Бывшая любовница

— Маруська, верь мне, все будет хорошо.

Маруська подкатила глаза и затрясла головой:

— Верьте ему... Как же!

Но она уже ничего не могла с собой поделать, широкая улыбка наползала на ее лицо, на радость довольному мужу.

Вертолет приземлялся, тут на Марию напал мандраж. Конечно, она могла владеть собой в любых ситуациях, но то была работа! А это... Это ее жизнь!

— Федя, я боюсь... — прошептала она.

— Не бойся, глупая ты баба, я же с тобой, — он покровительственно улыбался, прямо герой боевиков.

Мария фыркнула:

— За глупую ответишь!

Но его уловка подействовала, она почувствовала себя немного уверенней, выходя из вертолета и попадая в объятия Фединой родни. И даже успела прийти в себя, пока шел целовально-обнимальный обряд. Ее и Федю дергали во все стороны, целовали, обнимали и поздравляли, Машка думала:

— А у него хорошая семья.

На посадку зашел и приземлился еще один вертолет, из которого вывалились...

Маша готова была протереть глаза, потому что не могла поверить. Вывалилась тройка ее поклонников и Циля с Нюмой!

Нееет! Это уж слишком! Но сердиться Мария уже не могла, всеобщее радостное настроение захватило ее. Циля проскользнула мимо, хитро подмигнув и бросив на ходу:

— Я тебе потом все объясню.

И побежала обниматься с Фединой бабушкой:

— Рита! Риточка!

— Циля!

Бабульки обняли друг друга и растрогались до слез. А Федя шепнул Маше на ушко:

— Вот кто у нас конспираторы.

К ним подошел один из троих ребят, типа бывших Машиных поклонников, и обратился к Фелору и его жене:

— Мария Владимировна, Федор Михайлович, позвольте извиниться за тот небольшой розыгрыш, который мы с Цецилией Сигизмундовной и Наумом Ицхаковичем устроили на корабле. Они вам все расскажут.

Он взглянул на Цецилию Сигизмундовну и Наума Ицхаковича, которые, бурно жестикулируя, что-то рассказывали Фединым родным, и виновато улыбнулся. А остальные двое слегка кивнули головами.

Федор Михайлович ответил:

— Ну я-то обо всем догадывался, а вот Мария Владимировна, та даааа, та может и рассердиться...

— Мария Владимировна не будет сердиться, — Мария уже хохотала вовсю, — спасибо вам, ребята.

Ребята тоже заулыбались в ответ.

Глава 15.

Потом был обед, в продолжение которого происходило братание с семейством, потом все, утомившись от избытка эмоций, разбрелись чуть-чуть вздремнуть, ибо жара, сиеста, и все такое...

Но Маше не спалось, она спустилась в увитую диким виноградом беседку, подышать и немного подумать на досуге. Мария сидела, прикрыв глаза, и вдруг услышала:

— Машенька, вы позволите присесть рядом с вами?

— Конечно, Наум Ицхакович, — Маша подвинулась, — Присаживайтесь.

— Спасибо, Машенька, я присяду. Вот... Я хочу вам кое-что рассказать, объяснить...

— Да, конечно, — ей надо было это послушать, даже очень.

— Знаете, мы ведь нашей дружбе с Фединой бабушкой, с Ритой и Андреем, ее мужем, мир праху его, очень много лет. Вы не против, если я расскажу?

— Что вы, Мне очень интересно.

— Мы выросли в одном дворе. Тогда не важно было, кто какой нации, жили как одна семья... Давно это было.

Он вздохнул.

— Не буду вдаваться... Мы же были совсем молодые, когда началась война, только поженились с Цилей, и Андрей с Маргаритой тоже собирались... Когда пришли немцы, — он замолчал, потер лицо ладонью, прикрыл глаза, — Когда фашисты пришли, Рита нас прятала и тайно носила еду, А Андрея таскали на допросы... Но он не сломался, не выдал нас.

Старик снова умолк, потом, словно через силу, продолжил:

— Цилечка тогда беременная была...

Маша поняла, что он хочет сказать.

— Да, чуть не умерла тогда моя Циля, моя девочка... Спасибо, Рита лекарства смогла достать и принести. Спасли. Только детей...

В глазах старика стояли слезы. Маша взяла его руку в свои и сжала.

— Наум Ицхакович...

— Ничего, ничего Машенька, это сейчас пройдет.— он смог улыбнуться, — Мы дружим всю жизнь. Теперь ты понимаешь, что если бы Рита попросила луну с неба достать, не то что приглядеть за Федечкой... К тому же Циля обожает женить всех вокруг, а ты ей с первого взгляда понравилась. Ну и вот...

— Наум Ицхакович, я не пойму, зачем надо было за ним приглядывать? Он же не ребенок.

— Он тебе не рассказал?

— Он что-то говорил про какую-то женщину, которую он любил, а она...

Нюма рассмеялся.

— Ну он конспиратор... И что он рассказывал?

