F20.Балансировать на грани

   На столе ждет ужин, а точнее, омлет с ветчиной, мягкий белый хлеб с сыром, подогретый в микроволновке, и чай.

   — Тебе же можно есть после таблеток?

   Киваю. Мне всегда можно есть, особенно, если так вкусно пахнет. Ужинаем мы молча, после чего она спрашивает:

   — Может, посмотрим перед сном фильм? Скачай что-нибудь с торрентов. Я пока схожу в душ.

   В душ я отправляюсь сразу после нее, затем сообщаю, что фильм докачался. Она одета в мою футболку, которая, к моему сожалению, прикрывает все интересные места. Впервые в жизни хочу быть пониже.

   — Ты спал здесь с женщиной? — она указывает на диван.

   — Если хочешь, я поменяю постельное белье. Оно третий день, — направляюсь к шкафу.

   — Олег, ты спал на нем с женщиной?

   — Нет, я спал один. Ну... с Эмилем.

   — Эмм-м, ладно, с Эмилем не считается, — залазит под одеяло. Ждет меня. — А почему с Эмилем, почему не с Эм?

   — Я не настолько сошел с ума, — говорю, — чтобы придумать женщину и спать с ней.

   Включаю фильм, ложусь рядом с ней, обнимаю, прижимаю к своей груди, не удерживаюсь и целую в лоб. Чувствую, как ее пальчики касаются моей груди, вызывая приятные покалывания на коже, легкую дрожь тела от охвативших эмоций. Как тогда на корпоративе, только сильнее, ярче. Одна возникающая перед глазами фантазия заманчивее другой, новое желание слаще предыдущего. Перспектива опьяняет, ощущений вполне достаточно, чтобы почувствовать себя центром Вселенной, словно сама жизнь закрутилась вокруг меня, а не я вокруг жизни, как обычно бывает. Наверное, я начинаю снова понимать, как это, быть личностью, а не тенью без права голоса.

   — У тебя очень жесткий диван, — говорит, — теперь будем спать у меня.

* * *

   — Тебе нравится этот фильм? — спрашивает через какое-то время.

   — Если честно, перед моими глазами только картинки о том, как я тебя трахаю. Я смотрю их.

   Хихикает.

   — Думаю, у тебя кино интереснее.

   — Не то слово, — вздыхаю.

* * *

   У Али большая двухкомнатная квартира с огромной лоджией и удобной кроватью в спальне. Мне нравится лежать в ее глубокой ванне, правда, Аля периодически заглядывает убедиться, что со мной все в порядке. На мои шрамы на руках она отреагировала спокойно, только спросила, почему резал вдоль, а не поперек, на что сказал, что хотел наверняка, а не привлечь внимание.

   Уже два месяца, как я живу у нее. Мои вещи лежат в одном из ее многочисленных шкафов, где мне выдели несколько полок, а ежедневники и лекарства — в прикроватной тумбочке с моей стороны, и кешью всегда имеются в вазочке на кухне. Теперь у меня всегда под рукой есть орехи, даже если я забываю их купить. Аля никогда не забывает.

Три раза в неделю она занимается йогой, смотрит урок он-лайн. Мне безумно нравятся ее обтягивающие черные штанишки и белая маечка, розовые носочки. У Али впечатляющая растяжка, она может вставать в такие позиции, что мне и не снилось. Обычно в это время я сижу или лежу на диване и неотрывно за ней наблюдаю. Любуюсь. Сначала ее это смешило, потом раздражало, но вскоре она привыкла, даже звала составить компанию, но я не стал. Мне больше нравится наблюдать.

* * *

   С тех пор, как я стал жить у нее, а это случилось после ночи, когда она осталась у меня, для Али на работе начался настоящий кошмар. Сплетни не просто летали, они бронебойной машиной на тяжелых гусеницах со скрежетом и скрипом бороздили из кабинета в кабинет. При моем или ее появлении коллеги сразу замолкали и опускали глаза, сдерживая улыбки. Лучше бы они продолжали говорить.

