Берег мой. Книга 1

— Светке веришь, — заметил он.

— Постольку поскольку. Но у нее хоть какое-то обоснование, энергии, поля...

Ресницы Николая дрогнули, но вслух он ничего не сказал. Вопрос давно закрыт. Еще в то далекое, как детство, время, когда они учились на втором курсе.

В компании оставалось всего шесть человек, самых близких. Одним из любимых увлечений была музыка. Тогда Инга впервые услышала слово "рок". Слушали все подряд, пытались разбирать слова песен, мучили гитары. На учебе это сказывалось скорее положительно: английский шел на ура. Откуда взялась запись рок-оперы "Иисус Христос Суперзвезда", сейчас не вспомнить. Знатоки рассказали сюжет. Опера понравилась и вошла, так сказать, в обиход.

Вот тогда Коля их и удивил, когда встал однажды и выключил магнитофон со словами: "Вранье! Все вранье и хула, больше эту дрянь не включаем". Выяснилось, что он раздобыл где-то Библию и читает ее со вниманием, веря всему, что там написано. Сначала им это показалось страх как интересно, но потом стало понятно, что никакая это не игра в диссидентов, а на полном серьезе. И тогда стало странно и страшно за Колю. К счастью, "иуд" среди них не нашлось, а Коля вел себя благоразумно. Если не считать его стремления наставить друзей на пусть истинный. Скоро он окончательно всех достал, о чем ему сказали без обиняков. Коля рассердился и объявил бойкот (хотя говорил, что просто решил поупражняться в молчании). Но, видно, дружили они тогда по-настоящему. Потому что смогли помириться и жить дальше, принимая друг друга, как есть.

Инга была влюблена в Колю. Но неожиданное погружение друга в религию здорово ее напугало. И обидело. Даже теперь ей трудно было себе признаться, что в появлении на свет Юльки та обида сыграла решающую роль. Раскаивалась потом, но было поздно. Так добрыми приятелями и остались. "Два одиночества", елки-палки.

— Коль, — сказала Инга. — Возьми меня замуж, а?

Вряд ли он удивился, привык к ее выходкам. Тем не менее, брови его поползли вверх, но она сделала движение, будто хотела закрыть ему рот, и заговорила, перемежая речь короткими паузами и нервными смешками:

— А что? Я верной женой буду. Курить брошу, водки в рот не возьму. Я устала, Коль, не знаю, куда себя деть, и одной плохо, и... А с тобой хорошо, спокойно... надежно. Я плохая, конечно, но я исправлюсь. Хорошая стану... как ты. Ну, хочешь, я в Церковь пойду твою, а? Покрещусь, обвенчаемся. И детей тебе рожу, сколько велишь. С Юлькой вы друзья. Возьми нас, Коль, пропадем ведь...

Она резко затянулась, закашлялась, прижалась лбом к холодному стеклу.

— Инга, — начал он, но она, жестко усмехнувшись, прервала его:

— Да нет, Коля, это я так... Сдуру. Забудь. Забудь, — она сползла с подоконника, холодно было сидеть.

Николай кивнул. Инга перевела дух. Вот что она больше всего ценит в Даровском, так это его невозмутимость. Несвойственна ему суетливость, нервозность, даже в самых щекотливых ситуациях.

Так было не всегда. Инга не уловила, в какой момент произошла перемена, когда тоненький чернявый мальчик, стремившийся, казалось, всех и каждого загипнотизировать и подчинить себе, превратился в широкоплечего, довольно-таки массивного, хоть и стройного, мужчину с малоподвижным лицом, грубоватым, но привлекательным. Теперь он почти всегда смотрел вниз или в сторону, прикрывал черные глаза длинными ресницами. Как профессиональный боец, который ввязывается в драку в самом крайнем случае, так и Даровский теперь нечасто одаривал собеседника прямым взглядом. И правильно, недюжинную волю следовало иметь, чтобы вынести его тяжесть.

Зато лучшего слушателя трудно сыскать. Что угодно можно говорить: не испугается, не разволнуется. Отмахнуться, правда, может. Но к Инге это не относится, друг потому что. Спокойно выслушает до конца и отреагирует по делу. Только вот самого не вытянуть на откровенность. Впрочем, с Ингой порой позволяет себе расслабляться.

