| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Дану понравилось лихо заламывать шляпу и восклицать "Хайдо!", как коренной ильмарранец. Привык к табуну карих и перепадам настроения Адэланты.
А годы шли.
* * *
Люди говорят, будто Дорога Жизни полосата как заморская зебра, но что могут знать те, чей век столь недолог? Дан прожил без малого одну человеческую жизнь и пришёл к выводу, что она похожа на радугу. Для теперешней полосы он выбрал красный, цвет крови и опасности, с лёгким отливом в нежно-оранжевый, пахнущий персиками. К утреннему визиту Летти приготовился с должной тщательностью: полностью оделся, затянув пояс так, что едва мог вздохнуть, и даже какой-то ароматической водичкой не побрезговал. Дышать расхотелось окончательно.
Летти как нарочно ждала, пока он закончит приготовления, и постучалась аккурат вовремя. Дан схватился за плечо, девушка потянула носом и чихнула.
— Госпо...
— Дан.
— Дан! — кивнула Летти. — А... вы отраву для моли пролили, да? Ничего страшного, я сейчас проветрю... А что с плечом?
— Мышцу потянул, когда моль в шкафу травил! — скороговоркой выдал Дан прежде, чем успел сообразить, что именно. Шумно перевёл дух.
— Сами?! — восхитилась служанка.
— Сам!
— Очень болит, да? А может... я разомну?
Дан прикинул, что утренний массаж будет короче вечернего, и вздохнул снова. На сей раз с непритворным сожалением.
— Летти, оно пройдёт само, лучше помоги мне заплести косу. Буду бесконечно благодарен!
Окно распахнули настежь, но он не чувствовал запаха ветра. С сонной ленцой наблюдал, как колышутся жемчужно-серые кисейные занавески, а под ними на полу так же вяло шевелятся тени.
Прохладные пальцы с остро подпиленными ноготками осторожно зарылись в волосы, и Дан прикрыл глаза, едва не мурча от удовольствия. С детства мать приучила его к длинным причёскам, считая кощунством стричь роскошные угольно-чёрные пряди. Однако никто не посмел бы обозвать остроухого мальчика девчонкой. У эльфов, как известно, свои причуды, а то и вовсе традиция такая — щеголять косой до лопаток. Именно благодаря экзотической внешности не попал он на рудники или золотые прииски в северных широтах Ильмаррана, где на прикованных к валунам замёрзших, измождённых невольников сыто поглядывают серые медведи и пумы, обнаглевшие от лёгкой добычи. И Адэланта любила расчёсывать его, взвешивать на ладони тяжёлую толстую косу, словно прицениваясь, расплетать, пропуская меж пальцами шелковистые прядки... Вечером, наедине, когда за порогом оставалась циничная, почти мужская жёсткость, и бэя ждала любви и любовью расплачивалась.
— Я вам в "колосок" заплела. Не туго? — шепнула девушка, явно довольная результатом.
А жизнь-то налаживается! Дан обернулся, сияя улыбкой до ушей, будто не служанка его заплетала, а сама святая Катарина.
— Туго?!
— В самый раз!
От Летти он узнал, что л"лэрд изволил подняться ни свет ни заря, сам от завтрака отказался, зато вороньё кормит сдобными булочками. Служанка не упрекала молодого л"лэрда в расточительстве, но, быть может, для него стоит поселить в парке белых голубей?
Лишь оказавшись на свежем воздухе, Дан сообразил, насколько едкая морилка не гармонирует с осенними ароматами юга. И какой идиот додумался поставить склянку на зеркало? Сам вчера и поставил, вспомнилось мигом спустя, потому что действительно хотел на будущее протравить шкаф да раздумал, едва отвинтил крышку. Мальки златохвостов ринулись в стороны, когда он черпнул из мраморной пиалы так яростно, что почти достал до дна. Кое-как отмыв лицо и шею, оперся о прохладный бортик, гладкий, словно его шлифовали руками, и уставился на искажённое рябью отражение. Это ж надо так лопухнуться? С подобным эльфийским обаянием можно охмурять лишь дам, у которых напрочь отсутствует обоняние.
