Длинная Серебряная Ложка (Часть 1)

— Что?

-Зеленые, говорю, глаза у него были.

— А вот и синие!

— Нет, ну кому из нас лучше знать? — фроляйн Лайд раздраженно отлистала с полсотни страниц назад и хорошо поставленным голосом прочла, — "Среди толпы мужчин, жаждавших пригласить меня на тур вальса, был и вампир по имени Этьен, с темно-зелеными, словно отполированный нефрит, глазами."

— У него были разные глаза, — тут же нашлась Кармилла. — Один синий, один зеленый. Так даже красивее.

— Гораздо.

— Не подскажите, на чем я остановилась?

— Вы рассказывали про свою очередную охоту на оборотней, — помогла сиделка. — На этот раз вы оставили дома любимый меч-двуручник и отправились душить их голыми руками.

— У нас, вампиров, есть некоторые сверхспособности, — скромно улыбнулась девушка. — Итак, звезды в ужасе попрятались за облака, когда я вступила под полог зачарованного леса...

"Издам," подумала фроляйн Лайд, "Издам и назову 'История Вампира.' Вот где ирония-то!"

Она вновь взялась за увесистый фолиант. Еще два журнала, уже исписанных, лежали под табуретом. Неудивительно, ведь она строчила 7 часов подряд, да еще столько же вчерашней ночью. Доктор Ратманн велел ей завести "Историю Болезни Пациентки К.," а после собирался отправить сей ценный документ какому-то коллеге, молодому врачу... Как его там... Кажется, фамилия на "Ф" начинается.

Кармилла живописала свои приключения, а сиделка только монотонно кивала, продолжая записывать. Хотя голос у пациентки был тонкий, чтобы не сказать визгливый, но он удивительным образом убаюкивал. Фроляйн Лайд почувствовала, как мысли ее уносятся далеко отсюда, а в следующий момент на пустой еще странице проступило знакомое лицо. Сиделка прикусила губу. Сколько раз давала себе зарок не думать об этом, хотя бы на службе думать, но нет! И ведь никакие вампиры не сравнятся по коварству с ее собственным воображением, которое раз за разом выкидывает такие фортели. А потом и рука ее задвигалась совсем не в такт словам пациентки, и карандаш вывел -

"Знаешь, мне никогда не удавались любовные письма. Хотя откуда тебе знать, если я так ни одного и не отправила? Что, в общем-то, и следовало доказать.

Как-то раз я поклялась, что без тебя мне не жить. Я же не соврала, правда? Теперь я без тебя и я действительно не живу."

— Фроляйн Лайд? Вы меня вообще слушаете?

Сиделка аккуратно вымарала каждую строку, а потом как ни в чем не бывало посмотрела на Кармиллу.

— И что это вы там зачеркиваете? — девушка вытянула шею, силясь заглянуть в журнал, но фроляйн Лайд его вовремя захлопнула.

— Так, отсебятина. Мои комментарии, довольно неудачные. Думаю, пора закончить наше интервью и начать лечение. Что скажете, сударыня? Приступим? — сиделка недобро усмехнулась, и девушка сникла под ее колючим взглядом.

Фроляйн Лайд уже пришла к выводу, что с Кармиллой нужно обращаться посредством кнута и пряника. В буквальном смысле. Ну первый-то способ никуда не денется. Наверняка в лечебнице найдется несколько крепких кнутов, применяемых для как-нибудь терапевтических целей. Так что фроляйн Лайд решила начать с со второго.

— Хочу задать вам задачку. Представьте себе, будто вы обыкновенная современная барышня.

— Даже представлять такой кошмар не хочу!

— Понимаю, это сложно. Ведь бы, — сиделка открыла журнала на самом начале, — родились в 13м веке в небольшом испанском городке, где прославились своей необыкновенной красотой, недюжинным умом, выдающимся милосердием, а так же тем, что вы изготовляли мечи и бились на них гораздо лучше мужчин. Местный лорд полюбил вас и три раза ополз вокруг вашего дома на коленях, но вы так и не снизошли к его мольбам. Вы обороняли город от чумы, цыган, сарацинов, и нашествия саранчи. За это вас избрали первой женщиной-мэром. В конце концов, вами заинтересовалась Инквизиция и, верно, гореть бы вам на костре, если бы в вас не влюбился сам Верховный Инквизитор. Ну а потом в ваше окно стали залетать вампиры с ювелирными глазами. Хорошо. Но поднапрягите воображение и представьте себя на месте обычной барышни. Что бы вам хотелось съесть на завтрак?

Кармилла захлопала глазами.

— Как — хотелось? — спросила она озадаченно. — Разве можно выбирать? Ела бы то, что в тарелку положат.

— Ну а любимая еда у вас была... бы?

— Нет. Еду вообще нельзя любить! Настоящая леди не должна много есть, это против всех моральных принципов.

