Я скрипнул зубами от душевной боли и досады. Месть следует употреблять в холодном виде и на трезвую голову. И это вовсе не про расчеты за пулю в моей спине. Стоило прикрыть веки, перед глазами вставал тракт, устланный телами русинов, жуткие раны солдат, лица лекаря и кадета над телом княжны Белояровой. Счет огромен и к непосредственным исполнителям и к тем, кто спланировал и допустил это безумие. Сейчас важнее спасти остатки батальона. Но просто так уйти нам не позволят.
— А ...
— Завтра рано утром уходим, — упредил я не прозвучавший вопрос. — Сколько до ущелья Рока пути?
— Если по тропе, но с ранеными...
— С ранеными, Молчун, с ранеными. Своих не бросим.
— Три дневных перехода, но раненым тяжело придется.
— Места знаешь?
— Доводилось бывать...
— Решено, — зевнул я во всю мощь. — Возьмешь на себя организацию головного дозора, да чего там, разведку, в общем. Человека четыре тебе отряжу, кого назовешь. Задача, сам понимаешь, путь отыскать, где с ранеными пройдем, а лучше, чтобы втайне от сквернавцев. Что должно делать — сообразишь, чай не зря нашивку мастера носишь. Припасов мало, постарайтесь попутно добыть что-нибудь из крупной дичи.
— Сделаем, — Молчун легко согласился с моими приказами, словно они совпали с его мыслями.
Я достал блокнот и записал имена стрелков, названных Молчуном. Рядовые Афанасий и Матвей присутствовали неподалеку, исполняя поочередно обязанности часовых и сообща прислушиваясь к нашему разговору. Еще мастер-стрелок запросил себе рядового Нила, а наличие в команде Трындеца подразумевалось само собой.
Затем я осторожно перевел разговор на Евгения Белова, чтобы прояснить, что его звание, и звание ли? — означает и как мне себя с ним держать. Мои смутные догадки подтвердились, Белов имел титул баронета, но чин офицера пока не получил. Более того, кадет к батальону никакого отношения не имел, даже рядовым стрелком не числился, а по своему желанию сопровождал госпожу Белоярову. Во вчерашнем бою на тракте Висельников, по словам Молчуна, юный баронет как командир себя не проявил, зато оказался смелым и стойким бойцом, а так же метким стрелком из пистолета. Молчун, Буян и Белов сообща и весьма результативно прикрывали отступление группы русинов с телом княжны.
В моем отряде Белову отводилась роль огневой поддержки. Если он ловко управляется с драгунским 'обрезом вертикалки', то с 'мастерворком' тем более будет неплох. Я, как подобает офицеру, должен руководить боем, а, не прильнув к прицелу, самолично лупить сквернавцев, словно мух газеткой. Идея же вручить кому-то одному из мастеров или вовсе рядовому скорострельную барабанную винтовку штучной работы выглядела весьма сомнительно. Огневая подготовка княжьих стрельцов оставляла желать лучшего: их кое-как учили стрелять по групповым целям по команде офицера. Основной упор в обучении солдат Армии Освобождения делался на штыковой бой.
Дохлебал теплые остатки отвара. Амулет на шее собеседника уже показывал полный заряд — за беседой время летело незаметно.
— С Буяном давно служишь? — продолжил я знакомство с личным составом.
— Шестой год.
— До армии вместе ... дела делали?
Молчун ухмыльнулся. 'Аш', накрывший его как залпом выпитая чарка дрянной водки, постепенно отпускал, возвращая самоконтроль.
— Нет. Здесь уже спелись. По первости морды друг-дружке разукрасили, было дело. А теперь держимся за своих, потому и живые до поры...
Утро все никак не наступало. Удалось ухватить пару раз примерно по тридцать минут дремы. Молчун, понимая мое состояние, попыток возобновить разговор, не предпринимал.