   Мне начали задавать слишком много вопросов, кажется, большинство мужчин завидовали. Они хотели знать какая Аля в постели, делает ли она минет, позволяет ли анальный секс, они хотели, чтобы я все это им рассказывал, смакуя подробности. Как никогда жаждали общения со мной, особенно в курилке, где набрасывались, едва я заходил, чуть ли не прижимая к стенке.

   — А это правда, что у нее не своя грудь?

   Я молчу, делаю вид, что не слышу, будто погружен в глубокие "ненормальные" мысли.

   — Признайся, она же любит, чтобы ее унижали в постели. Все бабы-руководители это любят.

   Стараюсь не смотреть в сторону говорящих, понимаю, что сильно раздражаюсь. Мне не нравится, когда при мне говорят об Але в подобном унизительно-насмешливом тоне.

   — Олег, ну имей совесть, дружище! Не будь таким придурком, признайся, у нее сто процентов есть какое-нибудь отклонение!

   — Отклонение? — переспрашиваю. Народ тут же оживляется, засыпает новыми вариантами. Оглядываю мужчин, не понимая, почему их это так волнует.

   — А мне кажется, она в постели бревно бревном! Хотя, я бы ее трахнул.

   — Задница у нее что надо.

   Врезать по морде — нормальная реакция любого здорового мужчины, когда при нем оскорбляют его женщину. Понимаю, что если я сейчас это сделаю, меня будут считать буйным психом, могут вызвать "скорую", проверить кровь и понять, что я не принимаю лекарства. Если же я спущу на тормозах, то подтвержу, что тряпка, тем самым разрешая не считаться со мной. Чувствую, как обстоятельства зажимают в тиски, от густого сигаретного дыма становится дурно.

   — Олег, брат, ну не молчи! Скажи что-нибудь. Может, дашь пару советов, как затащить ее в койку? Я бы уж точно смог заставить ее почувствовать себя униженной по полной программе! — смеются, изображая гадкими жестами, чтобы они хотели бы сделать с моей Алей.

   — Я знаю, — говорю, не выдерживая, — что подавляющему большинству мужчин сложно подчиняться женщине, признать ее превосходство, поэтому подобные вопросы и имеют место быть. Особенно, если она молода и привлекательна. Унижая старшую в должности женщину, обсуждая между собой обстоятельства, в которых вы могли бы доминировать, становится легче смириться с собственными слабостью и ничтожеством...

   Меня с размаху впечатывают в стену, сигарета падает из рук.

   — Придурок, — шипит Илья, я чувствую его слюни на своем лице. — Ты что несешь таким умным тоном?!

   — Прекратите немедленно!

   Нас пытаются разнять. Получается. Я держу руки перед собой, как обычно показывая, что не собираюсь ничего делать. Мне везет, так как большинство мужчин не стало бы бить неполноценного, коим меня считают.

   Больше я не курю, только утром и вечером на балконе Али.

   Через некоторое время коллеги, убедившись, что я никому ничего не собираюсь рассказывать, перестали мучить вопросами. Это случилось резко, в конкретный день, я даже могу назвать дату, если потребуется, потому что в этот же самый день надо мной стали посмеиваться, так как кто-то пустил слух о том, что я сексуально бессилен. Многим, кому особенно хотелось затащить Алю в кровать, очень не хотелось верить, что я ее трахаю.

   А еще, она позволяла мне себя обнимать. В офисе, разумеется, это было неуместно, но за его пределами — сколько угодно. Когда я хочу. Трогать ее, целовать нежные щеки, изящные руки, сладкие шею и плечи. Ласкать, прижимать к себе. Это было очень приятно. Надеюсь, ей тоже.

   Аля не скрывала, что мы живем вместе, часто при всех уточняла, не забыл ли я дома ключи, а так бывало пару раз, когда она уезжала ужинать с партнерами или клиентами, а я часами у входной двери ждал ее возвращения. Или спрашивала, есть ли дома хлеб, что бы я хотел на ужин, просила купить сок или минеральную воду. И прочее, прочее, прочее.