— Ты с Ириной так и не помирился? — спросила она.

— Нет. Вчера с ее матерью разговаривал. Говорит, они уже заявление в ЗАГС подали и свадебное платье заказали.

— Это с физиком тем?

— С ним.

— Быстро они, — присвистнула Инга. — Трех месяцев не погуляли.

— Ирина беременна.

Николай сунул в рот третью сигарету, достал спички, но зажечь не смог. Инга отобрала у него коробок.

— Тихо, тихо, это маленькие деревянные спички, не кости того физика. И потом, тебе радоваться надо, не психовать, прикинь, он бы не сейчас ей подвернулся, а после вашей свадьбы?

Он шевельнул бровями, как будто такая мысль прежде не приходила ему в голову.

— Ты права, — сказал после паузы. — И теще я не нравлюсь. Вид устрашающий, да идей в голове немеряно. И живу в общаге. А у того идей мало, зато квартиру приготовили мама с папой, подарок свадебный.

— Ха! Понятно теперь, почему она так поторопилась, — фыркнула Инга, но, увидев Колино лицо, примиряющее похлопала его по руке. — Ладно, проехали. Не суди да не судим будешь, так у вас?

Он не ответил. Инга сочувственно качала головой. На языке вертелось: "сам виноват". Права теща: еще какой идейный. Вера верой, но откуда он взял идиотский принцип, что от знакомства с девушкой до свадьбы должно пройти никак не меньше года, а лучше — два или три? И до самого венца чтобы никакой близости, чисто пионерская дружба. Ни одной современной девушке, самой скромной, не вынести такого. И насчет квартиры... Мол, как только, так сразу, это не главное. Но переубеждать бесполезно.

Из оконных щелей дуло. Инга замерзла. Пора было идти домой. Но уснет она не скоро, а оставаться один на один со своими мыслями... И с этим письмом... Николаю тоже неплохо отвлечься.

— Пошли ко мне, чай попьем, не хватало простыть тут.

Он согласился.

Инга отперла блок, и тут послышались шаги — знакомо торопливый и тяжеловатый стук каблучков.

— Смотри, Светка идет, — Коля обернулся. — Чего это у нее?

Инга прищурилась, вглядываясь.

— Не знаю... Отвес, что ли?

Еще одна их бывшая сокурсница деловито шагала по коридору, то и дело останавливаясь. В руке у нее была нитка с хитро изогнутой проволокой на конце. Света то подносила ее к стене, то поднимала вверх, тянулась на цыпочках, то присаживалась, опуская почти на пол.

— Меряет, не завалятся ли стенки, — предположил Коля.

— Не смейся, — одернула его Инга. — Мы же не понимаем.

Света скрылась на кухне, и тут же появилась снова. Увидела Даровского с Ингой, приветственно помахала и пошла к ним. Инга нахмурилась, досадуя, что загляделась, не успела скрыться — теперь какой чай! Светка непременно навяжется, а Коля, наоборот, уйдет. Неравноценный размен, во всяком случае, сейчас.

— Привет, полуночничаете?

Она была низенькая, плотная, но не толстая, с широким лицом и раскосыми восточными глазами. Черные прямые волосы до пояса она небрежно завязывала в хвост, юбки носила короткие, говорила и двигалась энергично, как и полагалось подающей надежды колдунье, то есть, экстрасенсу-целителю.

— Вышли подышать перед сном, — сказал Коля.

Светку он не любил. И это еще мягко сказано. Та отвечала ему взаимностью. Ингу это порой забавляло, а порой злило: чем один лучше другого? И странности их когда безобидные, а когда и достают. Но друзья есть друзья.

— Ха, подышать! — Светка демонстративно потянула носом и сморщилась. — Надымили, как не знаю...

— Это у тебя что такое? — спросила Коля.

— Это? — Светка помотала ниткой. Проволочный прямоугольник на конце лениво закрутился. — Рамка. Сделала сегодня наконец. Теперь все места можно протестировать, где, что и как. Инга, хочешь, твою комнату проверим?

— Зачем? — довольно холодно произнесла Инга, размышляя, не удастся ли устроить чаепитие без Светки.