Незаметно для себя, сумел влить по десять-двенадцать зарядов в три магических камня к 'дербанкам'. Зачем-то полностью зарядил запасной к трофейной винтовке и наполнил оба гамиона к своему револьверу. Браслет руку не беспокоил, а его камень, несмотря на непрерывно трудившуюся 'аптечку' слегка просветлел.
Молчун тронул меня за плечо, возвращая из мира туманных грез в реальный. Кадет Белов привел, поддерживая под руку без преувеличения едва живого лекаря. Следом притопал злой и помятый Буян. Фома рухнул на освобожденный мной лежак, осушил, держа дрожащими руками солдатскую баклагу.
Сначала я не понял, что произошло — догадался по изменившимся лицам сгрудившихся вокруг Фомы людей, что происходит нечто из ряда вон. Гамионы собравшихся слегка разгоняли тьму, позволив мне разглядеть выражения крайнего удивления во всех подробностях.
Неразборчивый и сбивчивый шепот лекаря внезапно сменился внятной и членораздельной речью, но что самое удивительное, Фома говорил женским голосом! Вне всякого сомнения, этот голос был хорошо знаком русинам: глаза Евгения увлажнились, мастера растерянно теребили полы форменных курток, переводя по-детски удивленные взгляды то на лекаря, то друг на друга. Внезапно проснувшиеся Афанасий с Матвеем, буквально окаменели от доносившихся обрывков фраз, хорошо, что сменившие их часовые не слышали ничего.
Княжна Белоярова обращалась ко мне. Причем по имени. Приказ я получил яснее ясного — выступить со всеми наличными силами к Каменной Длани и освободить пленных княжеских стрелков. После чего отряду предстоял переход по рассекавшей Грымскую пущу тропе до ущелья Рока. Затем княжна Белоярова, шеф батальона княжеских стрелков, озвучила последнюю волю: она пожелала упокоиться в единственной Богороще русинского штата колоний.
Закончив сеанс 'чревовещания', Фома потерял сознание, у него носом пошла кровь, а прежде сомкнутые в замок на груди ладони безвольно разжались. Взгляды всех присутствующих приковал удивительной красоты каплевидный гамион, неизвестно когда и как появившийся у лекаря. Могу поклясться, когда он пил, то ничего, кроме фляги в руках не держал.
Что ж ты не спас свою госпожу сам, если у тебя вон какой крутой камешек имелся? — возникла первая и не самая хорошая мысль.
Включился подселенец, поясняя, что мне с бойцами довелось увидеть чудо высшего порядка. В картине мира стрелков-русинов Асени являлись земными воплощениями богов и богоравных героев. Эти гигантские одушевленные деревья творили чудеса, исцеляли болезни, дарили миру благодать и даже новую жизнь, но то, что Фома держал в руке... не просто редкость. Конкретно эту излил покровитель рода Белояровых по жертве, принесенной княжной. Патриарх Золотой рощи предвидел ее гибель. Теперь и без того мужественный поступок княжны для меня обрел новый смысл: хрупкая женщина, получив такой 'аванс' не сошла с пути, отправившись с обреченным батальоном стрелков навстречу судьбе. Теперь понятно, отчего солдаты до последнего бились, чтобы ее тело не досталось Скверне. До момента гибели княжны гамион оставался просто камешком необычной формы без всяких полезных эффектов. А после смерти принял в себя добрую душу и стал Слезой, квинтэссенцией света, всепобеждающей мощью чистоты и источником благодати Асеня — продолжил познавательную лекцию камрад-подселенец.
Не являясь по сути оружием, Слеза представляла собой эффективное средство против Скверны, предвестницы Хаоса. Локальный Армагеддон, учиненный умирающим магом из моего видения, уступал мощи Слезы на несколько порядков. Но и он в радиусе двадцати метров вышиб сгустки тьмы из множества сквернавцев, мгновенно обратив их падаль. Вот только маг выстраивал свое заклятье не один день и особый заряженный под завязку гамион под это дело отвел. Который после убийственного выплеска разлетелся в пыль, оставив пустое гнездо в браслете...