   Наверное, моя истерзанная психотропными веществами нервная система постепенно восстанавливается, иначе, почему мне небезразлично такое отношение?

   Я позволял ей делать все, что она хочет. Она не хотела заниматься со мной сексом — и я не настаивал, она хотела спать со мной в одной кровати — я тоже был не против. Я ласкал ее, потому что ей это нравилось, особенно, когда целовал шею, но я не требовал, чтобы она трогала меня в ответ, потому что чувствовал, что ей этого не хотелось. Правда, Эмилю и Эм пришлось остаться в моей квартире, которую я продолжал снимать, понимая, что Аля может выгнать меня в любой момент, опять же, потому что ей так может захотеться.

   Катька пришла в бешенство, узнав о моем переезде. Я слышал, как она ругалась с Алей по телефону, обвиняла во всевозможных извращениях, произнося слова, значения которых не знала. А я знал, и мне было неприятно это слышать. Катя думала, что Аля меня использует, вот только для чего — оставалось загадкой. Члены моей семьи часто забывают, что я был признан полностью дееспособным, в состоянии самостоятельно принимать решения. После одного из таких разговоров Аля заплакала, и у нее пошла кровь из носа, тогда я посоветовал больше не отвечать на звонки сестры.

   Мне нравилось жить у нее дома, нравилось наблюдать за ней, прикасаться, пользоваться ее ароматными мылом и шампунем, вкусно завтракать и ужинать в ее компании. Мы жили вместе, но не были должны друг другу что-либо. Как и советовал Ошо, мы не требовали друг от друга любви, и это стало ново для нас обоих. Вместе мы строили идеальные отношения между мужчиной и женщиной, поступали только так, как нам нравится, и никогда не обижались.

   Почему-то Аля пришла в восторг от моих изложений, которых за год накопилось пять блокнотов. Я начал писать, находясь еще в психбольнице, когда доктор, и, заметьте, без кавычек, посоветовал мне тренировать память таким образом. Каждый вечер перед сном я записывал все, что со мной случилось за день, плюс некоторые мысли и наблюдения по этому поводу. Из этого упражнения можно было извлечь много плюсов, например, утром, прочитав такой текст, я точно мог сказать, что случилось вчера, не боясь, что забыл важное. Данное понимание придавало уверенности в себе. Прокручивая в голове события дня, я еще раз обдумывал свое поведение, пытался определить, лучше мне или хуже. Ну и, разумеется, тренировал память.

   Каждый вечер, укладываясь в постель, Аля открывала один из моих, как она говорила, "дневников", и принималась читать, как развлекательную книжку. Я не понимал, что она находит в этом такого уж интересного — обычная жизнь обычного среднестатистического слабоумного, но она читала взахлеб, не отрываясь. Иногда смеялась, зачитывая что-то вслух, иногда казалось, что она вот-вот заплачет. В такие моменты я не хотел знать, что именно она читает. За месяц она проглядела все мои изложения, а затем, каждую ночь, ждала очередную запись и тоже читала ее, иногда что-то обсуждая со мной после. Практически всегда она спрашивала, не против ли я. Ей казалось, что она вторгается во что-то личное. У шизиков не может быть секретов, — отвечал я, — каждый секрет шизофреника может стать причиной обострения, рецидива.

   Единственная информация, которой не было в "дневниках", заключалась в том, что я давно не принимаю нейролептики, транквилизаторы и прочую психотропную дрянь. Только натуральные снотворные и глицин. Причиной этого был страх, ибо никто в мире не должен был знать о моем самолечении. Иначе мне снова начнут колоть яд насильно.

   Таким образом, Аля знала практически все о моей жизни. Ей казалось, что это очень трогательно, мне же — что это глупо. Я мог бы и так все рассказать, если бы кому-то в мире было интересно послушать.

