Маска

Когда я открыл глаза, на столе уже стоял бокал с чистейшей водой, предусмотрительно принесённый балахонщиком.

— После окунания в Купель Познания всегда хочется пить. Желаете ли узнать ещё что-нибудь, многочтимый гость?

— Пожалуй. Что за... что за переполох творится в обители моего дорогого друга Талио?

— Подготовка к большому празднеству в вашу честь.

— Ну, разумеется.

Прислушиваясь к внутреннему чувству времени, я по привычке делил бесконечную ночь Башэна, расцвеченную калейдоскопом красок, на двадцать четыре часа, так что точно знал — к празднеству мои гостеприимные хозяева готовились без малого седмицу. Был ли я взволнован таким затянувшимся пребыванием в мире в Темноте? Нет, не был. К моим услугам оказалась Купель Познания и то, что она дарила — успокаивало.

Они предпочли всё забыть, они решили от всего отказаться. Поняв это, я с чистой совестью преисполнился презрением к благородным танам Башэна. Их предки были учёными, черноустами, политиками, полководцами, покровителями искусств, они изучали свой мир, познавали его суть, интересовались, стремились, ставили цели, а потом, отправляясь во чрево Тёмной Матери, завещали свою память в виде крипсраструмов, "сосудов знания", потомкам. Там, в мире под Луной, не могли и мечтать, о таком удобном способе обучения, дарившем огромную фору в деле развития цивилизации. У благородных господ Башэна было всё это, но они предпочли наплевать на сокровища прошлого и предаться бездумному разврату. Ненавижу.

Знания, полученные от предков рода ди"Локойн, расширили мои горизонты в сотню раз, объяснили суть Внешних Пустошей, их анормальность и способы взаимодействия с оной к собственной выгоде.

— Мы вернёмся вовремя, Себастина, я уверен.

— Несомненно, хозяин, — отозвалась моя горничная, поправляя на моём левом плече роскошную застёжку новой тоги.

За последние "дни" ткачи по приказу хозяина создали для меня больше дюжины различных туник и тог разных цветов и с разными узорами, которые я неизменно примерял и носил во время прогулок по дворцу. Признаться, чувствовал себя породистой собакой, которую хозяин обвешивает наградами и издали показывает заинтересованным посетителям. В последних недостатка не ощущалось, ибо даже одного суточного цикла не обходилось, чтобы к Талио не заявлялись тэнкрисы из разных благородных домов. Слух о готовящемся празднестве и о необычном госте семьи ди"Локойн облетел большую часть Башэна, благородные таны дышали интересом и нетерпением.

Наконец, время пришло и в алый час к дворцу ди"Локойн стали съезжаться гости. Сотни Упорствующих в сопровождении своих дракулин и дракуулей, разодетые в пух и прах, или почти обнажённые; одиночки, или явившиеся целыми семействами. Вокруг дворца разливалась чарующая музыка, а в небеса взмывали магические фейерверки, безумно яркие, и грохочущие словно залпы штурмовых орудий системы "Сотрясатель". Казалось, что место празднества вдруг стало новым центром города, самым важным, самым живым и ярким.

— О, Бриан, ты выглядишь великолепно!

— Право, я блекну, когда рядом сияешь ты, Англэйн.

В качестве вечернего одеяния она избрала крупные серьги, тонкую изящную корону, браслеты и драгоценный ошейник, меж которыми тянулись серебристые нити паутины с рубиновыми подвесками. Безукоризненную кожу вокруг сосков и внизу живота покрывали "живые" татуировки в виде переплетающихся змей.

