Джонас

Он отодвинул растрепавшиеся по подушкам волосы, чтобы увидеть лицо, и усмехнулся. Мечта была слишком хороша, чтобы оказаться правдой. Рядом с ним была не Кейт, а девушка, очень на жену похожая. Неприглядная правда постепенно всплывала в голове. Он в борделе. Изменил жене. И даже не один раз. Вино не лишило его памяти, к сожалению. Что ж, теперь будет не так обидно выслушивать оскорбления от жены. Теперь это будут честно заслуженные им слова. Вернее, бесчестно. Джонас почувствовал лёгкий укол сожаления и приступ злорадства. Он было подумал, не разбудить ли девушку и повторить всё сначала, но не стал этого делать. Он тихо оделся, бросил на стол всё содержимое своего кошелька, оставив себе две монеты. Одну отдал сонному лакею у дверей, другая так и осталась лежать в его кармане.

По улицам стелился густой туман. Джонас вздохнул полной грудью и пешком направился домой. Раскаяние и сожаление наполняли его душу.

Глава 12

Вот уже почти два месяца Джонас безвылазно сидел в Лондоне, если, конечно, не считать короткого визита в Эшли-парк к брату. У Теодора с женой, кажется, всё налаживалось. Леди Эмма, что поразило Джонаса до глубины души, выглядела умиротворённой и счастливой. И даже улыбалась. Но, по подсчётам Джонаса, на укрощение леди Эммы у Теодора ушло четыре года. Если они прошли также, как последние несколько месяцев у Джонаса, то оставалось только завидовать терпению и выносливости барона Эшли.

Может быть, Джонас поехал бы к жене, но он просто не знал, как теперь смотреть ей в глаза. Оказывается, чистая совесть является мощнейшей силой. Теперь у него словно не было права туда ехать. И сколько бы Джонас ни убеждал себя, что остаётся в Лондоне исключительно потому, что должен дождаться своих кораблей с Востока, от правды он скрыться не мог.

Сидя в кресле, он вертел в руках золотую монету — напоминание о той позорной ночи — без единой мысли в голове.

— К вам мистер Браунинг, сэр, — сообщила экономка. Джонас кивнул.

— Проводите его сюда, будьте любезны.

Джонас встал, налил в бокал вина и протянул Филиппу, когда тот вошёл. Филипп взял вино и раскинулся в ближайшем кресле с тяжёлым вздохом.

— Давно тебя не видел, Филипп, — сказал Джонас, снова усаживаясь. — Где ты пропадал?

— Ездил к родственникам в Хэмпшир. Знаешь, семейное торжество. Бабушке исполнялось 80 лет.

— Хорошая дата.

— М-м-да.

Филипп задумчиво поболтал вино в бокале, а потом вдруг разом отхлебнул половину. Джонас лишь чуть приподнял брови. Он заметил, что на руке у Филиппа траурная повязка.

— Судя по всему, кто-то умер?

Филипп задумчиво покачал головой.

— Уж не бабушка ли? — осторожно спросил Хоупли.

— Куда там! — криво усмехнувшись, махнул рукой Филипп. — Она, небось, ещё столько же проживёт.

Филипп помотал головой.

— Слушай, Джонас, я пришёл к тебе отвлечься от всех этих смертей. Не хочу вспоминать. Давай отправимся к мадам, возьмём тёпленьких живых девочек на ночь.

Хоупли удивлённо приподнял брови. Смертей? Живых девочек? Видать, то, что произошло в семейном гнезде Филиппа, очень сильно того потрясло.

— Филипп.

— М?

— К мадам я не пойду.

— А что так?..

— Я женат, — напомнил Джонас.

Филипп с интересом посмотрел на него.

— Ты уже два месяца живёшь в Лондоне без жены. Судя по всему, — говорил Филипп в своей обычной протяжной манере, — она тебя прогнала. И при этом ты отказываешься от удовольствия повидать мадам и её девушек?

— Цена за это удовольствие слишком высока, — пробормотал Джонас. Филипп прекрасно понял, что Джонас имеет в виду не деньги. Он хмыкнул и поднялся.

— Что ж, тогда я пойду один.

— Счастливо.

В дверях Филипп вдруг остановился, закрыл лицо руками, помотал головой и тяжело вздохнул.