Настоящая леди. Как же, черта с два. Губы Кармиллы шевелились, но фроляйн Лайд слышала чужой голос, "О какой добавке может быть и речь? Ты и так съела слишком много! И не смотри на бифштекс, дорогуша, это не для тебя. От мяса зарождаются плотские желания, от отсюда недалеко до — о ужас! — сладострастных содроганий!" Что-то там доктор говорил про нормальный вес и аппетит? Чушь какая, на девчонку дунешь и она с ног свалится.

— А как же сладости? — не унималась сиделка.

— Сладости? Ну... однажды нянька посыпала немножко сахара на хлеб с маслом, но вышел скандал и хлеб отослали на кухню... Ой, то-есть это произошло бы, будь я обычной барышней. Хорошо, что я вампир.

Сиделка нахмурилась, словно боксер, который собирается ударить противника ниже пояса, да еще и перчатку свинцом утяжелил. Нечестно пользоваться тем, что Кармиллу лечили отдыхом, по методике американского доктора Митчелла, а значит из еды она могла рассчитывать только на жирное молоко. Фроляйн Лайд всегда сочувствовала пациенткам, которых пичкали пресной едой по часам. Сама она в не могла пройти мимо кондитерской, чтобы не прилипнуть к витрине. Ужасно хотелось снова попробовать шоколад, черный и горький, как порок и расплата за него, а еще рахат-лукум, в котором вязнут зубы, и заварные пирожные, и хрупкий крошащийся штрудель... Увы, вся эта гастрономическая роскошь теперь не про нее. Пора привыкать к своему положению.

Вздохнув, девушка вытащила из кармана фартука что-то квадратное, завернутое в вощеную бумагу. Медленно, наслаждаясь драматическим эффектом, она развернула бумагу и в комнате запахло корицей, мускатом, и медом.

— Что это? — сглотнув, Кармилла воззрилась на подношение.

— Печенье, — проговорила сиделка с улыбкой Сатаны, предлагающего Господу нашему превратить камень в хлеб.

— Я не стану это есть! Я питаюсь одной кровью!

— Может, стоит разнообразить диету?

-Я выброшу его в окно! — пациентка категорически замотала головой.

— Зная, что я потратила на него свое — прошу заметить — более чем скромное жалование? Вы действительно сделаете это?

-Да! Потому что мы, дети ночи, — жестокие существа, и нам дела нет до чужих страданий. Мы над ними смеемся.

— Ваша взяла, — согласилась сиделка. — Но не могу же я смотреть, как вы будете выбрасывать ни в чем не повинное печенье! Давайте так — я совершу небольшой обход палат, а вы в это время от него избавитесь. Договорились?

Не дожидаясь ответа, она положила печенье на кровать и вышла за дверь, не забыв запереть ее на ключ. Затем она прошлась коридору, для проформы заглянув в несколько палат. К счастью, большинство пациенток уже мирно посапывали. Когда прошло достаточно времени, чтобы Кармилла и донесла печенье до окна, и просунула его через решетку, и пронаблюдала, как оно падает, фроляйн Лайд вернулась. Пациентка уже забралась в постель и ее светлые волосы разметались по подушке. Сиделка заметила, что девочка быстро провела языком по зубам и вытерла руки об одеяло. Но несколько крошек все же прилипли к ее щеке. Значит, ликвидация печенья прошла благополучно.

Тут бы ей и уличить негодницу во лжи, но сиделка заколебалась.

— Фроляйн Лайд?

-Да, Кармилла? — она подоткнула одеяло и присела на край койки.

— А ведь вы мне поверили! Я о том, что вы могли остаться здесь до утра и поднять штору, чтобы проверить, вспыхну я или нет. Или принести святой воды из церкви. Но вы ничего такого не сделали. Значит, все таки поверили?

В груди у нее вдруг сделалось как-то гнетуще-противно, точно желчи хлебнула. Она не сомневалась, что стоит ей только переступить порог церкви, как вода вскипит в купели, а орган сам собой заиграет Dies Irae. Ну и что теперь ответить этой дурехе?

Сиделка кивнула.

— Спасибо! Мне еще никто никогда не верил. Все сем...сот лет.

— У меня на вампиров глаз наметан, — улыбнулась девушка. — Сразу опознаю упыря, если увижу.

— Фроляйн Лайд?

— Да, Кармилла?

— Вы не могли вы меня поцеловать?

Глаза сиделки распахнулись и она вздрогнула, как от пощечины.

— Почему вы меня об этом просите?

— Мама всегда целовала меня на ночь. Когда была жива.... ну и когда я тоже была жива, само собой.

Наклонившись, сиделка слегка коснулась ее лба губами. Кармилла поежилась, как если бы по ее коже провели кусочком льда. Сиделка же убрала руки за спину и впилась ногтями в ладонь. Черт, черт, черт! Никаких нервов не хватит на такую работу! И ведь никто не предупреждал, что в ее обязанности будут входит объятия и поцелуи с пациентками. Иначе она обходила бы эту больницу как холерный барак.

— Фроляйн Лайд?

— Ммм?

— Боюсь, мне не уснуть. Мне такие кошмары иногда снятся, ужас просто.