Пока Талио встречал гостей, а подобострастные слуги провожали их в отведённые для праздника залы, окружая заботой и потакая любым капризам, я неспешно вышагивал взад-вперёд, держа Англэйн под руку. Знакомства с различными танами и тани были поверхностными, коварная спутница не давала им хоть сколько-нибудь "распробовать" интересного чужестранца и вела дальше, а я покорно следовал её прихотям, изучая сумбурный и несколько психоделичный декор, приготовленный к этому событию. Не знаю, сколько ушло сил для его создания, но хозяева совместили классику величественной дворцовой архитектуры в виде колоннад, чашеобразных фонтанов, сводчатых арок, украшенных изящной лепниной и восхитительных фресок, со своей безумной страстью к ярким, порой несовместимым и безвкусно подобранным цветам. Местами целые куски стен и полов в той или иной зале, представлялись репродукциями подсознания художников недавно зародившегося течения живописи, известного как абстракционизм, что заставляло содрогаться даже мой не самый чувствительный внутренний мир.

Обилие обнажённых и полуобнажённых фигур начинало понемногу раздражать. Тэнкрисы Башэна относились к своим телам как к произведениям искусства, нуждавшимся лишь в ярком и дорогом обрамлении, а потому, пренебрегая множеством "совершенно лишних" частей одежды, не отказывали себе в удовольствии обвеситься драгоценностями и покрыть кожу шевелящимися татуировками.

— Твой восхитительный вкус, как всегда, не подвёл тебя, дочь моего брата.

Раголаз приблизился неспешно, держа в тонкой руке кубок и почти не обращая внимания на почтительные кивки — черноустам было не привыкать к всеобщему почтению. О сменил прежнее тёмное одеяние, на покров расшитый золотом, и не отказал себе в удовольствии надеть ожерелье с крупными овальными самоцветами, синими, красными, зелёнными. В сравнении с большинством остальных гостей, черноуст выглядел целомудренно.

— Мы очень рады, что ты нашёл время посетить наш праздник, брат нашего отца! Ты веселишься?

— Отдыхаю. Будь так добра, облагодетельствуй своей красотой и других гостей, а я пока перехвачу тана ди"Аншвар.

Она подчинилась, но без особой радости. Передавать "интересное украшение" дяде так скоро Англэйн явно не хотела.

— Как тебе? — Раголаз сделал неопределённый жест рукой, подразумевая всё вокруг.

— Откровенно?

— Только откровенно. Мне интересен взгляд тэнкриса с иной стороны, а не простая вежливость.

— Аляповато, неуместно, м-м-м... приторно. Башэнцы воспринимают яркий цвет как наркотик, и здесь я вижу руку поистине безнадёжного наркомана на последней стадии внутреннего разложения.

— Я передам твой комплимент Англэйн, она будет польщена.

— Нисколько не сомневаюсь.

— Однако с точки зрения жителя той стороны, это всё не очень радует глаз, так?

— Там мы редко приносим гармонию в жертву яркости. Говоря откровенно, я предпочитаю классический чёрный цвет, но, оглядываясь вокруг, признаю, что в этом мире его и так слишком много.

Раголаз хмыкнул и пригубил напитка, пахшего вином и корицей.

— Возможно, корень нашего с тобой диссонанса в восприятии красоты лежит несколько глубже разности миров. Возможно, тяга к ровной черноте у тебя от родственников по отцовской линии. Если бы ты когда-либо побывал Талогар, то понял бы, о чём я.

— В Талогаре темно?

— В Талогаре свет и цвет находятся под запретом. Полная гармония.

Я не ответил, пытаясь представить себе город без света вообще.

— Ты что-то хочешь мне сказать, не так ли?

— Умеешь слушать, тан ди"Аншвар. На наш праздник прибыл посол Талогара Разнек ди"Кариа со свитой. Этот злобный клещ никогда не покидает посольского дворца, предпочитая сидеть в полном мраке и абсолютной тишине, подальше от музыки, света и любых развлечений. Все приглашения, которые наша знать обязана посылать ему из вежливости, посол игнорирует, но сегодня, впервые за... впервые он покинул свой дворец, чтобы оказаться здесь. Ди"Кариа наверняка заинтересовался твоим именем.

— Хм, и что мне с этим делать?

— Как у вас говорят: кто предупреждён — тот вооружён, верно? Я тебя вооружил.

— На досуге поразмыслю, чем мне тебя отблагодарить. И всё же, что, по-твоему, я должен делать в сложившейся ситуации?