С высоты птичьего полёта парк походил на снежинку со смещённым центром, в котором возвышался сам двухэтажный особняк. Тропинки-лучики могли казаться путаными, но лишь на первый взгляд. Куда ни пойди, в итоге все равно выйдешь к дому, связанному с воротами широкой проездной дорогой. Вдоль неё выстроились прижившиеся северные ели, в самом парке росли кипарисы и можжевельник. Жасминовая рощица огораживала уютный закуток с прудиком посередине и одной-единственной скамейкой, а кто-то проницательный посадил там настоящую лесную землянику, сладкую и меленькую.
Но вовсе не туда привёл Дана раскатистый птичий грай, а на круглую полянку, где, по заверениям сана Дарьена, хорошо обедается в компании. Брат стоял в центре светового пятна, отчего его распущенные волосы казались осыпанными мерцающей золотой пыльцой. Невинная дева на месте Дана могла бы решить, что прекрасный эльфийский принц поджидает на опушке именно её, дабы увезти в своё лесное королевство, да только полуэльф давно распрощался с невинностью, а Вилль не был принцем никогда. Сейчас он скорее походил на мужика, сеющего горох. В такт его руке вороны метались туда-сюда волнующимся чёрным морем, и только щуплый воронёнок с проплешиной на макушке печально взирал на чужое пиршество. Но бывший капитан непорядок не терпел. Последняя булка улетела в центр стаи, и мигом образовалась куча мала. Клювы защёлкали вхолостую. Воронёнок улучил момент и, пробежав по спинам товарок, цапнул булку и взвился на плечо кормильца.
— И вовсе это не подлость, а военная хитрость, — пояснил Вилль бранящимся воронам.
— Л"лэрд, простите за беспокойство, но вы рехнулись?
— Ты знал о куполе? — л"лэрд даже не соизволил обернуться.
— Да, Летти вчера о нём говорила. Ключи я взял...
— А мне почему не сказал? — Вилль бережно ссадил осовелого воронёнка на стол-пенёк и повернулся, буравя Дана сердитыми жёлтыми глазами.
— Все всё знают, а ты — нет?! Просвещаю: сегодня будет обзор города, завтра мы обзор перевариваем и делимся впечатлениями, а послезавтра Его Величество и Её Высочество соизволили удостоить нас торжественного приёма и уважить королевским обедом... Ты бы, л"лэрд из деревни, слушал, что другие говорят, а не ворон считал!
— Двадцать четыре.
— Что — двадцать четыре?
— Ворон — двадцать четыре. И мне скоро будет двадцать четыре, и день рождения я буду справлять без Алессы... И без Симки. А сегодня — девятнадцатое златня, и скоро наша нечисть впадёт в спячку. И проводят её без меня! — развёл руками Вилль.
Дан глубоко вздохнул. Вот и причина невесёлого настроя братишки. Соскучился. Только вслух он никогда не признается, считая это слабостью и ребячеством. Будет переваривать чувства в себе, а потом срываться на окружающих изредка, но метко. Увлекавшаяся звёздными предсказаниями Адэланта говорила, дескать, эта черта зачастую встречается у тех, кто рождён в конце лютня. Равно как привычка скрытничать, когда не стоило бы, и ляпать что в голову взбредёт в самый неподходящий момент.
Притянув "л"лэрда" за рукав, Дан бесцеремонно подтолкнул в спину и шикнул на ворон.
— Зато на летний солнцеворот вдоволь напрыгаешься через костёр и переловишь всех северингских девок. Пойдём, л"лэрд, карета подана.
— Ха! Мы с Леськой давно собирались наперегонки побегать. А всех девок мне не надо.
— С такой выдержкой проповедовать бы тебе в человечьем храме. Или вовсе в скит податься, глядишь, и святым прослывёшь, — язвительно фыркнул Дан, сам не понимая, отчего захотел уколоть брата. Тот даже не возмутился и не вспылил.
— Если думаешь, что я сейчас начну протестовать и бахвалиться подвигами, как твой приятель Орхэс, ты ошибёшься. Если думаешь, что у меня шоры на глазах и я в упор не замечаю женщин, ошибёшься снова. Там, в Неверре, рядом были Алесса, Симка и небо. И мои собственные жизненные принципы. Теперь осталось последнее, но я не хочу потерять и это. Себя потерять, Дан, свою сущность. Я лучше буду пить с орками, а потом вернусь домой и заберу Алессу в Равенну.
