Иллория: спасти королевство (общий файл)

— А вон, за шкаф поставил. Что там?

— Там дракон! — Мальчик откинул одеяло, спрыгнул с кровати и подбежал к шкафу.— Принеси мне мяса сырого, яйцо и травки какой-нибудь.

— Зачем? — Лоддин насторожился. — Там что, правда, дракон? Не может быть!

Первый министр, несмотря на ломоту в костях, быстро поднялся и едва ли не подскочил к коробу.

— Не подходите близко, ваше величество! Они могут быть очень опасны.

— Да ладно! Он еще маленький и кусается несильно.

— Он вас укусил? Позвольте посмотреть. Рану нужно срочно обработать! Ох, грехи мои тяжкие.

Лоддин осмотрел укушенный палец и покачал головой. Ранка оказалась небольшой, но ее действительно нужно было промыть. Только чем? Вот еще и один повод сходить к Селемиру. Да и корзину с травами отнести, пока не забыл.

— Отойдите подальше, ваше величество, я загляну.

Первый министр нагнулся над коробом, откинул платок и замер. В коробе действительно сидел дракон, и довольно противный. Размером он был вряд ли больше щенка, но походил на крысу: такой же лысый, гладкий и противный. Только зеленый и с крыльями.

— Где вы его взяли, ваше величество?

Лоддин поспешил накинуть на короб платок, чтобы тварь не попыталась вырваться из заточения.

— Обменял.

— На что? На шапку?

— Не. Шапку я на баранки сменял. На печатку.

— На печатку? — Лоддин едва не поперхнулся собственным языком. — На королевскую печатку? Да где же вы ее взяли?

— В столе. Она так красиво блестела...

Лоддин схватился за голову. Этого ему еще не хватало! Сначала посол Северной Рандории с отвратительным по содержанию письмом, потом Совет, с его неспособностью решить вопрос, затем снова посол, который по совместительству оказался вампиром. После этого маленький мальчик, королевского происхождения, свободно гуляющий по городу, следом неизвестно какие, но наверняка небезопасные, приключения его величества на рынке, затем смертельная опасность быть укушенным вампиром, в завершение — дракон, похожий на крысу, а теперь еще и печатка. Не слишком ли много для одного дня?

— Ложитесь спать, ваше величество. Завтра нам предстоит серьезный разговор, и я хочу, чтобы вы хорошенько выспались.

— Но я хочу покормить дракошу!

— Завтра покормите, а пока я определю его в королевскую конюшню. До тех пор, пока он не станет облизываться на лошадей. И тогда уж вы сами решите, что с ним делать.

Лоддин отвел мальчика к кровати, уложил и накрыл одеялом.

— Дайте слово, что без моего разрешения никуда из этой комнаты уходить не будете.

— Даю. А ты разрешаешь?

— Не разрешаю. Спите, ваше величество. Утро вечера мудренее, а у меня еще полно дел.

Лоддин не без опаски взял в руки короб с драконом и отправился вниз по лестнице. Дракон сидел тихо, слышалось лишь негромкое сопенье, наверное, пригрелся и теперь спит.

Раздумывать над судьбой опасной твари первый министр не стал. Когда король снова будет способен править королевством, сам разберется, нужен ли ему в конюшне потенциальный пожиратель лошадей, или лучше продать его какому-нибудь заезжему магу. А вот о корзине с травами стоило задуматься.

Отделавшись от дракона, Лоддин вернулся в кабинет, взял принесенное Вереей, и пошел к Селемиру — величайшему магу в Иллории, состоящему на службе при короле.

Селемир был особенным человеком. Во-первых, никто не зал, сколько ему лет. Он жил во дворце, казалось, всегда, и на памяти Лоддина, ни разу не выходил из своих покоев. Во-вторых, Селемир был очень капризным и требовательным, и как только Лоддин стал первым министром, незамедлительно был вызван к главному королевскому магу и получил целый список требований и условий. В-третьих, Селемир не любил людей: не любил общаться с ними, не любил, когда его тревожили, и самой частой фразой, которую когда-либо произносили его уста, была фраза "Оставьте меня в покое!". Возможно, этим и объяснялось его затворничество.