— Чтобы знать, правильно у тебя мебель стоит или нет. Вот, обнаружила, что по всему стояку лучшее место во всем коридоре — где мусоропровод! Я это давно чувствовала, впрочем, а сегодня рамкой проверила и убедилась.

Николай рассмеялся, Инга тоже не удержалась от улыбки.

— Не хотите, — не верьте, — пронзительные Светкины глаза гневно сверкнули, но она их тут же погасила, продолжила снисходительно: — Это серьезно. Если грамотно подходить к проектированию, то в таких местах надо детские комнаты размещать или читальные залы, а не общую кухню с мусоропроводом. Но тут ничего не поправишь. А в комнате можно. Вот у тебя, — она обернулась к Инге, — может, тоже, где ведро поганое стоит, головой спать надо, и наоборот.

— Ну, ты, Свет, скажешь, головой в ведре, — Коля веселился вовсю.

Между ним и Светкой было много общего. Инге казалось порой, что болтливость подруги — напускная, что она вполне может быть молчаливой и сосредоточенной, и взгляд у нее тяжелый, кого угодно придавит. Кстати, она и была такой раньше. Но, наверное, целителю таким быть не пристало. А, может, еще какие причины, черт знает. Ингу размышления на темы психологии быстро утомляли.

— Да не в ведре! — втолковывала Светка. — Тебе все шуточки! Ну смотри сам: вот я подношу рамку сюда, в угол — видишь? Крутится. Значит, место так себе. Чем быстрее крутится — тем хуже место, а чем медленнее — тем лучше. Биополе стабильное, понятно? Да вы сами попробуйте!

Она сунула нитку Инге. Та скептически улыбнулась, но постаралась повторить Светкины движения, сжала нитку в пальцах. Рамка покачивалась и слегка вращалась. Инга поднесла ее к двери блока. Вращение ускорилось.

— Вот, видишь, видишь, — зашептала Светка, проходя за Ингой в блок. — Нехорошо тут у тебя...

— Да ну, — с сомнением протянула Инга. — Ее сквозняком качает.

— Сейчас закроем дверь, — Светка шагнула назад.

Инга обернулась и увидела Колю. Он махнул рукой и скрылся, не стал заходить. Она и сказать ничего не успела. Придется со Светкой чаевать. Инга выругалась про себя и протянула подруге нитку, чтобы забирала и шла себе... Но та ничего не заметила, деловито бросила Коле "пока!" и захлопнула дверь.

— Смотри, смотри! — она показывала на рамку, которая крутилась все быстрее. — Видишь, как тут нехорошо. Ну, может, в комнате получше.

— На, — Инга отдала ей нитку. — Возьми. Не хочу я...

— Да ты что, это важно! — Светка вытаращила глаза, но рамку забрала. Пристально поглядела на подругу. — Ты не в настроении сейчас, — констатировала с проницательным видом, от которого Ингу уже по-настоящему затошнило. — Что-то случилось?

Инга остановилась перед дверью в комнату. Светку она решила не впускать.

— Нет, ничего, просто устала, — и она в самом деле вдруг почувствовала себя безмерно уставшей.

Светка сочувственно покивала:

— Да, понятно... Ну, завтра воскресенье, — сказала она жизнерадостно. — Может, чаю попьем?

— Нет, — Инга сделала вид, что вот-вот упадет в обморок. — Я сейчас ложусь. В душ — и то сил нет.

— Хочешь, я массаж тебе сделаю?

— Нет, Света, я просто хочу спать.

Она не отпирала дверь, и до Светки, наконец, стало доходить.

— А... Ну тогда... пока?

— Пока.

Инга проводила ее до дверей блока — для верности. И лишь когда услышала удалявшийся стук каблучков, вздохнула свободно.

5

"Тьфу, опять... Так я эту страницу до утра печатать буду", — Оксана едва удержалась, чтобы не швырнуть очки на стол. Им снова угрожала опасность быть залитыми слезами. "Сколько можно!" — прикрикнула она на себя, но слезы не слушались. Отчаявшись, она пересела в кресло, подальше от стола, чтобы не перепачкать бумаги. Высморкалась в изрядно мокрый платок и мрачно задумалась, уставившись в окно.