Дан присвистнул даже.
— Ну ты даёшь, братишка! А её мнения ты не спросишь?
— Ты не понимаешь, Дан, это больше чем любовь к идеалу или простое влечение. Это связь, очень сильная связь! Словно одна нить на двоих — тронешь с одного края, и на другом зазвенит. Я знаю, что ответит Алесса. Чувствую, и всё. Весной не знал, теперь уверен наверняка. Дан, я без раздумий отдам за неё крылья и жизнь в придачу! — выпалил Вилль. Дан нахмурился, и брат резко мотнул головой, будто раскаиваясь в собственной глупости. — Ты не знаешь, конечно... Понимаешь, двое аватар-половинок могут делиться жизненной силой, лечить друг друга. Старость — та же болезнь, и Алесса заберёт половину жизни, отпущенной мне. А и не жалко! Пускай забирает.
Старость... Неизбежная и неизлечимая болезнь. Дан помнил тот день, когда Адэланта впервые покрасила волосы. Потом стала накладывать смесь регулярно, и рыжие пряди каждый раз обретали новый оттенок. Дану это не нравилось, но она лишь смеялась в ответ и тёрлась об его спину мокрой головой.
Однажды бэя Адэланта сказала, что ему пора уходить. Лишь спустя несколько лет Дан понял причину, а тогда стоял в дорожной пыли, глядя на выброшенные им самим золотые, и в груди клокотала горькая обида.
— Вот оно что... Значит, мама... — Дан осёкся, когда Вилль навострил ухо. — Значит, поговорка "и умерли они в один день" — это про вас!
Вилль прищурился и посмотрел на него заговорщически, будто собираясь доверить некую тайну, и не разобрать, всерьёз или шутя.
— Знаешь, мы с Алессой даже ночевали в одной постели... Правда, она опоила меня снотворным, и ничегошеньки я не помню. Но утром оставил ей письмо с благодарностью. И мыша на подушке.
— Мыша?!
— Ну... он был не против подменить меня на время! А потом мы снова ночевали вместе. И опять Алесса меня усыпила, и опять я ни шушеля не помню. Ядрёна ворона... Что за бред такой?!
— А вы на речке, часом, куличи не лепили? — задыхаясь от смеха, выдавил Эданэль.
— Нет! Только снеговиков! — гордо ответствовал брат и тоже расхохотался.
ГЛАВА 7
В экипаже их поджидала миловидная женщина с волосами цвета кофе, забранными на затылке в строгий "учительский" пучок. Переносицу сунны украшали массивные очки в черепаховой оправе. Судя по тому, как важно она их поправляла, сей элемент служил довершением образа и был выпрошен у сотрудниц постарше. Для солидности.
— Добро пожаловать, господа! Мы рады приветствовать вас в Катарине-Дей, сердце истории и берегине искусства скадарского. Меня зовут Мия Аколетта, и сегодня я буду вашей сказительницей от имени Государственного Музе-э-эя, — растянув гласную, женщина степенно кивнула, — Святой Катарины. Мы совершим обзорное путешествие по городу, и я расскажу вам о памятниках и легендах, дошедших к нам из глубины седых веков... Прошу!
Экипаж поражал невиданными доселе размерами. Вдоль бортов стояли мягкие двухместные лавочки, обитые малахитовым бархатом, за спинками каждой из которых возвышалось нечто, более всего походившее на свёрнутый стяг. Как пояснила Мия Аколетта, называется сие чудо просто — "складной зонт". И тут же продемонстрировала его в действии, предупредив, что ломать не стоит. Ох, как орки обрадовались! С внешней стороны повозки были прибиты подножки и поручни неизвестного назначения. Однако в четверти версты от территории посольства ждал отряд воинов числом в восемь копий, и стало ясно, для чьих рук и ног предусмотрены эти ухищрения.