   Перед сном я всегда делал ей расслабляющий массаж. Начинал с головы, переходил на шею и плечи. Далее — руки, очень тщательно, каждый пальчик. Потом спину, поясницу, ягодицы и ноги, заканчивая ступнями. Она говорила, что рождается заново после моих массажей. Перед первым разом я еще раз показал ей справку и напомнил о том, что у меня отобрали лицензию, лишив права когда бы то ни было заниматься врачебной деятельностью. Я также объяснил, что целенаправленные внешние раздражения от прикосновений моих рук воспринимаются рецепторами кожи и мышц, рефлекторными точками, и передаются в центральную нервную систему. Любой массаж оказывает некоторое влияние на человека, и при неумелых действиях массажиста может закончиться печально, но она лишь нетерпеливо постучала ножками по кровати и попросила продолжать. Что я и сделал.

   Ей нравилось думать, что от нее зависят наши отношения, а мне просто нравилось к ней прикасаться.

* * *

   Никогда не предполагал, что наша связь может зайти далеко. С тех пор, как мою голову захватили бесы, я перестал строить планы на будущее, но сегодня она не пришла ночевать, и я понял, что сгораю заживо.

   Прождал ее всю ночь, но она так и не появилась. С работы до дома я добирался один, так как Аля собиралась ужинать с ее начальником Сергеем, потом написала короткое сообщение: "не жди". Но я не смог не ждать. Ходил из угла в угол, смотрел в окно, вертел в руках телефон и жутко нервничал.

   Взглянув со стороны на свое поведение, я понимаю, что ревную.

   Теория Ошо, разумеется, великолепная, она идеально правильная и честная, но... Что делать с мужскими инстинктами, такими как чувство собственничества, желание обладать женщиной, не позволять никому из других самцов прикасаться к ней? Тут уже не думаешь ни о каких там: это ее выбор, я не имею права менять человека, должен принимать ее такой, какая она есть. А хочется просто свернуть шеи обоим!

   А грудь изнутри распирает так, что хочется кричать. Или выть. Сделать себе больно, чтобы перебить неприятные ощущения. Или отключиться.

   Достаю из портмоне нейролептики, вытаскиваю пару таблеток — знакомый щелчок упаковки, и несколько минут неотрывно смотрю на них.

   Здравствуй, рецидив.

   На вкус они сладковатые. Какой-то придурок догадался добавить в дрянь усилитель вкуса, чтобы психи думали, будто глотают конфетки. Ну, те, кто еще пока что-то ощущает. Запивать следует большим количеством воды. Через десять минут после попадания внутрь дрянь начинает поступать в мозг, почки и печень. В другие органы тоже, но в меньших количествах. Меня интересует мозг. Практически мгновенная блокировка дофаминовых рецепторов. Другими словами, мозг частично отключается, мир воспринимается через мутную призму, тормозит. Агрессия, страх, нервозность действительно пропадают, но, увы, вместе с тем происходит нарушение способности мышления и моторных навыков. Человек превращается в овощ.

   Зато нет мыслей в голове. Нет, вру, есть одна. Словно тебе нужно сделать что-то важное, срочное и жизненно необходимое, но ты забыл что именно. Ощущения, что мысль где-то рядом, что еще чуть-чуть, и ты схватишь ее за хвост, поймаешь и поймешь, что тебе нужно сделать. Но бесполезно. Ты, подобно коту, прыгаешь на добычу, но маленькая серая сволочь каждый раз успевает выскользнуть из-под когтистых лап, как бы близко ты ни был, как бы тщательно ни подкрадывался.

   Спускаю таблетки в унитаз и ложусь на диван, больше не чувствуя желания спать рядом с ней. Наверное, я все больше превращаюсь в себя самого, раз начинаю испытывать подобную брезгливость.

   Увиделись мы только следующим днем в офисе. Она в той же одежде, что и вчера, хотя я знаю, что Аля терпеть такого не может. Заметив меня, она опускает глаза, я тоже отворачиваюсь. Больше в течение дня мы не общаемся.