— Всё-таки, Джонас, скажу я тебе, что одно дело, когда умирает старуха. Даже три. Пускай. Пусть даже человек лет тридцати. Но девушка пятнадцати лет... Моя кузина. Такое невинное создание. И... дети. Совсем маленькие. Год, два, пять лет... и ничего нельзя сделать. Из трёх детей моей сестры в живых остался только младший сын. Господи, ужас какой. Не хочу вспоминать.

— Погоди, Филипп, — Джонас неизвестно почему забеспокоился. — Что с ними случилось?

— Вспышка оспы.

Джонас, одеревенев, сжал ручки кресла.

— Вот уж не думал, что мой рассказ так на тебя подействует, — скривился Филипп.

— Моя жена. И Дэвид. Живут. Всего в нескольких милях от дома твоей бабки.

Филипп тяжело выдохнул.

— Наверное, если бы с ними что-нибудь случилось, тебе бы сообщили?

— Вряд ли.

Уже через несколько минут Джонас был в седле и быстрее ветра летел в Хэмпшир, совершенно не заботясь о лошади.

Джонас спрыгнул на землю и постучал в дверь её дома. Тишина. С каждым ударом сердца отчаяние сильнее овладевало им. Он видел слишком много людей в траурных одеждах, пока ехал сюда. Он постучал ещё раз. Господи, он всё бы отдал, только бы услышать, как Кейт прогоняет его, обвиняя в чём попало. Только бы услышать.

Когда дверь тихонько отворилась, у Джонаса перехватило дыхание.

— Мистер Хоупли, — печально поздоровалась Мэй, — здравствуйте.

Она вышла на крыльцо и закрыла за собой дверь.

— А... Кейт?

— Она в гостиной.

У Джонаса подкосились ноги, он вынужден был опереться о косяк.

— А Дэвид?

Мэй закусила губу и отрицательно покачала головой.

— Господи, — Джонас закрыл глаза. — Господи...

Он чувствовал, как внутри него что-то ломается, крошится, умирает — та часть его сердца, в которой жила любовь к Дэвиду.

Джонас сел на крыльцо, ноги не держали его, и схватился за волосы. Несколько минут он сидел так.

— Когда? — спросил он и не узнал собственный голос.

— Неделю назад мы похоронили Дэвида, — ответила Мэй.

Джонас зло усмехнулся при мысли, что он мог ещё долго не узнать о смерти сына, если б не случайность. И, вероятно, Кейт не хочет его видеть. Она не хотела видеть его, когда всё было хорошо, и не захочет видеть сейчас, наверное. Она много раз повторяла, что он ей не нужен.

Джонас встал, увидел свою лошадь. Та тяжело дышала, была вся в поту после бешеной скачки. Он подошёл к ней, уткнулся лицом в шею лошади.

— Прости, прости, — шептал он, поглаживая её. Он уже было развернулся и повёл лошадь в поводу за собой со двора, но его окликнула Мэй.

— Мистер Хоупли.

Он посмотрел на неё.

— Мне кажется, вам следует войти.

Мэй открыла дверь и настойчиво смотрела на него, приглашая за собой. Джонас поколебался, но не смог противиться своему желанию увидеть Кейт. Вслед за Мэй он вошёл в дом.

Кейт сидела, откинувшись в кресле, глядя в пустоту перед собой. Она не плакала, от горя у неё просто ни на что не было сил. Она едва взглянула на вошедшего.

— Кейт, — через силу сказал Джонас. Она вдруг встала с кресла и стремительно направилась к нему. Джонас покорно ждал её, ожидая чего угодно — пощёчины, брани, холодного презрения, — он всё это заслужил. Но она крепко обняла его, спрятала лицо на его груди и расплакалась. Помешкав, он всё же решился обнять её в ответ. В её безутешных рыданиях он сумел разобрать своё имя. Он плакал сам, крепко обнимая её, находя утешение в её объятиях и чувствуя, что не имеет на это права.

Глава 13

Спустя час он сидел на диване, Кейт спала, устроившись в его объятиях. Приятно и горько было осознавать, что в горе он всё-таки оказался ей нужен. Если бы только он настоял, чтобы Кейт поехала с ним в Лондон, Кейт, вероятно, не стала бы его обнимать, но зато Дэвид был бы жив. А сейчас Джонас мог вспомнить о сыне не так уж много — как тот учился держать головку, как улыбался ему, как хватал маленькими пальчиками за пальцы Джонаса. Господи, какие маленькие были эти пальчики... Но Джонас не мог вспомнить, как он прикасался к сыну. Два месяца почти беспробудного пьянства в Лондоне многое стёрли из его памяти.

И что самое ужасное, половину своей короткой жизни Дэвид прожил без отца. Вот о чём жалел Джонас больше всего. Он должен был настоять на своём присутствии, он должен был убедить Кейт, что нужен ей и сыну, и не должен был уезжать в Лондон без них.

Джонас пытался вспомнить те дни, что он провёл с Дэвидом, но воспоминаний было слишком мало.

Ещё Джонас решил, что никогда не будет спрашивать у Кейт, собиралась ли она написать ему о смерти Дэвида. Он не чувствовал себя вправе предъявлять какие бы то ни было претензии и мысленно готовился к тому, что когда Кейт придёт в сознание, то вновь прогонит его.

Через некоторое время она пошевелилась и тяжело вздохнула. Джонас замер.

Кейт высвободилась из его объятий, села рядом, сложив руки на коленях и опустив взгляд. Джонас решил, что она раскаивается в своё порыве, когда прижалась к нему, ища сочувствия. Почти не дыша он ждал, что она скажет.

— Вероятно, тебе надо уехать...

Джонас смиренно поднялся с дивана.

— Если ты не хочешь... заболеть, — договорила Кейт.

Джонас перевёл дыхание. Ему было непонятно, хочет ли Кейт на самом деле, чтобы он уехал.

— Вряд ли я заболею. Когда мне было семь лет, мне сделали вакцинацию.

Кейт не знала такого слова.

— Прививку? — переспросила она, взглянув на него.

— Нет, — он покачала головой. — Вакцинацию. Теодор нашёл у отца в библиотеке книгу... Один учёный исследовал оспу, и прививки, и вакцинацию... Теодор убедил отца сделать нам вакцинацию.

— О, — Кейт опустила глаза. — А у меня прививка. И у Мэй.

Конечно, из объяснений Джонаса Кейт не поняла, что такое вакцинация, но сейчас ей это было безразлично.

— А у Дэвида не было... — прошептала она.

Джонас вдруг подумал, что ему самому следовало позаботиться об этом, но он поступил так же безответственно, как его собственный отец. И если бы не Теодор с его неуёмной тягой к знаниям, неизвестно, до скольки лет дожил бы сам Джонас. Вот ещё один долг брату, о котором Джонас никогда не думал.

С другой стороны, ему подумалось, что таким маленьким детям, как Дэвид, ни вакцинацию, ни прививку не проводят. Он не стал говорить этого Кейт.

Он вдруг с ужасом понял, что есть ведь ещё и чахотка, и холера, и дизентерия, и малярия... и множество других болезней. И горько пожалел, что не выучился на врача, когда была такая возможность. Сейчас он бы отдал всё на свете, лишь бы знать, что и как лечится.

Джонас скривил губы в невесёлой усмешке, когда понял, что уже не в первый раз за последние дни отдаёт всё на свете за призрачную возможность. На самом деле, даже если бы он был самым лучшим врачом, он ничего не смог бы сделать для Дэвида. Просто, когда была такая возможность, он должен был забрать его и свою жену в Лондон. Вот и всё. А сейчас ему осталось только сожалеть об очередной своей ошибке.

— Кейт, я... останусь на ночь в доме? — спросил Джонас. Кейт едва заметно кивнула. Джонас перевёл дыхание. — Спасибо.

Когда он поднимался наверх, Кейт сказала:

— Я рада, что ты приехал.

Джонас посмотрел на неё и медленно кивнул.

Через полчаса кто-то постучал в дверь его комнаты. Джонас удивился, обнаружив за дверью Кейт.

— Мэй подала ужин, Джонас, — сообщила она.

Джонас чувствовал себя виноватым, что почти не горюет по Дэвиду. Ему было грустно, но он, пережив первый шок от печальной новости, уже смирился. Гораздо больнее было видеть тихую печальную Кейт, похожую на холодную безжизненную тень.

Джонас предложил ей руку, Кейт без лишних слов приняла её, и они вместе спустились в столовую.

— Ты не против, если Мэй будет ужинать с нами? — спросила Кейт.

Джонас удивился.

— Нет, я не против. Садись, Мэй.

— Спасибо, мистер Джонас.

Мэй принесла из кухни третий прибор и села с другой стороны от Кейт. Невольно соблюдая тишину, они съели скромный ужин. Мэй больше ухаживала за Кейт, чем ела сама, подкладывая той лакомые кусочки, предлагая хлеб, нарезая фрукты. Джонас пристально следил за реакцией жены. Она ела, медленно пережёвывая, очевидно, не чувствуя вкуса. Вероятно, Мэй убедила её питаться, несмотря ни на что, и теперь Кейт старательно выполняла обещание как следует покушать.

Позже он проводил Кейт до её комнаты.

— Спокойной ночи, Кейт, — сказал он, отпуская её руку на пороге спальни. К его удивлению, Кейт вновь взяла его за руку и потянула за собой. Джонас повиновался. Кейт закрыла дверь, подошла к нему, обняла за шею и подставила губы для поцелуя. Джонас поцеловал её — он слишком долго об этом мечтал, он так боялся, что больше никогда не сможет этого сделать. Но он был слишком опытен, чтобы не понять, чего на самом деле хотела от него жена. И Джонас не мог этого сделать. Во-первых, потому что Кейт сейчас была не в себе, ей просто требовалось забыться, утешиться. Утром она, вероятно, пожалела бы о своём порыве. А во-вторых... Он не чувствовал, что имеет право заняться с ней любовью, пока она не простит ему его грех.

— Кейт, — с трудом пробормотал он, отрываясь от неё. — Не стоит этого делать сейчас.

На самом деле Джонас не успел подумать, стоит ли сообщать жене о своём грехе. С одной стороны, он считал, что должен это сделать, если в дальнейшем хочет жить с ней как честный человек.

— Джонас, пожалуйста, — прошептала Кейт сломленным хриплым голосом.

Но с другой стороны, сейчас было не самое подходящее время для признания.

Кейт тянула его к себе, Джонас сопротивлялся.

— Кейт, мне кажется, не стоит этого делать сейчас.

— Джонас, пожалуйста, ты же хотел этого, — умоляла она. Джонас с ужасом разглядел слёзы в её глазах. Если бы он только мог...

— Кейт, я не могу, — прошептал он.

— Почему, Джонас? Пожалуйста...

Неужели он больше её не хочет? Почему он отталкивает её?

Джонас не мог допустить, чтобы Кейт думала, что это с ней что-то не в порядке, что он не хочет её.

— Кейт, дело в том, что я... я не...

Во рту внезапно пересохло, Джонас откашлялся. Кейт ждала, нервно теребя пальцами его рукава. Джонас вздохнул поглубже и сказал:

— В Лондоне я был с другой женщиной.

Плечи Кейт опустились, медленно она опустила руки, но взгляда не отводила.

— Прости, Кейт.

Джонас внимательно смотрел на неё, точно зная, что она не простит. Она не принимала его, когда он был ей верен, она не примет его сейчас. Но если бы сейчас Джонас позволил ей увлечь себя, а потом Кейт узнала бы о его измене, было бы ещё хуже.

— Мне жаль.

Джонас стоял и ждал пощёчины, которую уж точно заслужил на этот раз, но Кейт опустила глаза, руки её повисли, — она словно оцепенела.

— Я действительно сожалею, — повторил он. Кейт только закрыла глаза. Джонас решил объясниться, пока она слушала. — Это было всего один раз. Я сожалею, что поддался слабости. Если... если ты найдёшь в себе силы простить меня, я буду... благодарен. И я клянусь тебе, что такого больше не повторится. Я бы хотел.... быть тебе верным мужем, Кейт. Пожалуйста, прости меня.

Так и не дождавшись ответа, Джонас вышел из спальни, закрыв за собой дверь. Вероятно, он должен был уехать прямо сейчас, но вместо этого направился в свою спальню. Одетый, он долго лежал на нерасправленной постели, пытаясь вспомнить, зачем же он в Лондоне пошёл в бордель. Какая-то эгоистичная часть его нашёптывала, что Кейт сама вынудила его на этот шаг: любой мужчина сбежал бы от такой сварливой и несправедливой жены к нежной любовнице, но совесть укоряла, что только слабый мужчина не справился бы со страхами любимой женщины. Сон сморил его нескоро.