Странное дело, дома она терпеть не могла незанавешенных окон. Вечером, как начинало темнеть, задергивала шторы, и поплотнее. Это были отголоски детского страха темноты. С возрастом она обнаружила, что бояться ей надо своего воображения. Оно могло такое нарисовать, чего ни в одном фильме ужасов не увидишь, и в темных окнах ему сколько угодно пищи. Но вне дома оно, наверное, засыпало. Потому что нигде больше Оксану не пугали черные стекла, не казались зловещими дырами в страшное неведомое. Стекло и стекло. Ночь за ним, день ли — неважно. Главное, чтобы не дуло.

Здесь не дует. На днях работники редакции дружно потратили половину рабочего дня на подготовку к зиме, заткнули щели, и теперь у них тепло. А еще светло, тихо и пусто. Во всем четырехэтажном корпусе сейчас, может, от силы человек десять. И это нисколько не пугает, наоборот, дает особое чувство покоя. Жалко, что через несколько часов наступит утро, и придется идти домой. Ах, если бы можно было не пойти! Но — куда денешься? Подруг уже нет тех, к кому можно наведаться, тем более, утром. Уехать в город и просидеть в каком-нибудь парке до вечера? Чтобы сбились с ног в поисках. Она мстительно представила себе эту картину. Да, было бы хорошо. Но все равно придется возвращаться. И потом, как же сын? Не надо его пугать, и так достается...

Оксана зажмурилась, пережидая новый всплеск обиды. Ну за что, за что это ей? Почему он...

Самое неприятное было то, что ей никак не удавалось точно выразить свои претензии к мужу. Все сводилось к "не понимает, никогда не поймет" и "он прекрасно знает, что я от него целиком завишу и никуда не денусь". Последнее было самым обидным. Чувство зависимости, росшей с болезнью, грозило свести с ума. Как ей хотелось сбить с мужа эту надменную уверенность! Взять и "деться". Хоть куда.

"Зачем?" — немедленно возник в сознании ненавистный "внутренний голос". Вот кто (или — что?) доставлял кучу неприятностей. Внутри жила эдакая "умная Маша", которая любила задавать идиотские вопросы, и находила для этого самые неподходящие моменты, доводя Оксану до отчаяния. Вот как сейчас, например: "А почему это плохо, когда муж уверен в жене? Ты хотела бы, чтобы он всегда трясся из-за тебя?" Прибила бы эту Машу. Ну, конечно, Оксана этого не хочет. Она хочет просто... "Чего?" — тут же поинтересовалась Маша.

Да того! Вот, что ему... стоит прийти сейчас, например? Сумасшедшая мысль? Почему? Ведь когда жена, близкий человек, уходит из дому, как она сегодня — в слезах, хлопнув дверью, — почему бы не побежать следом? Пусть не сразу. Она бы побежала. "А Пашка?" — вздернулась Маша. А что Пашка? Разбудить, поставить пластинку со сказкой, посидит полчасика, большой уже. "А вахта?" — не унималась Маша. "Да чихать на вахту!" — разозлилась Оксана. Ей так живо вдруг представился Димка, как он стучится сейчас на входе, объясняет через стеклянную дверь заспанному вахтеру, что, мол, жена тут, срочно надо. Тот ворчит, но впускает, он их видел не раз, знает, что ее муж. Для порядка велит звонить. Димка листает справочник, набирает номер...

Оксана посмотрела на телефон. Вот сейчас... Ну?! Она нетерпеливо поморщилась, и... опомнилась. Ага, мечтай, мечтай. Сейчас придет, бежит уже... "Ну и что, он может и просто позвонить. Из дома. Вот проснется, вспомнит, загрустит и позвонит!"

Пару минут она гипнотизировала взглядом телефон. Нет, не позвонит. Самой? "Как всегда", — криво усмехнулась она. Ну да... Виновата, потому что.

Она подняла трубку. "На время посмотри! — возмутилась Маша. — Он же спит! Ему завтра в восемь вставать, а тебе дрыхнуть!.." Но Оксана не вняла, набрала номер и стала слушать гудки. "Спит", — подумала она после третьего гудка и собралась нажать рычаг, но услышала сиплый и заполошенный спросонок голос мужа: