади... Гоша отвернулся в сторону окна, вовсе не желая общаться с мелкой шавкой Гордия. А уж тем более не собирался с ним препираться. Слишком много чести для дворняжки, самостоятельно ничего не умеющей, кроме как трусливо подбрехивать в присутствии хозяина. — Себе оставь, пригодится, — зато Роб спокойно поднялся, положил свою пятерню на лицо не успевшего закончить фразу фалстримца и, не особо напрягаясь, вытолкнул его за дверь. Легкого движения руки Баретто вполне хватило, чтобы Ривер пролетел пару метров в свободном полете и, приземлившись на мягкое место, еще столько же проскользил вдаль по коридору. Выражение лица у Дипа стремительно сменилось с радостно-ехидного на обиженно-непонимающее. Чпок, внимательно наблюдавший за развитием событий, отлепился от стенки вагона, где стоял в своей излюбленной пренебрежительно-повелительной позе, скрестив ноги и переплетя руки на груди. Он попробовал было самолично ринуться на разборки, но Роб невозмутимо, даже не сменив выражения лица, захлопнул дверь купе прямо у него перед носом. А затем парнишка повернул защелку, чтобы больше никто не посмел ворваться и помешать им. То, о чем Баретто собирался поговорить с друзьями, предназначалось только им, а вовсе не посторонним ушам. — У меня есть один вопрос для всех, а то что-то сомнения обуревают, — парнишка опять уселся рядом с Каджи и насупился, хмуро сдвинув густые брови. — Мы все еще друзья или уже каждый сам по себе? — Да, да. Конечно, друзья, Роб! Что это за дурные мысли у тебя в голове бродят? Да как ты мог подумать только..., — вяло, вразнобой завозмущались остальные. — Ну, а раз мы друзья, то кто из вас может мне толково объяснить, что же с нами со всеми сегодня творится? Только честно и откровенно. Я вот лично совсем ничего не понимаю, хотя и чувствую что-то неладное. Между прочим, именно в этом купе мы поклялись в прошлом году... — Дружба, — серьезно подтвердила Аня, как и в прошлый раз, первой протянув на центр купе руку раскрытой ладонью вниз. — Всегда, — после небольшой паузы на нее опустилась Гошина, и он почувствовал, что близняшкина рука по сравнению с его пламенем просто ледяная. — Легко, — голос равнодушный, да и Янкина ладонь легла поверх парнишкиной, едва коснувшись ее кончиками пальцев, а сама девчонка неопределенно пожала плечами. — Везде, — по-прежнему хмурясь, буркнул Баретто и весомо припечатал сказанное своей крепкой дланью, отчего близняшкина рука, едва заметно вздрогнув, все же плотно сомкнулась с Гошиной. — И все же я не могу взять в толк, почему ж мне в таком случае так тоскливо? Мы по-прежнему вместе, а сердце щемит и настроение противное, словно мы едем на похороны кого-то из очень близких нам людей, а вовсе не на учебу в родной Хилкровс. Роб тяжко вздохнул и принялся внимательно изучать носки своих надраенных до зеркального блеска ботинок. Каджи и хотел бы успокоить друга, но сам находился как не в своей тарелке. Да вдобавок его слегка знобило. Парнишка даже подумал, что вернее всего утреннее купание в ледяной воде ручья выйдет ему боком. Не хватало только заболеть по приезде в Хилкровс в первый же день. На ноги его, конечно, быстро поставят. Школьный медик, старичок Диорум Пак и не такие случаи, шутя, лечил на раз-два-готово. Но все равно приятного в болезни мало. — Просто ты не свое место занял, Роб, вот тебе и тошно с непривычки, — Янка попробовала слегка улыбнуться, что ей удалось после второй попытки. — А ну, брысь оттуда к Аньке! И развлеки ее каким-нибудь заумным разговором, иначе она со скуки уже порывалась учебник по трансфигурации для чтения достать из рюкзака. С ума сойти можно! А там в прошлый раз я сидела, если мне память не изменяет. Баретто возражать не стал, и они быстренько поменялись местами. И Роб даже чуточку повеселел. А затем они с Анькой и впрямь начали вполголоса мудреную беседу, густо пересыпанную замысловатыми волшебно-научными терминами. И Каджи ни за что не догадался бы самостоятельно, что речь идет всего лишь о сходстве и различиях семейных берлог, если бы друзья так часто их не поминали. Но парнишке подобная тема показалась невероятно занудной, и он отвернулся к окну изучать стремительно меняющийся пейзаж. Не прошло и минуты, как Гошу настойчиво потрясли за плечо, и он обернулся к Янке. — Ты помнишь, как мы с тобой познакомились? — Конечно, помню, — удивился парнишка. Разве забудешь свой первый в жизни поцелуй, пусть и дружеский? — Тебе сейчас так же плохо, как и в тот раз, когда впервые один оказался в чужом мире? — Хуже, Янка. Только не знаю почему. Она глубоко вздохнула и впервые за последнее время посмотрела ему в глаза. А у самой они были непривычно серьезными и чуточку грустными, без полыхания задорных искорок, раньше вечно выплясывавших в зрачках гопака. — Мне тоже, знаешь ли, не медом намазано. А потому целовать я тебя не буду, и не проси. Да и не заслужил ты сегодня поцелуя. Но чуточку привести тебя в порядок стоит. Самому-то, видать, невдомек в зеркало посмотреться? Ты после купания как был растрепой, так до сих пор таким и ходишь. И чего только эта глупая Луиза в тебе интересно нашла, что глаз оторвать не может? Девчонка достала расческу и принялась деловито приводить шевелюру Каджи в относительный порядок. А парнишка удивился сам на себя: он и на самом деле вовсе не задумывался о том, что выглядит сегодня малость странно, если не сказать большего. Закончив с укладкой волос в некое подобие прически, Янка достала носовой платок и, обслюнявив его, стала усердно что-то оттирать у Гоши на лбу. Он не сопротивлялся, ей со стороны виднее. Любопытно только, когда близняшка успела себя в порядок привести? Он этого момента не уловил, но выглядела она сейчас вполне приемлемо. — Не дергайся, Гоша! — строго приказала девчонка. — Осталось немного потерпеть. И где ты только успел в грязи вымазаться? — А то она не видела его пикирующий носом на булыжник полет. — ...