"Ну еще бы, с такой-то неразберихой в голове," подумала сиделка.

— Я обо всем позабочусь.

— Только не заставляйте меня пить лауданум! — взмолилась Кармилла. — От него потом спазмы в желудке.

Лауданум, или настойка опия, в свое время считался чуть ли не панацеей. Им лечили всё от менингита до расстройств сна. Частое употребление лауданума приводило к наркотической зависимости от которой страдал, к примеру, английский поэт Коулридж.

В свое время, фроляйн Лайд хлебнула достаточно опийной настойки и пришла к выводу, что это та еще дрянь. Неудивительно, что девочка не хочет им полакомиться. Ну ничего, пойдем другим путем. Хотя если подумать, другой путь будет похлеще лауданума.

— Обойдемся без снотворного.

Фроляйн Лайд провела рукой над глазами Кармиллы, словно притягивая веки вниз за невидимые нити. Та почти мгновенно расслабилась, рот ее чуть приоткрылся. Тогда сиделка склонилась над ней и для верности тихо пропела по-итальянски:

Fatte la ninna, fatte la nanna

Ninna nanna, ninna nanna

Теперь Кармилла дышала глубоко и покойно. И ни один кошмар не постучится к ней в голову, ни одно чудовище не вылезет из-под кровати. Чудовища тоже соблюдают субординацию. При виде фроляйн Лайд они стали бы во фрунт.

Как и всякий раз, когда приходилось пользоваться этими способностями, сиделке стало стыдно. Она догадывалась, откуда они появились. Такое ощущение, будто ненавистный родственник подарил ей дорогущий подарок — и выбросить жалко, и трогать не хочется. Но сегодня — это крайний случай, убедила она себя наконец. Иначе бы Кармилла ни за что не утихомирилась. А так они обе смогут выспаться.

Смена уже закончилась, и наша героиня возвращается домой. Пожалуй, мы составим ей компанию, а заодно и присмотрим за барышней, чтобы никто ее не обидел ненароком. Ведь ее путь лежит через трущобы. Хотя поздний час уже перетекает в ранний, здесь все еще слышны крики и звон стекла. У редких фонарей еще толпятся помятые, размалеванные особы в ярком тряпье, которые бросают презрительные — или завистливые — взгляды на ее скромное платье и белую пелерину. Мужчины в разных стадиях опьянения подпирают стены. Когда один из люмпенов выходит из тени и вразвалку идет за ней, девушка прибавляет шаг, в потом и вовсе пускается наутек. Она не позволит, чтобы на нее снова напали. Нет, только не сегодня. Это будет так гадко, так унизительно, если сегодня! Должны же у нее быть принципы.

Иное дело завтра. Тогда пусть хоть все пьянчуги из трущоб к ней пристают. Раз в неделю можно расслабится. Сиделка мечтательно улыбается, представляя, как славно она скоротает ночку в приятной мужской компании.

Вот она у доходного дома. Быстрыми шагами фроляйн Лайд спускается в подвал, заходит в свою комнатенку, темную как пещера, зажигает керосиновую лампу. Затем закрывает дверь на замок и еще три щеколды. От вампиров это не защитит. Им ничего не стоит одним ударом высадить дверь. Они так и сделают, когда придут за ней. Но зато хоть люди не будут соваться. Покончив с мерами предосторожности, девушка стягивает платье через голову. Теперь на ней только лиф и нижняя юбка. Персоналу Св. Кунигунды запрещено носить корсеты — врачи винят их во всех женских хворях, от чахотки до помутнения рассудка. Но девушка и так терпеть не может корсеты. Она скорее залезла бы в Железную Деву, чем позволила себя зашнуровать. Вот она снимает и лиф. Заметив, что мы за ней наблюдаем, поспешно отворачивается. Тем не менее, мы успеваем разглядеть золотой медальон у нее на груди (саму грудь мы не рассмотрели, потому это дурной тон — так пялиться на чужую грудь).

Теперь можно приступить к вечернему туалету. Наполнив тазик водой из фаянсового кувшина, фроляйн Лайд склоняется над столом. Медальон стукается о край, и девушка перебрасывает его на спину. Умывшись, она расчесывает темные волосы и заплетает их в две косы. Тут бы ей и полюбоваться на себя в зеркало, но его в каморке нет (Как вы уже заметили, наши персонажи зеркала не жалуют). Девушка надевает сорочку из тончайшего батиста, щедро отделанную кружевом, и прячет волосы под ночной чепец с розовыми лентами. Откуда, спросите вы, такая роскошь у простой медсестры? Вот и нам интересно.

Наконец-то можно отдохнуть после тяжелой смены. Крохотное оконце едва пропускает свет, но на всякий случай девушка задергивает его занавеской из плотной ткани. Не хватало еще, чтобы июльское солнышко беспокоило ее заслуженный трудовой сон. Затем фроляйн Лайд забирается в кровать, снимает медальон, целует его и кладет на подушку.

— Меня нет рядом, а значит все будет хорошо. Спи спокойно, — говорит она медальону и сама тут же засыпает.