Черноуст пожал узкими плечами.

— Наверное, то, чего захочет от тебя посол. Или Талио. Сын моего брата неглуп, но чего он желает добиться, сведя вас с ди"Кариа, мне неизвестно.

— Чего захочет посол? Он имеет здесь вес?

— Талогар имеет вес на мировой арене, скорее так. Башэн — город удовольствий и сонной неги, ему нет дела ни до чего, ибо он отрезан от других частей мироздания, понимаешь? А вот Талогар порой воюет то с Охшаором, то с Лаагафом, то с Сеопом, он могуч, а его посол нагл. Особенно в тех городах, чьи принцы всё ещё спят.

Раголаз отстранился и побрёл прочь, преследуемый своей дракулиной, а мы с Себастиной остались в относительном одиночестве.

— Всё во вселенной имеет склонность усложняться, Себастина.

— Увы, хозяин.

— Но мы не располагаем всеми данными.

— Будем ждать?

— Будем ждать.

Скользившая мимо энгинай замедлилась, дав возможность облегчить свой поднос на один фужер, и, отпив совсем чуть, я разбудил Голос. Прежде он был погружён в глубокую дрёму, чтобы в меня не проникала чересчур сгустившаяся атмосфера похоти, окутывавшая всё вокруг чернильным фиолетовым туманом, но такое пренебрежение могло обернуться тяжёлыми последствиями.

Меня было трудно обмануть, почти невозможно, если обманщик способен испытывать эмоции, ибо мой Голос позволял "видеть", "обонять" и даже "осязать" чужие чувства; впитывать их, или отторгать, а после некоторых весьма важных событий прошлого — ещё и управлять ими. Воистину, Благодать Императоров, толика которой досталась мне по ошибке, усилила возможности моего Голоса в разы, заставила его раскрыться и заиграть новыми красками, дала возможность управлять чужими чувствами, вызывать в людях и нелюдях гнев, радость, скорбь, страх, всё, что заблагорассудится, и я в совершенстве овладел всеми гранями этого умения. Несколько раз Голос спасал мою жизнь от убийц и помогал выявить готовящих пакость лицемеров, а в работе Великого Дознавателя он был совершенно незаменим.

Голос позволил на время оградить меня от лишнего внимания и в окружении большого количества гостей виновник торжества остался "в одиночестве". Использование Голоса требовало тем большей концентрации, чем больше сил я в него вливал — управляя эмоциями разумных существ, я вынужден был проводить нужные мне оттенки этих эмоций через себя, что, без умения абстрагироваться, со временем свело бы меня с ума, превратив в оголённый нерв.

Упорствующие вокруг очень быстро стали забывать о причине по которой их пригласили и с охотой придавались понятным и любимым утехам — они пили, употребляли наркотики, понемногу начинали танцевать, а некоторые сразу принялись вкушать друг друга. Шествуя из зала в зал и всюду внушая скуку каждому, взглянувшему на меня, я окунался в разные оттенки вкусового безумия Англэйн, которое распространялось не только лишь на декор, но и на музыку и даже свет. Лишь заметив странный проблеск жадности в густеющем море похоти, в которое превратилась атмосфера, я решил замедлиться и приглядеться. И был вознаграждён.

В небольшом пяточке свободного пространства, вокруг которого раскинулось "поле" атласных подушек с возлежавшими на них танами и тани, стоял мужчина в воздушном белом хитоне, достаточно коротком, чтобы не скрывать длинные красивые ноги и распахнутом на груди, чтобы все могли увидеть пару маленьких золотых прищепок, соединённых цепочкой, сжимавших его соски. Принадлежность сего персонажа к мужскому полу скорее с трудом угадывалась, нежели сразу бросалась в глаза — кожа его была бела и гладка, жесты казались манерными, лицо покрывал яркий макияж, а уши украшали тяжёлые золотые серьги, но всё это было вполне обыденно для многих местных танов, ибо в Башэне мужеложство приветствовалось. Меня же гораздо больше заинтересовало другое — мужчина с прищепками на сосках, несомненно, являлся человеком.

Издревле было так, что тэнкрисы, раскаявшиеся перед своей матерью, пестрели волосами и глазами всех мыслимых цветов, но глаза их не могли быть красными, а волосы — чёрными. С Упорствующими всё обстояло в точности наоборот, они всегда рождались черноголовыми и красноглазыми, все как один, и даже если тэнкрисы Башэна прибегали к краске для волос, то с глазами они ничего поделать не могли. Мужчина, стоявший на всеобщем обозрении и с улыбкой громко декламировавший что-то, что вызывало у публики приступы громкого смеха, имел волосы цвета сусального золота и почти такие же яркие золотистые глаза. Вдобавок к прочему, его широкая белозубая улыбка обходилась без острых тэнкриских клыков.

Закончив выступление, он высоко поднял бокал, провозгласил тост и выпил, после чего двинулся прочь, аккуратно ступая по атласу меж холёных тэнкриских тел. Некоторые таны и тани мимолётно касались его ног, ягодиц, иных мест, до которых могли дотянуться, другие пытались привлечь к себе, но златовласый смеялся и вежливо отшучивался, продолжая движение. Оказавшись на свободе, он неспешно двинулся ко мне.

— Моё почтение, тан л"Мориа. Разрешите представиться, Эдвард Д. Аволик, Великий Оборотник и лорд-инвестициарий Оборотной Империи.

Я пожал протянутую ладонь, отмечая, что унизанные перстнями пальцы имели стальную хватку.

— Вы знаете моё настоящее имя.

— Мне известно, что оно столь же настоящее, как и ди"Аншвар. Вы — дитя двух миров, в каждом из которых имеете право жить. Это весьма интересная и необычная черта, ценность которой вам ещё предстоит полностью осознать.

— Господин... м-м-м...

— Аволик. Но вы можете звать меня просто Эдвард.

— Господин Аволик, вы даёте понять, что многое обо мне знаете. Откуда?

— Специфика работы. Также как и вы, я заточен под своё дело в наивысшей степени превосходным образом, что даёт большие преимущества.

— И чем же занимается оборотник?

— Ну, не оборотничеством, как многие думают, — кокетливо улыбнулся он. — Мы занимаемся оборотом товаров различной ценности.

— Вы торговец?

— Назвать меня торговцем равносильно тому, как если бы вас назвали простым наушником или городовым захолустного городка. Я оборотник, я продаю и покупаю товары, ценность которых порой не выражается ни в каком денежном эквиваленте.

— Например?

— Ну, обычно я привожу в пример бессмертие, вечную молодость, солнце...

— Солнце?

— Точнее звёзды. Вам вот нужен громадный сгусток водорода, который будет пылать в небесах миллионы лет подряд? Могу продать с доставкой по Мегавселенной, если сойдёмся в цене.

— Я подумаю.

Оборотник поставил пустой бокал на поднос, проплывавшей мимо энгинай, и взял полный.

— В общем, я торгую всем, что только возможно и со всеми, с кем только возможно, путешествуя между мирами.

— А вот это любопытно.

— Не сомневался, что вы заинтересуетесь, тан л"Мориа. Мирозданий много, а не только лишь три с половиной, о которых знаете вы. Там, в Пустоте, квадриллионы миров, населённых квинтиллионами разумных существ, каждое из которых готово расстаться с тем, что оно имеет, дабы обрести что-то, чего у него нет.

— А ваше ремесло заключается в обеспечении обмена одного на другое. В товарообороте.

— Верно.

— И что же вы продаёте здесь? — поинтересовался я.

— Здесь я развлекался, ожидая вот этой самой беседы. — Златовласый легонько коснулся одной из прищепок, заставив её блеснуть рубинами и бриллиантами. — У меня уже давно хранилась партия таких вот прелестных маленьких безделиц, а здесь и публика подходящая, так что не устоял. Ненавижу упускать возможности.