Мы, пока ты за метлой бегал, Этерника, собственной ухмыляющейся персоной, лицезрели. Он из магазина Мойши Выудумана с большим свертком вышел. Наверное, посох покупал. А потом сделал два шага и просто-напросто пропал. Трансгрессировал, поди, прямиком в школу, хотя в Хилкровсе и стоит на этот случай блокиратор магических перемещений. Но ведь он — директор, наверняка, для себя лазейку оставил. И все-таки Верд-Бизар самый крутой маг на свете, что ни говори: ни подготовки, ни громовых раскатов, ни сверкания молний, — просто растворился в воздухе и был таков. — А на кой ему посох понадобился, интересно? Он и без него прекрасно все время обходился. Да и чтобы директор волшебной палочкой пользовался, я тоже ни разу не видел и не слышал об этом. У Этерника и так любое колдовство запросто получается, достаточно легкого взмаха руки. — Да кто ж его знает? — отозвался Баретто, которому тема берлог тоже быстро наскучила. — Феномен, одно слово. А почудить не меньше нашего любит. — Ну, это еще бабушка надвое сказала, — возразила Аня, привычно раскладывая на столике эксклюзивную снедь от Марины Сергеевны, которой как всегда оказалось намного больше, чем они смогли бы съесть за неделю пути. — Среди нас, оказывается, присутствуют такие чудики, что меня, чего уж скрывать, любящую напроказничать, оторопь берет, клянусь вот этим бутербродом. Гоша, ты сегодня специально задался целью нас с ума свести? У меня аж сердце зашлось, когда ты к этому цепохвосту направился. И ведь не тронул он тебя. Почему? Гошенька, лапонька, открой секрет, не жадничай. "Не рассказывай ей ничего! Ишь как хвостом заюлила, подлиза сероглазая! Будто лиса у курятника", — возмущенно зарокотал внутренний голос, но парнишка зло цыкнул на него, и он заткнулся, продолжая издалека ворчливо и недовольно бубнить о глупых малолетках, не умеющих держать язык за зубами. — Да не знаю я, Ань, почему он меня не тронул, — Каджи невнятно пожал плечами, вырвавшись наконец-то из заботливых рук Янки, посчитавшей, что она сделала все, что было в ее силах. — Не такой уж он и монстр, как с виду кажется. Да, свирепый, не спорю! Но вот посади вас в клетку, да еще в каком-нибудь чужом мире, без еды и воды, еще неизвестно как вы там себя поведете. Может этот цепохвост по сравнению с вами окажется очень милой ручной зверюшкой? Тоскливо ему было, а я его пожалел, вот он и не тронул меня.... Наверное... — Но откуда ты знал, что он даст себя погладить? — задумчиво произнесла Янка, скорее для себя, чем для друзей. — Ты, Гоша, хоть иногда головой пользуешься по прямому назначению, кроме приема в нее пищи и раскалывания лбом орехов на досуге? А если бы монстр тебе полруки отхватил? Ладно, допустим, на себя тебе уже наплевать. Ты у нас "озабоченный" предсказанием и последующей неминуемой гибелью. Но о других ты хотя бы иногда задумываешься? Я же ведь тебя... Близняшка замолчала на полуслове и, блеснув внезапно обильно увлажнившимися серыми глазами, резко отвернулась в сторону двери, обстоятельно ее разглядывая, будто пыталась определить, не подслушивают ли их. А парнишка лишь руками слегка развел, так как и сам своего поведения понять не мог: с утра обыкновенный медведь чуть ли не до инфаркта перепугал, а тут такая страшная и уродливая зверюга едва ли не котенком показалась, вызывая умиление. — Ничего я не знал, Янка. Ты же вот к зеркалу побежала, просто поняв, что так нужно, по твоим словам. Вот и у меня было в точности так же. И при чем здесь другие? О вас я думаю, даже больше, чем вы себе представить можете. — Плохо думаешь и редко, — поддержал близняшку Баретто, потянувшись за жареной куриной ножкой. — Мы и на самом деле перепугались. — Так ты не досказала, Янка, что ты меня...? — проигнорировал парнишка замечание Роба и еду тоже. — Опять побьешь? Подзатыльников мешок отсыпешь? Повторяешься, подружка, это сегодня уже было около зеркала. — Дурак! — коротко и весомо высказалась девчонка, яростно сверкнув на него уже сухими глазами и презрительно прищурившись, добавила еще более эмоционально: — Какой же ты дурак, Каджи! Ничего-то ты не понимаешь... — Опять двадцать пять! — возмутилась другая сестренка. — Вам не надоело еще ссориться? — Это не ссора, а констатация факта.... Так, чего там нам мамуля в этот раз напичкала вкусненького? О-о, салатик! — Янка нарочито оживленно потерла руки, будто целую неделю умирала с голоду, и набросилась на еду, посчитав продолжение разговора с Гошей бесполезной тратой времени и сил. Насытились они неожиданно быстро, хотя этот обед правильнее было бы назвать завтраком. С самого утра у ребят еще ни крошки во рту не побывало, не считая мороженого и немного шоколада, приобретенного по ходу дела на Заячьем проспекте и проглоченного впопыхах. Так это и едой назвать трудно. И хотя Марина Сергеевна постаралась