Лошадки бежали трусцой, ровной и слаженной. Затычки в их ушах, как пояснила сказительница, были магическими и служили для того, чтобы животных не пугал уличный шум. Перья на шлемах телохранителей мерно покачивались, солнце распалялось, лимонная водичка в жестяной бочке нагревалась. Сказительница стояла в проходе, опираясь на спинку лавки, и... сказывала, сказывала, сказывала. С её слов выходило, что каждый второй храм, фонтан да и просто скамейка в парке являлись ценнейшим наследием материальной культуры лишь из-за того, что туда хаживала или там сиживала историческая личность. Личностей было море, скамеек с фонтанами тоже, и Дан просто диву давался, отчего бесценную Катарину-Дей ещё не сняли вместе с фундаментом и не умыкнули на пиратский корабль. Вряд ли этих смутили бы размеры.
Иллиатара Триединого в Скадаре почитали как высшее, но, увы, недосягаемое для простых смертных существо, и молились богам Линий, заступникам и покровителям Мира. В их честь воздвигали храмы и ставили алтари, курили благовония и вели службы.
Вот под предводительством высокой, сухопарой Верховной Жрицы с лицом чистым и прекрасным, словно высеченным из горного хрусталя, просеменили щебечущей бледно-розовой стайкой юные служительницы богини любви Афэллы.
Жрица Иллады-судьбы отрешённо поигрывала серебряным жезлом с навершием в виде совы, распростёршей крылья. Через две с половиной недели начнётся молебен и продлится он ровно седмицу. Сама кэссиди, названная в честь справедливой богини, станет просить покровительницу о снисхождении к своим будущим подданным. Не к себе.
— ...А это храм весельчака Байхоса, которого у вас, господа, зовут богом Порока Лукавым Угодником...
Трое послушников, насвистывая разудалую плясовую, отмывали со стены храма зооаморфный орнамент скабрезного стиля. Под охраной дремлющей рыжей кошки в тени вазона стоял кувшин, но вряд ли с компотом.
И всеми гордилась красноречивая Мия Аколетта и должны были восторгаться приезжие. Орки вполголоса восторгались самой сказительницей, не стесняясь в эпитетах, остальные изображали вежливое внимание, а лимонная водичка заканчивалась. Жара...
Вилль задремал с открытыми глазами, судя по отрешённому выражению лица, и Дан решил последовать его примеру.
Ослепительный и холодный, точно ледяная скала под негреющим солнцем. Таким Дан увидел отца в первый и последний раз. Он не искал встречи специально и даже не надеялся, но судьба забросила его в Рудный Мыс одновременно с Дариэлем Винтерфеллом. Аватары привезли очередную партию редких морских камней и теперь придирчиво рассматривали заготовки для будущих Тай-Кхаэ"лисс.
— А у того вон, — Бром стрельнул взглядом на аватара ростом чуть выше других со светлыми, почти белыми волосами, — дочке скоро три будет. Он как впервой прилетел, не поверишь! — нашего Фирса перепил! На радостях, значит.
— Как сын родится, небось, весь Мыс перепьёт! — подмигнул Дан. Он вызвался сопровождать гномий обоз до самой столицы за плату столь умеренную, что купцы тут же назвали его другом, братом и благодетелем.
— Так это ж вторая! А первый — сынок, как положено. Арвиэлем зовут. А самого папашу — Дариэлем. Дариэль Винтерфелл.
Дан даже руку к груди прижал — а бьётся ли?
Загнав робость поглубже, подошёл к аватару и предложил часть пути проделать с обозом. Дескать, отдохнут крылья, да и груз тяжеловат.
— Благодарю. Мы в лошадях не нуждаемся, — ровно ответил отец, не дрогнув ни единым мускулом. На бледном лице шевелились только губы.
Не узнал. Увидел в нём лишь полукровку.
Он смотрел вслед аватарам, точно журавли, летевшим клином. Вон как торопятся в семьи. И к лучшему, что не заговорил о своей матери, о его бывшей женщине.
Дан купил место на корабле и уплыл в Ильмарран, сам не зная, для чего. Высказаться, наверное. Или выпить рома и помолчать вдвоём. Он нашёл Адэланту, но поговорить уже не смог. Отрешённо смотрел на серую плиту с выбитыми цифрами, разница между которыми была всего лишь в шестьдесят семь лет. Хапуга и циник Руфин Ринвейн здравствует усилиями магов, растит пузо, кошелёк и толпы охотниц за этим кошельком. Парчовый Король, так его прозвали. А пламенная бэя мертва. В чём справедливость, Иллиатар?
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