Но Селемиру можно было простить все вышеперечисленное и еще с десяток капризов, потому что он был настоящим магом. Обычно гордое звание королевского мага при дворцах носили либо шарлатаны-гадатели, либо толкователи снов, либо предсказатели погоды, а Селемир умел все это и еще многое, о чем иные "маги" и не догадывались. Например, он знал обо всем на свете и готовил чудесные снадобья.

Жил Селемир не в башне, как ему полагалось по статусу, а в самой дальней комнате дворца. Обычно туда не ходили даже слуги — Селемиру не требовалась уборка, он подметал полы и наводил порядок одним взмахом руки и несложным заклинанием, Селемиру не нужна была еда — все доставлялось по воздуху прямо из кухни. Лоддин сам несколько раз видел парящие над землей чугунок борща и крынку молока. Таким образом, маг мог вовсе не покидать своей комнаты, ни в чем не нуждался, кроме как в том, чтобы его оставили в покое. И это был единственный каприз, который оставался неудовлетворенным.

Королевский маг должен работать, и Селемир работал. Ворчал, ругался, плевался, но работал. И сейчас Лоддину предстояло пережить несколько неприятных минут, пока гнев и раздражение потревоженного мага сойдут на нет.

Лоддин приблизился к дубовой двери, на которой ножом было вырезано: "Не беспокоить! Прокляну!", и тихонько постучал.

Ответа не последовало.

Лоддин постучал снова, на сей раз сильнее.

— Оставьте меня в покое! — послышалось из-за двери.

Лодинн выдохнул. Судя по интонации, у Селемира сегодня хорошее настроение. И первый министр постучал в третий раз.

В комнате мага что-то грохнуло, и дверь едва не слетела с петель, обдав незваного гостя брызгами щепок. Лоддин невозмутимо стряхнул мусор с плеч и стукнул снова — магическими штучками его не удивить.

Дверь, толкаемая невидимой рукой, медленно отворилась, приглашая войти, и первый министр не замедлил воспользоваться приглашением.

Сколько он ни ходил к Селемиру, а все никак не мог привыкнуть к постоянной изменчивости его комнаты. Одно время каменные стены помещения покрывались инеем, в другой раз их увивал ядовитый плющ, в третий их вообще не было видно, потому как комната придворного мага превращалась в некое подобие аквариума с прозрачными стенами, и тогда справа виднелись длинные, уходящие в темноту, ряды бочек с вином, слева — пыльный чулан, где хранились сломанные вещи, а сквозь стену, выходящую во двор, — конюшня.

Лоддин понимал мага — если все время сидеть в одной и той же комнате с одной и той же обстановкой, обязательно сойдешь с ума. Даже в королевском дворце иногда переставляли мебель, а уж король далеко не всегда сидел на одном месте. Видимо, меняя облик комнаты, Селемир как бы путешествовал, и настоящие прогулки ему были не нужны.

Но сегодня комната мага поразила министра своей обыденностью. Не было ни таинственных приборов непонятного назначения, ни кучи баночек с разноцветными жидкостями, ни трав, ни даже книг. Комнату очистили от всего лишнего, оставили только большую кровать, сундук, письменный стол, на котором не было ни пылинки, и вешалку для одежды. О том, что в комнате кто-то живет, говорили лишь мягкие домашние туфли с длинными носами, выглядывающие из-под кровати.

— Я же просил оставить меня в покое!

Лоддин улыбнулся и слегка наклонил голову в знак приветствия. По своему обыкновению Селемир сидел на подоконнике в позе человека, в любой момент готового выпрыгнуть в окно. Одет он был в теплый домашний халат из неизвестного в Иллории материала, который менял цвет вместе с настроением хозяина. Сейчас халат был нейтрального темно-серого цвета. Первому министру стало смешно, потому что вел себя Селемир, как маленький мальчик, а на его голове красовалась огромная, с суповую тарелку, лысина, да и лицо было сплошь испещрено морщинами.

— И тебе здравствовать.

Лоддин подошел ближе и поставил на пустой стол корзинку Вереи.

— Разве уже время? — спросил Селемир, и его халат изменил окраску на заинтересованную голубую. — Если не ошибаюсь, еще две недели.

— Не ошибаешься, но на сей раз обстоятельства...

— Ты хочешь сказать, что с чем-то не справился? Тогда тебе пора на покой. И не тревожь меня в следующий раз по пустякам.

Придворный маг взмахнул рукавом, и Лоддин почувствовал, что его мягко, но уверенно подталкивают к двери.

— Селемир! Короля нужно вернуть и срочно. Нам грозят войной.

— С войной как-нибудь справимся. Не завтра же к нам придут. И даже если завтра, — халат мага снова изменил цвет, превратившись, на сей раз, в равнодушно оранжевый. — Иди спать. Нет таких вопросов, какие нельзя было бы решить утром. Или лучше в обед. И не завтра, а через две недели.

— Ты не боишься войны? Ты же лучше других знаешь предсказание!

Невидимая рука исчезла, но лишь затем, чтобы подвинуть к Лоддину табурет.

— Дорогой Лоддин, — с расстановкой произнес маг. — Раз уж без этого нельзя, то я, так уж и быть, напрягу голосовые связки и растолкую тебе элементарные вещи, которые твоя умная министерская голова понять не в состоянии.

Первый министр сел и скрестил руки на груди, показывая, что уйдет не скоро.

— Начну с того, что выучил последнее предсказание, когда тебя еще и в проекте не было. Я прекрасно помню, что сказали лесные духи, и приблизительно представляю, что это значит. Одно мы можем сказать со стопроцентной уверенностью: когда умрет король Власт, Иллория прекратит свое существование. Из богатой и процветающей страны она превратится в нищее, ни на что не годное королевство оборванцев. Так предначертано, и так случится. Но одному умнику взбрела в голову шальная мысль поспорить с предназначением. Обмануть судьбу. И он решил, что если нельзя спасти королевство после смерти короля, нужно спасти короля. Ты понимаешь, к чему я клоню?

Лоддин угрюмо кивнул.

— И этот умник пришел к главному королевскому магу и три дня и три ночи надоедал ему, доказывая недоказуемое и прося сделать невозможное. В результате маг принял игру и превзошел сам себя, выдумывая сложнейшую формулу, которая позволила бы сделать человека бессмертным. А ты же знаешь, что это невозможно.

Лоддин снова кивнул.

— И тогда маг призвал на помощь все высшие и низшие силы, дабы послали они ему прозрение, и пообещал отдать взамен... ну, дальше неинтересно, — Селемир кашлянул. — И выход нашелся. Человеческую жизнь нельзя сделать бесконечной, но ее можно сделать повторяемой. Это как цветок, что каждую весну распускает бутоны, наполняя сад ароматом меда, а осенью засыхает, чтобы следующей весной возродиться вновь. Но человек не так прост, как цветок. В своем развитии он проходит длинный путь. В утробе матери из ничего превращается в маленького мальчика всего лишь за девять месяцев. Потом за три года овладевает такими сложными навыками, как речь и прямохождение, у него появляется самосознание и возможность творить. Далее природа берет паузу, но лишь затем, чтобы превратить мальчика в мужчину. Это гигантский скачок, сопоставимый с тем, что происходит в материнской утробе. После чего развитие замедляется, и человек медленно, но неотвратимо движется к смерти.

Селемир замер, прислушиваясь к собственным мыслям, а потом продолжил.