Я не на шутку испугался, узнав от суфлера, что неправедному человеку магический артефакт запросто испепелит руку, лишив магического дара и разума — список кар невелик, но впечатляющ. В праведниках никогда себя не числил, предпочитая честному труду до седьмого пота более эффективные, но не всегда приемлемые с точки зрения морали способы достижения успеха. Так что определенный мандраж в организме возник.
Будь у меня возможность, я бы выбрал менее мощное, но зато безотказное заклинание павшего мага. Совершенно понятно, что неконтролируемая мощь Слезы Асеня в руках неуча — весьма опасна для носителя и для самого артефакта. Во-первых, гамион содержал душу Белояровой, что обязывало меня соблюдать особую осторожность. Во-вторых, подселившийся в меня маг никакого опыта работы с артефактами такого уровня не имел и способ активации оставался для меня тайной. Я прекрасно понимал, Слеза предназначена мне судьбой, как испытание и единственный шанс спасти остатки батальона.
На опушке ночного леса наступила особенная, 'звенящая' тишина.
— Я верю в тебя, Богдан, — голос княжны Белояровой прозвучал отовсюду.
— Я не подведу, Княжна, — протолкнул наружу слова и решительно взял гамион левой рукой. Покалывание в ладони быстро перешло в волну невообразимой силы и переполнило меня. Вновь мой опытный в магических делах подселенец помог совладать со слабостью тела и мощью артефакта. Гамион занял свое место в пустовавшем гнезде браслета — металл, словно пластилин принял форму камня, и застыл, образовав надежную оправу. Теперь, чтобы заполучить капсулу с душой княжны сквернавцам придется отрубить мне руку.
Благодать Асеня не только прогнала сонливость, усталость и боль, она пробудила жажду деятельности у всех участников 'военного совета'.
— Буян, Евгений! Фому срочно на остров. Всех, способных держать оружие ко мне!
— Есть!
— Молчун!
— Я!
— Бери Трындеца и отправляйся на разведку пути до Каменной Длани. Отряди двоих замести следы на берегу.
— Есть!
Я поделился переполнявшей меня благодатью с появившимися как по волшебству передо мной остальными солдатами. Легкие ранения бойцов исцелились, усталость, апатия, страх перед неизвестностью исчезли на глазах. Вместе с Буяном оперативно провели ревизию вооружения и снаряжения: все лишнее, в том числе остатки провизии, приказал оставить на острове.
Итак, к Каменной Длани поздней ночью выступило 16 человек, в том числе вооруженный револьвером подофицер четвертого класса, три арбалетчика, два одоспешенных древича с глефами, кадет с пистолетом и скорострельной винтовкой, а так же восемь стрелков с крайне ограниченным боезапасом. Арсенал рядового Трындеца помимо легкого топорика составляли кистень и засапожный нож. Несмотря на отсутствие ружья или арбалета, враги, судя по увесистой сумке с трофеями, на боеспособность странного рядового не жаловались.
Два часа быстрого, но осторожного марша по ночному лесу, не показались нам серьезным испытанием. Поскольку двигались налегке, люди сохранили силы, благодать Асеня все еще была с нами. Где необходимо, я подсвечивал путь 'фонариком', а бойцам, чтобы не отстали в дремучей чаще, было приказано взяться за пояса товарищей.
Перед рассветом Молчун и Трындец отличились — бесшумно взяли в ножи секрет сквернавцев, усиленный так называемым хозяином зверей и извергом. Рядового Нила мастер-стрелок отправил ко мне предупредить, что обнаружил врага. Итого ряды супостатов пожидели на пятерых злодеев разом. Парнокопытная плотоядная зверюшка, исполнявшая роль часового, получила болт прямо между рогов в первую очередь. Изверг умер мгновенно и не нашумел падением тела — метко пущенный Молчуном болт пригвоздил уродливую голову к вековому дубу. Не знаю, что ослабило феноменальную чуткость твари — обильная еда или усталость, но факт остается фактом. За сладкий крепкий сон заплатили своей жизнью трое бандитов: двоим банально перерезали горло, одному свернули голову набок. Единственный, кто, почувствовав неладное, подскочил, оказался одетый лучше других господинчик. Его труп с проломленной головой и болтом в спине смердел неподалеку. Коллективную работу Трындеца и Молчуна в уме оценил на пять, поставив себе галочку обязательно поощрить бойцов после миссии.