на славу, аппетит ни у кого из друзей так и не проснулся. Жевали вяло, молча и словно по принуждению. А у Каджи и вовсе куски в горле застревали, царапая его болезненную воспаленнность. И чем дальше, тем хуже ему становилось. Наскоро закидавшись чем попало, лишь бы в желудке не урчало, он притулился в уголок и закрыл глаза, объявив друзьям, что не выспался и намеревается немного вздремнуть. Спать парнишке вообще-то не хотелось. Но состояние было как при внезапно напавшей сильной простуде. Да и выслушивать о том, какой он гадкий и плохой, что-то совершенно не климатило. Мысли между тем сами собой крутились вокруг загадок и непонятностей сегодняшнего дня, но настолько дикие и неправдоподобные, что Гоша их тут же посылал подальше. Ребята вполголоса болтали о всяких пустяках, вспоминая прошлый учебный год и фантазируя о предстоящем. Тут все же парнишка невольно задремал, убаюканный мягким перестуком колес, едва заметным покачиванием вагона и чуть слышным монотонным бормотанием друзей. И лишь перед самым прибытием в Хилкровс, Янка бесцеремонно растормошила его, тряся словно яблоню при сборе урожая. — Просыпайся, Гоша! Хватит дрыхнуть! Скоро уже приедем. А нам еще переодеться в школьную форму нужно. Или ты притворяешься спящим и собрался подглядывать за нами, бесстыдник? Пять нарядов вне очереди и три года пожизненного расстрела, курсант! — девчонка чуточку повеселела, оказавшись вблизи любимого Хилкровса. — А тебе жалко, что ли? — спросонок не подумавши головой, буркнул Каджи, потягиваясь. — Тебя, Янка, не поймешь: то по улицам собирается разгуливать, в чем мать родила, то поспать толком не дает... — Кто старое помянет, тому глаз долой... — Ага, согласен. А тому, кто забудет — оба. Еще раз потянувшись, на этот раз до хруста в суставах, и широко зевнув, парнишка все же вышел из купе в коридор. Только по дороге Гошу так хорошенько мотнуло, что ему пришлось схватиться за косяк двери, дабы не упасть. Может, и на самом деле стоило взять микстурку от падучей у "заботливого" Дипа? Оказавшись в коридоре, Каджи подошел к окну и прижался к его прохладному стеклу горячим лбом. Стало чуточку полегче, и он с запоздалым сожалением подумал о том, что зря заснул на закате. После этого Гоша всегда себя неважно чувствовал: тело ломало, голова ничего не соображала толком, и весь оставшийся вечер можно смело из жизни вычеркивать, будто его и не было вовсе. Потому что разве зомби живут? Нет, они просто существуют. Пейзаж за окном давным-давно сменился. Вместо полей и лугов по обеим сторонам от железнодорожных путей раскинулся темный, густой лес, который более правильно напрашивался назваться дремучей тайгой. Лиственные и хвойные деревья в нем беспорядочно перемешались, но относились друг к другу вполне миролюбиво, по-соседски. Поезд резко дернулся, предприняв попытку затормозить, но уже через секунду рванул на прежней скорости дальше. От неожиданного толчка Гошину голову словно из ружья картечью в упор прострелили. Острая боль пронеслась от серебристой прядки в противоположную сторону, по дороге расплескиваясь жгучими локальными очагами. Глаза тут же на миг заволокло призрачным туманом, а реальность стала зыбкой, подернувшись подрагивающей мутной пеленой. Дверь купе открылась. Оттуда вышел Баретто, задержавшийся, чтобы успокоить свою не вовремя разбушевавшуюся ворону, которая оглушительно каркала, хлопала крыльями и грудью бросалась на прутья клетки. С трудом он уговорил ее вести себя прилично, как подобает благовоспитанной пернатой из серьезной и солидной семьи. — Не загнулся еще, дурачина? — надменно поинтересовался Роб. — Странно и жаль. После того, что ты там наболтал девчонкам спросонья, я бы на их месте точно какое-нибудь заковыристо-убийственное проклятье на тебя наложил, чтоб впредь неповадно было языком чесать бездумно. Если ты после него выживешь, конечно. И парнишка негромко хрипловато рассмеялся. — Что ты сказал, Роб?! — опешив от неожиданности и яростно сжав кулаки, Каджи резко повернулся, отчего мир перед ним поплыл неясным остаточным дымом костра, и он даже похожий запах уловил, правда, едва различимый. Как раз за секунду до этого дверь купе открылась. Оттуда вышел Баретто, задержавшийся, чтобы успокоить свою не вовремя разбушевавшуюся ворону, которая оглушительно каркала, хлопала крыльями и грудью бросалась на прутья клетки. С трудом он уговорил ее вести себя прилично, как подобает благовоспитанной пернатой из серьезной и солидной семьи. — Да вот говорю, что ты, Гоша, что-то неважно выглядишь, — участливо произнес Роб и поинтересовался: — Не заболел случаем? Глаза у тебя какие-то непривычные стали. Вроде как воспаленные, красные, а зрачки наоборот потемнели. Они теперь у тебя уже не карие, а скорее черные. С тобой все в порядке? Может к проводнику сбегать за снадобьем каким? Я так и думал, что ваше с Янкой купание до добра не доведет. Вы, наверное, потому и грызетесь ежеминутно, что вам нездоровится... Каджи слушал его спокойно-рассудительную болтовню, обильно приправленную неподдельной дружеской заботой, и откровенно недоумевал. Он, что, тихо и незаметно сходит с ума? Ведь Гоша собственными ушами явно и отчетливо слышал, что ему Баретто сказал. И как сказал, тоже не осталось незамеченным. Но стоило парнишке повернуться, тут же выяснилось, что ничего подобного вроде и не было: Роб