— Человек — не цветок, и хоть придворный маг и составил сложнейшее зелье и прибегнул к магии, с которой никто никогда не рисковал связываться, он смог добиться ежегодного повторения цикла. Вместо одной единственной смерти и одного единственно рождения его величество ежегодно проходит весь цикл человеческой жизни. Но и этого нашему умнику было мало. Он хотел не просто вечного короля, но вечно правящего короля! А это невозможно! Человек не рождается сразу взрослым и не умирает в расцвете сил. Период детства и старости никуда не деть! И маг, подчиняясь, уж не знаю какой бредовой идее, составил новое зелье, которое позволяло ускорить процесс взросления и замедлить процесс старения. В результате ежегодно король теряет не шесть, а четыре с половиной месяца. И что наш умник? Снова недоволен.

Лоддин вздрогнул, заметив, что халат придворного мага снова изменил цвет. На сей раз материя полыхала огненно-оранжевым.

— Ты, Лоддин. Это ты один во всем виноват. Это ты заварил эту кашу с ежегодным воскрешением, будто Власт не человек, а птица феникс. А теперь, поняв, что не справляешься с тем, что сам на себя же и взвалил, просишь помощи.

Морщинистое лицо Селемира на миг очистилось от морщин, будто это были не морщины, а тени, и старик просто шагнул на свет.

— Ты поплатишься за все, что сделал. Но я на твоем месте сделал бы все точно так же. Будет тебе к утру зелье.

Селемир спрыгнул с подоконника и взял со стола корзину. Лоддин поднялся, поняв, что аудиенция закончена, и вышел.

Король вернется на две недели раньше срока.

Глава 3

Подкидыш

Жизнь подкидыша горька, но Ивор считал, что ему крупно повезло. Мать оставила его не под забором и не в выгребной яме, а на пороге монастыря святого Палтуса — самого большого монастыря столицы Иллории Кливра. Монастырь был богатым и с удовольствием предоставлял кров несчастным сироткам или нежеланным детям, а взамен требовал от них лишь послушания и выполнения всех требований наставников.

Детям полагалось вставать в половине пятого утра и выполнять множество самой грязной и тяжелой работы. Работы было много, хватало даже самым маленьким, тем, кто, казалось, ничему в своей жизни научиться еще не успел. Дети подметали дорожки или, в зимнее время, разгребали снег, прибирались в помещениях, собирали мусор, ухаживали за обширным садом, следили за огородом, мыли посуду, прислуживали на монастырской кухне, запасались дровами и хворостом и делали многое-многое другое.

Дети использовались как дешевая рабочая сила, и эта сила действительно была дешевой.

В монастыре дети содержались лишь до совершеннолетия, я потом отпускались на все четыре стороны. Умений и опыта, приобретенных за годы вынужденного затворничества, им хватало, чтобы устроиться посудомойкой или подсобным рабочим, но до того каждому подкидышу предстояло отработать деньги, которые были потрачены на него монастырем. А именно, заплатить за питание (не слишком, к слову, хорошее), за одежду (обыкновенно это были старые рубахи и штаны, которые крестьяне жертвовали бедным сироткам) и за место сна (обычные ничем не примечательные сараи с соломенными лежаками). На счету Ивора же числился еще один должок: ему нужно было расплатиться за все нервные срывы отца Богуна. Но молодой человек точно знал, что даже если будет работать круглосуточно и круглогодично, не отработает этот долг до самой смерти, а потому не слишком усердствовал.

Весна в этом году удалась. Ивор чувствовал это каждой клеточкой кожи: солнце светило весело, словно сулило некие чудесные перемены, трава на огороде вылезла до срока, будто своей изумрудной зеленью обещала необыкновенные приключения, да и птицы уже начали вить первые гнезда, намекая Ивору, что и у него когда-нибудь тоже появится свой дом. И Ивор всем сердцем верил, что так оно и будет, ведь через три дня ему исполнится восемнадцать, а значит, он сможет уйти из монастыря и отправиться на поиски собственной, настоящей жизни. Омрачало радость только одно: ему придется расстаться с Ирией, которой восемнадцать исполнится только в следующем году. Именно поэтому в последние месяцы он старался как можно больше времени проводить со своей подругой.