Вражий секрет засел, точнее, залег на дне небольшого оврага между корнями деревьев. А обнаружили их разведчики до смешного просто: по запаху немытых тел и нечистот, которые, попировавшие с вечера награбленными припасами сквернавцы щедро разбросали по окрестным кустам.
Арсенал врага составляли три кастрированных дербанки со скромным боекомплектом пуль и картечи в берестяных стаканах-берендейках. Мало того, что враги отпилили стволы и укоротили приклады ружей, они обвешали их всякой дрянью, вроде пестрых лоскутков, ниток бус, костей, когтей зверей и вяленых человеческих пальцев. Ложи и остатки прикладов 'украсили' неуклюжей резьбой, а воронение металла исцарапали бессмысленными каракулями и символами. Если короткие стволы сделали оружие для тщедушных бойцов удобнее в обращении, то остальные модификации никакого практического смысла не имели. Одержимый идеей усиления огневой мощи отряда, я попытался всучить Буяну и Молчуну обрезы в нагрузку к арбалетам, но те совершенно справедливо отказались таскать лишнее никчемное железо наотрез. Точность боя у обрезов отсутствовала в принципе, вот почему в сумках бандитов преобладала картечь. Мастера продолжали упорствовать даже после того, как я сорвал с изувеченных ружей все 'амулеты' и заявил, что никакой зловредной магии в них нет, и никогда не было. В итоге над желанием командира возобладал его рассудок — разведчик Молчун остался при своем привычном, безотказном и малошумном агрегате, а с виду недовольный Буян получил снятый со старшего сквернавца пистолет-вертикалку, кобуру и две дюжины остроносых смертей. Пули, картечь и гамионы с обрезов рядовой Прохор распределил среди стрелков.
Обыск хозяина зверей порадовал медной диадемой с крупным камнем и пятью крохотными не больше ногтя гамионами различного назначения, стеклянным кувшинчиком 'аша', да увесистым кошельком, куда солдаты честно добавили все монеты, обнаруженные в обуви, полах халатов, поясах и даже за щеками.
Еще обнаружились три солдатских ранца, набитых награбленными на дороге вещами и продовольствием. 'Мародерку' стрелки тут же распотрошили и поделили при свете зари. Первоначально я не собирался брать ничего, кроме боеприпасов. Какой смысл тащить, быть может, в последний бой деньги и прочее барахло? Но хозяйственные натуры солдат прибрали все до последнего лоскута и сухарной крошки — мне не оставалось ничего, кроме как согласиться с положением дел.
Узел не то с гадальными костями, не то с ритуальными принадлежностями, кривой посох и несколько единиц холодняка из дрянного железа вместе с приведенными в негодность обрезами оставили покойникам на вечное хранение. Кошель с монетами навьючил на Буяна, а колдовские камешки прибрал в свой ранец — с тем и продолжили путь.
С виду не принимавший участие в дележе добычи Буян протянул мне рулончик белой ткани.
— Бинт? — удивился я и попросил мастера положить его в мой ранец.
Буян хмыкнул и, зажав пальцами уголок, выпустил рулон из ладони. Раскрывшись в полете, моему взору предстал белый шелковый шарф, украшенный серебряным узором по краям и кистью на конце.
Кажется, я снова попал в то самое место, именуемое в народе 'впросак'! Офицерский шарф. Какой дурак оденет его по доброй воле? Любому снайперу за полкилометра видно будет, кого первым на тот свет оформлять! Постой, Богдан, а ведь все один к одному складывается.