— Что он любил одну женщину, а она вышла за его друга. А после... продолжала мучить его... и снова к мужу вернулась. А он, Федор, он так сказал... 'А мне осталось только отползти в сторону, и снова зализывать раны'. И так повторялось и повторялось, пока, в конце концов, ему не надоело. И он сбежал в этот круиз.

Старик покачал головой:

— Да, узнаю Федьку, благороден до мозга костей, не допустит, чтобы тень упала на даму. Ты скажи ему, пусть он тебе расскажет всю правду! Сбежал он... Она его просто преследовала, эта дамочка. Потому он и удрал сам-один инкогнито в круиз, простым пассажиром на свое собственное судно, чтобы от нее спрятаться. А Рита попросила присмотреть, на случай, если эта... его вдруг найдет. Ну, нам-то чего, трудно что ли? Нам только в радость...

— Наум Ицхакович, спасибо Вам...

— Не за что, деточка.

Они еще немного посидели рядом, помолчали. Потом в беседку влетел заспанный Федор, Маша протянула ему руку и улыбнулась. Нюма тут же встал, сказал, что пойдет посмотрит, как там Циля, и, не желая мешать молодым, удалился.

* * *

К вечеру Федино семейство снова разъехалось, они и собрались-то воочию убедиться, что случилось чудо, и Федька, наконец, женился. Не считая обслуги, молодожены остались на вилле одни.

Назавтра они улетали в свадебное путешествие, но сегодня вечером перед сном Маша решила попытать своего мужа, дабы не начинать новую жизнь с недосказанности.

— Федя, — медовые интонации не могли обмануть никого, и Федя поневоле напрягся, — Кто-то что-то мне обещал рассказать. А точнее всё!

Федор притворно пригорюнился, повздыхал и начал рассказывать 'голую правду':

— Значит так. Про то что, NN... мой дядя, ты уже знаешь. Он старший брат моей мамы. Папа мой Михаил Николаевич Борщевский, он был летчик-испытатель.

Глаза у Маши удивленно расширились.

— Да. Он рано погиб, когда я еще был совсем мальчишкой. А дядя меня вырастил как сына. Про собственную безопасность я тебе не соврал. Я курирую собственную безопасность его концерна. И я всегда держусь в тени, не люблю мелькать. Ты, кстати, могла бы заниматься информационной безопасностью.

— Не знаю, такая ответственность...

— А ты не сразу, ты постепенно, — Федор откровенно потешался.

Маша поймала его хитрый взгляд и возмутилась. Опять отвлек!

— А дальше? — ее голос был приторный до ужаса.

— А что дальше? Все свои виллы-замки-пароходы-самолеты я тебе покажу...

— Федечка, ты мне вот что расскажи, что это за мутная история про какую-то даму сердца, которая тебя 'держала на привязи'?

Федечка расхохотался. Придется колоться.

— Слушай, Марусечка, ты только не злись... Ты ревнуешь? Ревнуешь, да?

— Федор Михайлович!!!

— Маруся, держи себя в руках, или я ничего не стану рассказывать. Пообещай!

— Ладно.

— Так вот, я тебя как увидел, так больше ни о чем не мог думать, как только схватить тебя и утащить в свою берлогу. Но я взял себя в руки, и делал вид, что мне все безразлично. Да, мне очень стыдно, не надо на меня так смотреть. Мне продолжать? Я продолжу, — он устроился в постели поудобнее, — А ты была такая дружелюбно-недоступная, со всеми так ровно держалась. Хорошо хоть на моей стороне была великая сила, Циля с Нюмой! А то вокруг тебя вертелись всякие Эдики с Мареками. Ну, у Марека шансов не было, но Эдик, этот чертов павлин, он тебе нравился, я видел.

Маша покачала головой.

— Он напоминал мне моего бывшего.

— Молчи женщина, я видел, он тебе нравился! — он сделал страшные глаза.

Маша рассмеялась.

— И вот мне, наконец, повезло, мы остались наедине. И я решил, как бы это... Втереться в доверие. Рассказал грустную историю, чтобы ты меня пожалела. Женщины любят страдальцев, страдальцев надо утешать...

Последние слова он проговорил уже невнятно, потому что, спасаясь от подушки, которой Мария его лупила, свалился на пол. Но, согнав мужа с кровати, она не успокоилась, и гонялась за ним по комнате, норовя стукнуть подушкой по голове, а он удирал зигзагом, хохоча и втягивая голову в плечи. Кончилось это побоище, естественно, сценой страстного примирения в постели.

Потом, прижимая ее к себе, Федор сказал:

— На самом деле, мы с моим другом Сашкой, правда, любили одну девчонку, Лильку. Мы все вместе росли, с детства дружили. А она... Уж не знаю, чего она хотела... Мозги крутила и мне и ему, но замуж за него вышла. А потом видно стало скучно, захотелось остроты. Разругалась с мужем, уехала. Вызвала меня по старой дружбе, поплакаться в жилетку, а ему намекнула, что со мной встречается. Сашка примчался, злой как бешеный носорог, — он потер перебитый нос, — Сначала нос мне сломал, а потом уже вопросы задавать стал. Короче, разобрались. И я отполз, нос свой чинить, и от глупости лечиться. Да что теперь... Никогда бы я не стал с женой друга... Но у них как незаладится, так она мне звонила. Все приезжай, да приезжай. Ну приезжал. Мирил. Потом она в голову себе вбила, что любит, оказывается, меня. И что мы должны быть вместе. Ну, это уже было слишком, Мария Владимировна, и я как последний трус сбежал.

— И всё? — голос был у Маши был сонный.

— Ну вот, все и рассказал, правда.

Маша уютно устроилась у него на груди и, уже засыпая, проворчала:

— Ох, Федя...

Он с нежностью погладил спящую жену по волосам:

— Спи, сокровище мое. Мару-у-у-уська. Я тебя столько лет ждал...

Эпилог.

Прошло несколько нет.

Семейство Вольских сидело на диване и смотрело новости. Машуня уже подросла, ходила во второй класс, отличница! А Ольга снова ждала ребенка, узи показало, что будет мальчик. Станислав был очень доволен.

Они вообще хорошо жили. Станислав много работал, добился больших успехов, перебрались в столицу. Купили большую, хорошую квартиру в престижном районе. Да и в личных делах тоже наладилось. Та эмоциональная встряска, которую он получил тогда, видимо, помогла расставить все по своим местам. И он перестал гоняться за прошлым, понял, что его все равно не вернуть, а можно еще и настоящее, и будущее потерять. Потому он, наконец, обратил свое мужское внимание на жену. И им даже было хорошо, и ей, и ему. А если лучше все равно уже никогда не будет, зачем менять женщин? Славик жене теперь не изменял, почти. Ну иногда, так, когда совсем прижмет... Но любовниц больше не заводил. И про Машу они, словно по какой-то негласной договоренности, больше никогда не вспоминали.

Славик сидел рядом с Олей на диване, обняв руками ее уже солидный живот. И тут в новостях стали показывать интервью, которое давала Мария Борщевская. Комментатор сначала вещал о ее вкладе в фонд развития Университета в родном городе, потом рассыпался в реверансах по поводу ее карьеры в концерне NN..., потом пошли вопросы гламурные личного характера:

— Мария Владимировна, вы ведь замужем за племянником NN..., он занимает такой высокий пост, скажите, не трудно быть женой человека, занимающего такую должность?

— Нет, — Мария Владимировна ровно улыбнулась, словно отгораживая свой личный мир от нездорового любопытства СМИ, — потому что я замужем не за должностью, а за человеком.

Взглянув на мужа и увидев, что он просто впился в экран, Ольга выключила телевизор и попыталась выбраться из кольца его рук. А он обнял ее крепче и сказал:

— Я с тобой, Оля, с тобой. Успокойся, Олюшка, перестань.

Успокоилась.

Только она всегда это за ним замечала. Он словно спрятал в душе комнатку за тайной дверью, за которой запер самое сокровенное. Он иногда уходил туда, в свое счастливое и беззаботное прошлое, которое у него ассоциировалось с теми годами, когда Машка была рядом. Ольга всегда знала про эту самую дверцу в его душе, и она ненавидела ее, потому что ей за ту дверь ходу не было. Но он всегда возвращался. Ее Славик всегда возвращался к ней из своих воспоминаний.

А раз он все-таки с ней, значит, она считала себя счастливой.

* * *

Федор построил ей дом, как и обещал. На лето они приезжали туда всем семейством. Сейчас у Маши гостили Федина бабушка, свекровь и Циля с Нюмой.

Небольшая, элегантная, простая по форме, белоснежная вилла стояла прямо у кромки частного пляжа. На пляже в шезлонге сидела Циля, а рядом в песке копошились детишки. Мальчик и девочка. Прабабушка Рита на минутку зашла в дом, принести бутылку с соком. Нюма сидел рядом.

— Нюма! Нюма, позови Риту! Нюма, он опять потащил песок в рот! Федечка с Машей убьют нас, если с ребенком что-нибудь случится!

Нюма со спокойной улыбкой наблюдал за тем, как малыши лепят из песка куличики.

— Нюма! Ты слышишь меня! Нет, этот человек меня совершенно не слышит, так невозможно жить! Нюма, ну сделай же что-нибудь!

Троица ребят, которые сопровождали стариков повсюду, и были даже не столько телохранителями, сколько почти членами семьи, давились от сдерживаемого смеха, стараясь не высовываться из-за высоких олеандровых кустов. Никому не хотелось попасть под раздачу.

Мария с Фединой мамой сидели под зонтом на террасе, увитой розами. Маша улыбалась, глядя вниз:

— У Наума Ицхаковича железные нервы...

— Это что, силы у Цили уже не те. Видела бы ты ее, когда Федя был маленьким.