только-только вышел из купе. Совершенно другой Роб, — серьезный, участливый, привычный. Разве бывают настолько реальные и правдоподобные глюки? — Знобит слегка, — ответил Каджи другу, решив промолчать о своем шизоидном бреде. — Ничего страшного, пройдет. Можешь не волноваться. — Мальчики, ваша очередь себя в порядок приводить, — из купе появились близняшки, побившие собственный прошлогодний рекорд по скоростному переодеванию. — Шевелитесь, бойцы, вот-вот на станцию приедем. Они стали вновь привычно-прекрасными в школьной форме и мантиях. И прически изменились. Легкомысленные хвостики канули в небытие, уступив законное место равномерно распределенным по обе стороны прямым волосам до плеч, что близняшкам, несомненно, было к лицу. — Ты здоров, Гоша? — Анька схватила его за руку, когда он попытался проскользнуть мимо девчонки в купе. — Да ты горишь весь! И глазищи кострами полыхают... — Все хорошо, — с нажимом ответил Каджи, вовсе не желающий выглядеть перед сестренками слабаком. Сегодняшнего случая с Гордием вполне хватило, чтоб опозориться всерьез и надолго. — Немного простыл, но это мелочи жизни. Девчонка только головой покачала недоверчиво, строго поджав губы, но возражать не стала, отпустив его руку. А Янка проводила парнишку пристальным взглядом. — Доигралась, актриса безбашенная?! — взыскательно поинтересовалась у сестры Аня, когда дверь за ребятами плотно закрылась. — Самой-то хоть бы что, как с гуся вода. А ему обеспечена прямая дорога с поезда в больничное крыло к Паку. — Про воду лучше не поминай, — тихо огрызнулась близняшка и, в раздумье прикусив губу, отвернулась от сестры, чтобы скрыть от нее накатившие на глаза слезы. Будет она еще ей нотации читать! Янка и без них так остро чувствует, насколько Гоше плохо, словно сама наравне с ним заболела. А может так оно и есть? Поезд прибыл на полустанок, когда над ним уже начали сгущаться сумерки и самостоятельно зажглись старинные фонари, разбрасывающие вокруг себя голубоватый свет. Машинист поблагодарил учеников за приятное в этом году путешествие, обошедшееся без особо изощренного баловства и неприятных неожиданных сюрпризов. А то вот в прошлом году, по его словам, двое повздоривших пятикурсников успели таки обменяться заклинаниями. Одного, остолбеневшего, к Диоруму на носилках унесли. А второй самостоятельно туда вытанцовывал, умудряясь выделывать ногами такие замысловатые кренделя, что все диву давались, где это парнишка научился так лихо выплясывать32. В33 этот раз девчонки не стали дожидаться, когда самые буйные ученики покинут вагон, а раньше всех бросились на выход. И протянутая рука учтивого Баретто, все же успевшего чудом опередить сестренок, первым спустившись по ступенькам, так и осталась висеть в воздухе нетронутая. А сам он недоуменно уставился сперва на Аньку, перемахнувшую в затяжном прыжке сразу все ступеньки вагона и приземлившуюся неподалеку с лихим и протяжным казацким свистом, профессионально засунув два пальца в рот. Даже большинство оказавшихся поблизости старшеклассников оглянулись на взбалмошную девчонку. Правда, мило и одобряюще скалясь при этом от уха до уха. А затем Робу довелось таращиться и на Янку, пронесшуюся буйным вихрем мимо него и счастливо раскинувшую руки в сторону, словно она собралась сграбастать в объятия необъятное и вдобавок всех присутствующих на перроне сразу. — Привет, Хилкровс! — ликующе прокричала девчонка, задрав голову вверх к темному небу. — Мы вернулись. Рад ли нам? — Он, конечно, рад, Лекс, но не настолько же, — укоризненно заметила Электра Дурова, преподаватель трансфигурации и декан Эйсбриза, проходя мимо вдоль состава. — И вы, девочки, постарайтесь уж сдерживать свои эмоции и ведите себя поскромнее, как подобает настоящим леди. Мягко отчитав непосед, учительница невозмутимо двинулась дальше, направляясь к машинисту. Ее облегающее платье, традиционно переливаясь блестками и всеми цветами радуги, еще долго мелькало среди высыпавших на перрон учеников. Они вежливо и радостно приветствовали, наверное, самую добрую и уж точно самую любимую преподавательницу Хилкровса. В ее присутствии ученики вели себя вполне чинно и спокойно, не торопясь рассаживаться по беспрестанно подъезжающим со стороны замка самодвижущимся каретам. А они, заполучив внутрь себя студентов, тут же отправлялись в обратный путь. Но стоило Электре удалиться на некоторое расстояние, как на смену чинности тут же возвращалась суета, толкотня, веселое ржанье учеников и полная неразбериха. Все спешили пообщаться сразу со всеми, будто у них потом не будет для этого времени в течение почти целого года совместного обучения. Если вы еще помните, как обычно проходит первое сентября в обыкновенной нормальной школе, то и эта колдовская ничем в лучшую сторону не отличалась. Даже наоборот, ведь с помощью волшебной палочки можно так весело пошутить, что потом преподаватели с трудом расхлебают последствия. А самонадеянных магов-недоучек, желающих помахать ею направо и налево, — хватало в избытке. Каджи вяло выполз из вагона одним из последних. В голове у парнишки вольготно разместилась сразу целая бригада кузнецов со всеми своими причиндалами и прибамбасами, и каждый из них на свой лад выделывался перед напарниками, активно наяривая молотом по наковальне. Что там мастерили виртуозы-металлюги — неизвестно, но грохот, гул, копоть и боль расползались по всей голове, отдаваясь буквально в каждой клеточке мозга. И если бы не Гошино упрямство в желании скрыть происходящее с ним, то он незамедлительно, с превеликим удовольствием, трубно завыл бы во весь голос на красовавшуюся в небе полнолицую щекастую луну. И, не стесняясь, обреченно стонал бы при каждом шаге, многоголосым эхом отзывающимся внутри черепушки. — Первокурсники, идите все ко мне поближе, — над перроном пронесся усиленный магией громкий и родной Гоше голос. — Давайте, давайте, живенько собирайтесь в кучку сюда, пока эти бешеные троглодиты вас не растоптали, не заметив. Обождите чуток, сейчас вот это дикое племя схлынет, и мы с вами спокойно отправимся в замок.... Ну, куда ты прешь напролом, дуралей?! Не видишь, здесь малышня собирается?! Щас вот как колдану только, и ты у меня, лось эдакий, рогатой лягушкой поскачешь прямиком к директору. А уж станет Этерник тебя расколдовывать или обождет чуток — это его личное дело, меня вовсе не касающееся... Мерида еще что-то ворчливо, но добродушно обещала, грозясь самыми суровыми карами, беснующимся вокруг нее безобразникам, но Каджи уже не слушал. Коротко бросив друзьям, чтобы дождались и без него не уезжали, он, разом позабыв про боль, плескавшуюся штормовыми волнами, помчался к сестренке. И уже через минуту налетел на нее, обнял, прижавшись и с любовью заглядывая в ее небесно-голубые глаза. — Прилетел, постреленок? — Мэри ласково потрепала брата по вихрам, разом испортив все Янкины старания, отчего он немного приблизился по стилю к сестренкиной светло-буйной лохматости. — Конечно, этого и следовало ожидать, от тебя разве спрячешься. А остальные разбойники где? Ага, вижу! — девушка приветливо помахала рукой друзьям парнишки и тут же отвлеклась, что было вполне в ее переменчивом характере. — Я тебе, умник, сейчас эту мерзкую жабу на лоб приклею навечно! Так и станете дальше совместно проживать: оба два в одном флаконе. Ты чего ее девчонке под нос суешь? Нашел чем хвастаться! Да ее же сейчас стошнит от этой твоей розовой уродины. И где ты только откопал такой экземплярчик? Или сам перекрасил? Убери, кому сказала! Отнеси обратно в вагон, вам же ясно объявили: животных оставить там, о них позаботятся... Гоша, да отпусти ты меня, наконец! Я сейчас этому бестолковому переростку устрою торжественный прием прямо здесь, не отходя от кассы. Будет музыка громко и печально играть, но он ее уже не услышит... Только старшеклассник видимо внял голосу разума или инстинкту самосохранения, вовремя исчезнув с ее глаз долой, потому что Мэри, освободившись от объятий, всего лишь наклонилась к брату и чмокнула его в горячий лоб. — Да ты никак заболел? — девушка сразу обеспокоилась, даже прическа мгновенно поменялась на короткие, торчащие во все стороны, как у ежика, рыжие вихры-иголки. — Полыхаешь, будто костер на ведьмином шабаше. Приедешь в замок, дуй прямиком к Диоруму. Он тебе микстурки какой-нибудь накапает. — Пустяки, Мэри, — беспечно отмахнулся Каджи. — Само пройдет. Всего лишь простудился слегка. Я соскучился по тебе и очень рад видеть. — Я тоже, братишка, рада! Вот только дел по горло: нужно первоклашек в замок доставить в целости и сохранности, пока их тут ненароком не истребили всех поголовно. Завтра воскресенье, и значит, вы не учитесь. Вот и приходи с друзьями ко мне вместо завтрака. Я пирогов напеку, посидим часок-другой, пообщаемся. Большего не обещаю, работой завалили по самую макушку. Да и вообще в этом году у нас тут в Хилкровсе такое творится, что ни словом сказать, ни пером описать не получится. Обязательно приходи, тем более что у меня для тебя кое-что припасено. Тебе понравится, я уверена. — Хорошо, придем. И у меня для тебя тоже подарочек есть. Мерида выгнула дугой тонкие брови, удивившись, но решила по привычке не озадачиваться мелочами. Еще раз чмокнув брата в щеку, потрепав его по волосам, девушка выпрямилась и быстро окинула внимательным взглядом перрон, слегка подтолкнув не желающего уходить Гошу в сторону друзей. — Замечательно! Основные баламуты уже исчезли. Сейчас пересчитаем вас, мелюзга, все ли живы остались...? Каджи в последний раз глянул на сестренку, сверяющую со свитком поголовье первокурсников, с подножки кареты, и она тронулась в путь. Поднимаясь по ступенькам широкой лестницы при неярком свете фонарей из внутреннего двора замка к большой арочной двустворчатой двери Центральной башни, приветливо распахнутой, парнишка вспомнил, с какими тревожными мыслями он вышагивал здесь же год назад. Примут на учебу или нет? На какой факультет попадет, ведь хочется вместе с друзьями. Одному-то страшно. Даже задорная Янка тогда резко присмирела, крепко уцепив его под руку, да так и не отпускала до самого момента распределения. В тот год все сложилось удачно. Интересно, как нынешний пройдет? Он не удержался от искушения и легонько провел кончиками пальцев по гладким перилам лестницы, будто здоровался со старым другом. Все лето об этом мечтал: хотя бы просто прикоснуться к Хилкровсу. И Гоше показалось на миг, что Хилкровс так же радостно отозвался на его прикосновение. Мрамор показался теплым на ощупь, словно живой. А кончики пальцев стало слегка покалывать и щекотать. Затем мягкая огненная волна захлестнула его с головой, и Каджи почувствовал необыкновенный прилив сил. Но только на краткий миг. Потом его состояние опять вернулось в болезненно-туманное. В Большом зале башни царил полнейший бедлам, от которого у парнишки голова еще больше пошла кругом. Пробираясь с друзьями к столу Блэзкора через хаотичные метания других учеников, Гоша едва успевал пожимать протянутые навстречу руки, что-то невпопад отвечать на чисто риторические вопросы, стойко терпеть похлопывания по спине и внимательно смотреть под ноги, чтобы не споткнуться о кого-нибудь. На то, чтобы самому задавать вопросы сил уже не оставалось. Минут через пять после того, как они все же разместились за столами, за золоченой трибуной появился директор школы, возникнув, казалось, прямо из воздуха. С весело-ласковым прищуром молодых и задорных карих глаз он внимательно пробежался взглядом по столам, хмыкнул удовлетворенно в седые усы, а затем просто хлопнул в ладоши. Под потолком, плавно переходящем из утренней синевы в непроглядную черноту звездной ночи, сверкнула яркая вспышка молнии, и по залу пронесся басовитый громовой раскат. Шум и гам мгновенно прекратились, а ученики, успокоившись, разом повернулись к Верд-Бизару довольными лицами. Почти все студенты уважали и любили Этерника, ну, за редким исключением, конечно. В семье ведь не без уродов, находились и такие, кто директора терпеть не могли, считая его шутом гороховым, которому место не в кабинете Игольчатой башни, а в балагане на Старгородской ярмарке. Чтоб им пусто было, этим настоящим волшебникам. — Ребята, вы сами-то помните, каково вам было в первый раз заходить под эти своды? Страшно ведь до жути. Я вот свой первый день в колдовской школе до сих пор с ужасом вспоминаю. А уж если приснится такой кошмар, так потом до самого утра заснуть не могу. По залу прокатился дробный недоверчивый смешок, но он тут же смолк, когда Этерник приложил указательный палец к губам, хитро подмигнув ученикам. — Первокурсники уже стоят за дверью. И многие из них сейчас в сильном страхе за свою дальнейшую судьбу. На какой факультет попадут учиться, как жизнь сложится дальше, найдут ли здесь друзей? Одни сплошные загадки, неразрешимые, пугающие, манящие.... Но у нас ведь дружная семья, я надеюсь? Давайте примем малышей так, чтобы все их сомнения мгновенно улетучились раз и навсегда. А сегодняшний день пускай останется в памяти первоклашек одним из самых счастливейших в жизни. Массивные двери зала легко и плавно раскрылись. Возглавляемые гордо вышагивающей Меридой, первокурсники, построенные парами, робко втянулись за ней под своды зала. Но встреченные громкими аплодисментами, дружелюбными улыбками и даже легким озорным свистом (опять Санчо нарушил дисциплину), они быстро расслабились и заулыбались в ответ, не забывая крутить головами во все стороны, поражаясь ослепительно красивому убранству. Поглядеть здесь было на что. Вот только Каджи, озабоченный новым резким приступом боли, пропустил мимо глаз и ушей почти всю церемонию распределения. В его памяти лишь отдельными смутными обрывками без начала и конца запечатлелись некоторые моменты. Он, почему-то, хорошо запомнил, что в этот раз Мерида была одета в строгое длинное платье цвета спелой вишни с большим кружевным воротником, раскинувшимся причудливыми белоснежными хитросплетениями у нее по плечам. Да прическа сестры: крупные пепельные кудряшки до плеч, перевязанные на лбу тоненькой розовой ленточкой с алой розой в навершии, — отчетливо отложилась в закрома памяти. И то, что церемонией распределения в этом году командовала строгая как всегда Бласта Мардер, Гошин декан и учительница заклинаний, тоже осталось. Еще парнишка удивленно приметил, как сильно огорчилась староста Блэзкора Таня Сантас, когда ее младший брат Алексей попал в объятья "каменных медведей", угодив в Стонбир. А уж сам мальчик и вовсе расстроился до слез, которые не смог сдержать. Не остался без внимания, не смотря на весь туман и муть, плавающие перед глазами, взгляд Своча Батлера, которым он одарил Каджи, специально отыскав его среди блэзкорцев. В серых глазах преподавателя защиты от темных сил сперва проскользнуло ехидное злорадство, сулящее "тесное и дружеское" общение на протяжении всего учебного года. И даже кривая презрительная ухмылка окрасила тонкие губы декана Даркхола. Парнишка ничего другого от учителя и не ждал, а потому не особо и напрягся. Удивительным было совсем другое. Проткнув Гошу жгучим, полным злобы взглядом едва ли не насквозь, поведение у профессора Батлера тут же резко сменилось. Вместо злобы в глазах еле заметно промелькнула неясной тенью жалость, правда, следом за этим его зрачки в страхе расширились, а рука неловко дернулась, чуть-чуть не расплескав бокал с вином. И Своч поторопился отвести взгляд в сторону, повернувшись к Хитер Джакетс с каким-то вопросом, на который женщина красноречиво ответила, высокомерно пожав плечами. Да еще и небрежно рукой отмахнулась, отстань, дескать, от меня с такими пустяками любезнейший Своч. Твои проблемы — ты и крутись, как хочешь. В этом году место заезжего факультативного преподавателя досталось Мусе аль Фазону Ревелату, пообещавшему ознакомить всех желающих с азиатскими особенностями колдовства и магии. Особняком этот дряхлый и ветхий старичок с редкими прядями непонятного цвета волос на макушке, завернутый в красивый атласный халат, упомянул о том, что о джиннах он знает почти все, так как сам им является с рождения. Затем он сложил домиком руки около груди, чинно поклонился ученикам и вновь опустился за учительский стол. Янку, неугомонную любительницу всевозможных факультативов, словно нагрузки от основной учебы не хватает, чтоб тронуться умишком в дальние дали, аж заколбасило от возбуждения. Девчонка попыталась дернуть Каджи за рукав мантии и поделиться своими желаниями. Но парнишка хмуро оборвал ее восторг, даже не дав ему разгореться, как следует: — И не думай даже, размечталась! Хочешь — одна ходи. Можешь Роба с Анькой попытаться заинтересовать. Они любознательные, возможно в этот раз и согласятся тебе компанию составить. А я уже сыт по горло прошлым факультативом. А особо — Дримой Ловью. Где гарантия, что этот заплесневелый старикан не засланный Вомшулдом казачок? — У тебя мания преследования, Гоша Каджи! Лечись на досуге между уроками. Три сильных удара лбом о стену замка на стакан воды перед едой — прекрасное средство, стопроцентно помогает. Ты опять о других не подумал? Может быть мне именно с тобой хочется на занятия ходить, а вовсе не с Анькой или Робом? Олух ты, Каджи, после всего этого! И эгоист! — Спасибо за новые эпитеты, а то к простому дураку я уже начинаю постепенно привыкать, — парнишке было настолько плохо, что даже спорить не хотелось. Близняшка обиженно поджала губы, испепелила Гошу пронзительным серо-голубым взглядом, в котором молнии сверкали одна за другой, не переставая, но отстала со своими бредовыми идеями, отвернувшись к Баретто. В еде парнишка поковырялся крайне вяло, хотя на столе по мановению директорской руки появилось все, что только пожелали его воспитанники. А Каджи захотел получить себе десятилитровое ведро холодного-прехолодного мороженого, чтобы хоть чуточку затушить полыхающий внутри неистовый пожар. Но в результате он сжимал в ладони всего лишь небольшой рожок со сливочным наполнением, слегка присыпанный сверху молотыми орешками. Быстренько его заглотив, но не ощутив облегчения, Гоша окончательно приуныл. Из-за того, что второе сентября в этот год выпало на воскресенье, день свободный от учебы, директор вовсе не спешил заканчивать празднество так рано. После того как все, ученики и учителя, насытились, он вновь легко взмахнул рукой, и остатки пиршества исчезли. Вместе со столами, что несколько удивило и позабавило студентов. Бесчисленные острословы тут же принялись отпускать шуточки по поводу неуклонно слабеющей памяти многоуважаемого директора. Вновь видать заклинания перепутал. Склероз, на который постоянно жаловался Этерник, заведомо прибедняясь и подтрунивая сам над собой, оказался вовсе ни при чем. Просто Верд-Бизар решил устроить после торжественного ужина совсем уж не торжественную, а скорее разнузданную дискотеку как минимум до полуночи. А пущай детки порезвятся, будет, что потом вспомнить, когда начнутся суровые будни напряженной учебы. Да и сам Этерник совсем не прочь тряхнуть седой бородой под чарующие звуки музыки. А почему бы, в самом деле, не пригласить на лихой выпляс Мериду, например? Или Электру? Ведь не откажут. Это к Бласте или Хитер он не рискнул бы подойти с подобным предложением. Первая одарит таким строгим взглядом, что почувствуешь себя не директором, а слишком обнаглевшим старшекурсником. А вторая вообще никогда ему не нравилась: за улыбчивой внешностью умело пряталась холодная и жесткая расчетливость, что Этернику претило. Верд-Бизар заранее позаботился, чтобы было кому наяривать на музыкальных инструментах. Но то ли он совершенно не разбирался в организации дискотек, или с каким другим специальным умыслом, — поди разберись в директорских причудах, — только в Большой зал жизнерадостно ввалилась хмельная пятерка бродячих музыкантов, состоящая сплошь из троллей-полукровок, неизвестно в какой забегаловке отловленных Этерником. Инструменты у них, естественно, оказались свои, народные. Всяк уж с их лапами не на семиструнной гитаре лабать да на синтезаторе пальчиками замысловатые октавы брать. Бздыны, звяки, свистелы, бумбоцы и расщепленный пенек со странным названием "хряпс", как вершина музыкального андеграунда, — в самый раз! Нездоровый хохот учеников, которым они встретили полукровок, оборвался с первыми же аккордами. Возможно, что по отдельности эти инструменты ничего кроме тихого ужаса у слушателя и не могли вызвать. Но все вместе в опытных и ловких, несмотря на значительную поддатость, руках они звучали по-волшебному прекрасно. Гоша даже с раскалывающейся головой, которой от громкой музыки стало хуже вдвойне, и то понял, что "Дискотека Авария", вообще-то им любимая, и рядом не стояла. А если б стояла, то недолго, — ноги ее музыкантов сами в пляс пошли бы. Хотя музыкальный стиль ополовиненных троллей оказался шибко странным. Он отдаленно походил на жуткую смесь из Бенни Бенасси, "Yello" позднего периода и наоборот ранний "Rammstein" сверху внахлест. Только это были всего лишь цветочки. Ягодки оживленно залетели в зал посреди первого куплета. Вот тут уж у некоторых слабонервных учеников челюсти поотвисали до пояса. И даже Рудольф с Жанной, замковые призраки, постарались забиться в самый темный уголок зала, хотя до этого весело носились по нему, непривычно дружные и счастливые. Массовку или группу поддержки у троллей-полукровок, призванную зажигающим танцем увлечь остальных слушателей, составляли сплошь как одна породистые орчанки, или фиг его знает, как их правильно назвать, в количестве десятка далеко не миленьких рож. Одним словом, эти орки, только женского пола в возрасте не старше семидесяти лет (шутка!), принялись лихо и задорно выполнять свои служебные обязанности. Надо отдать им должное, если не обращать внимания на их хм-м ...лица, то фигурки у диковинных гостий были что надо: ладные, стройные, точеные. Да и выплясывали девушки по-степному безудержно, замысловато и с хорошим чувством такта. Гибкость у них тоже оказалась поразительная: посреди танцевального движения не напрягаясь встать на мостик, а затем, оттолкнувшись ногами от пола, зависнуть на пару секунд вверх тормашками на одной руке, изобразив ступнями ритмичные аплодисменты, — не каждый брейкер умудрится. Еще один толчок на этот раз рук и, сделав двойное сальто с пируэтом, плясунья вновь оказалась на ногах точнехонько в центре импровизированного хоровода, демонстрируя танец живота. Недолго. Затем череда совместных кульбитов, прыжков и черт знает чего, и вот уже ни одного равнодушного ученика не осталось. Дискотека зажглась! И тон ей мастерски задавали орчанки, рассыпавшись на пары по залу. Каждое их движение до мельчайшей тонкости совпадало с музыкой, с каждой сыгранной троллями нотой. Просто шикарно! Вот только Каджи был при последнем издыхании. Парнишка как-то разом понял, что задержись он посреди этого безбашенного разгула, в который слишком уж активно стали включаться и ученики с учителями, еще на несколько минут, уборщикам по окончании шабаша достанется его хладный труп на улицу выволакивать. А потому Гоше с огромным трудом удалось выловить в столпотворении безудержно выеживающихся друг перед другом фигур старосту Блэзкора, рядом с которой вечный приколист Санчо талантливо изображал механического зомби, у которого завод пружины заканчивается. — Таня, меня не ищите после дискотеки. Я спать пошел. Девчонка в такт песне покивала ему головой, мол, не смотри, что я такая, все поняла прекрасно. И не прекращая равномерных движений, она помахала ему на прощание высоко поднятой рукой, а голова старосты при этом так отчаянно моталась из стороны в сторону, что трудно было уследить за стремительно перекатывавшимися волнами темно-каштановых волос. Одним словом, ведьма! Санчо предпринял попытку пристроиться вслед за Каджи ломаной и дерганой походкой робота-паралитика. Но немного проводив парнишку, он счел долг старшеклассника выполненным и вернулся к своей подружке-старосте. И уж на самом выходе из зала Гоша увидел настолько живописную троицу, что невольно замер ненадолго, изумленно разинув рот. Мерида в центре, раскрасневшаяся, что заметно даже на ее темной коже настоящей мулатки. Движения плавные, гибкие, но в то же время ритмичные, словно у танцующей кобры. Только это ерунда, по сравнению с волосами. Никакой цветомузыки не надо, они похлеще нее постоянно меняли цвет и форму с невероятной быстротой, подпав под очарование заводного ритма. Глаз не оторвать. А рядом компанию девушке составляли профессора Волков и Хлип. И получалось это у них вдвоем на загляденье слаженно и красиво, хотя, сказать честно, именно от них Каджи такого поведения не ожидал. Особенно от нескладного и угловатого Монотонуса, похожего в обыденной жизни на ходячий циркуль из-за своей страшной худобы при немалом росте и жуткой стеснительности. Но сейчас... Вы смотрели фильм "Белые цыпочки"? Так вот те двое негров, замаскировавшиеся под сестер-близняшек, возможно, брали уроки танцев у профессоров Хилкровса, да только оказались далеко не лучшими учениками34. Но как ни хотелось парнишке посмотреть, чем все это закончится, боль оказалась сильнее. Когда на него обрушилось очередное цунами приступа, он едва ли не бегом исчез из Большого зала, направившись в Башню Грифонов, где жили блэзкорцы. Беспрепятственно проскочив через полыхающее на входе языкастое пламя, тут же его узнавшее, после легкого ощупывания лица, Каджи простонал сквозь плотно сжатые зубы портретам прежних деканов факультета невнятное "Здрасьте" и устремился наверх по широкой винтовой лестнице, в свою спальню. То35, что одежду он побросал наспех на пол рядом с кроватью, — вполне простительно в его положении. А вот то, что, сперва проигнорировав вопросы Барни, в нетерпении узнать последние новости топчущегося на прикроватной тумбочке, парнишка затем окончательно потерялся, едва голова коснулась подушки, да и его тело задрожало от сильнейшего озноба, оказавшись под одеялом, — уже не очень. И совсем уж никуда не годится его полнейшее беспамятство, в которое он провалился минут через тридцать, безуспешно пытаясь согреться и заснуть. Вместо оздоравливающего сна Гоша, весь мокрый от пота и пышущий жаром, подобно каменке, то метался в лихорадочном бреду, не понимая где сон, где явь, то замирал внезапно, словно уже отдал швартовы в этом мире. И лишь его тихое, прерывисто-хриплое дыхание тогда говорило, что он все еще по-прежнему на капитанском мостике своей судьбы, а корабль-жизнь мало-помалу идет заданным курсом. Вот только не помешало бы отловить того злыдня-штурмана, что проложил на карте такой корявый, полный острых рифов и коварных отмелей, курс, да накостылять ему от души по хребтине оглоблей. Авось в следующий раз поостережется безобразничать.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |