Цепной пес самодержавия

— Извините, но когда я волнуюсь, у меня зуд в голове начинается. Это после ранения. Можно почесать голову?

— Ради бога! Но только без фокусов! — и он продемонстрировал револьвер.

Я неторопливо поднял руку к голове, благодаря чему локоть оказался сверху над пистолетом, сидящего рядом бандита.

— Так что у вас за вопрос ко мне, господин Сущев? Задавайте! — и в этот самый миг ударил левым локтем вниз, по руке с пистолетом, а правой рукой резко и сильно ударил белобрысому главарю костяшками вторых фаланг согнутых пальцев между глазом и ухом. Почти одновременно с ударом я левой рукой прижал к сиденью кисть с пистолетом, сидящего рядом головореза, и тут же кулаком правой сломал ему нос и уже на отмашке ребром ладони нанес удар шоферу в основание черепа. Шейные позвонки бандита хрустнули, голова дернулась вперед и упала боком на руль. Бросил быстрый взгляд на убийцу, который сейчас держался за нос обеими руками.

— Поговорим?

Сверкнув бешеным взглядом, он попытался меня ударить, но получив тычок в нервный узел, скрутился на сиденье и заверещал от боли. Открыв дверцу с его стороны, я сильным толчком выкинул его из машины, после чего бросил внимательный взгляд на главаря. Его невидящий взгляд смотрел в пустоту.

"Мертв, — решил я и вылез из автомобиля, держа наготове пистолет. Стоя возле бандита, корчащегося на земле, я несколько минут выжидал, пока он не придет в себя.

— Отвечать! Кто, зачем и почему?

Его попытка отмолчаться стоила ему простреленного колена, после чего он между воплями и стонами стал рассказывать все, что знал. Но знал он, к сожалению, очень мало. Что он, что водитель, оказались просто тупыми исполнителями. Под руководством Сущева, они занимались для своих клиентов любой грязной работой: вымогательствами, шантажом, пытками, не брезговали и убийствами. Особенно, когда за них хорошо платили.

— Значит, ничего не знаешь?

— Не знаю! Это все Седой! Он вел дела! Я делал только то, что мне приказывали! Христом заклинаю, пощадите!

— Слушай, ты мне надоел! — и я направил ствол пистолета ему в лицо.

— Погодите! Я вспомнил! Только пообещайте....

— Не торгуйся!

— Седой вчера с каким-то чином из жандармов встречался! Насчет вас! Точно!

— Фамилия! Адрес!

— Не знаю! Клянусь! Они на Фонтанке встретились. На мосту. Видел его один раз и то издалека! Рожа такая мясистая!

— Описать сможешь?!

— Смогу! Только не стреляйте! Я жить хочу! Жить!

При этом его глаза забегали. По всему было видно, что он больше ничего не знал и сейчас только тянул время, чтобы придумать и соврать.

— Все хотят, но не все этого достойны, — менторским тоном произнес я и пустил ему пулю в голову.

Пистолет засунул в карман, решив выкинуть его по дороге, после чего принялся обыскивать трупы в попытке найти ответ моему похищению, а затем быстро осмотрел машину. Револьверы, кастеты, два ножа, утяжеленная дубинка и несколько пакетиков с кокаином. Единственной вещью, что представлявшей интерес, стал бумажник главаря. В нем было с десяток визитных карточек и две непонятные записки, причем одну из них явно писала женщина.

"Все! Это все на потом! — с этой мыслью я бегом кинулся на поиски извозчика или ближайшей трамвайной остановки.

В определенный момент я должен был сам себе признаться, что коппо-дзюцу не просто вошла в мою жизнь, а срослась со мной, став ее неотъемлемой частью, и наверно тогда мое отношение к Окато, выросло за рамки "мастер-ученик", несмотря на то, что вне занятий мы не общались. Я выказывал ему свое уважение и послушание, почти как отцу, если, конечно, это слово могло подойти к жесткому, педантичному и скупому на эмоции японцу. К тому же все что могло, уже случилось, а значит, какие-либо переживания уже не имели смысла. Поэтому покушение само собой отошло на задний план и сейчас меня больше волновало, как я буду выглядеть в глазах мастера. Объяснять ему я ничего не стал, а просто в стандартных выражениях попросил простить меня за опоздание и уже по выражению глаз мастера понял, что сегодня полностью изопью чашу недовольства Окато.

После тренировки сделал анонимный звонок в полицейский участок и сообщил о трех трупах, а затем телефонировал на работу Пашутину и в двух словах ему объяснил, что произошло, после чего мы договорились с ним встретиться.

Встреча состоялась в трактире "Дубок", куда в последний раз я заходил, чтобы найти там иуду Боткина. При виде меня губы Михаила сразу растянулись в веселой улыбке:

— Вид у тебя, Сергей, еще тот.

— Угу, — буркнул я, не желая вдаваться в подробности. — Слушать будешь?

— Рассказывай!

После того, как рассказал ему во всех подробностях о попытке похищения, я достал из кармана и передал подполковнику бумажник главаря. Тот осмотрел все отделения, пересмотрел визитки, даже осмотрел каждую денежную купюру, после чего приступил к запискам. Минут пять он потратил на каждый бумажный лоскуток, потом положил их в бумажник и покачал головой: — Да-а! Шарада. Одну писала женщина, причем, грамотная. Училась в каком-то пансионе. Смотри, какие заковыристые завитушки на заглавных буквах. Раз не забыла, значит, недавно закончила учебу. Молодая еще. Встреча в том же месте. В 19.00. Подписи нет. Мог бы предположить свидание, так нет! Заметь, нет ни инициалов, ни имени. Влюбленные женщины так не пишут. Чисто деловая записка, правда, написана кокетливым почерком. А вторая писулька, сам видел. Вообще несуразица! Теперь насчет личности Седого. Тут я думаю, мы быстро все узнаем и потянем ниточку, вот только боюсь, что не приведет она нас к тому жандарму. И последнее. Если бы они хотели тебя убить, Сергей, то сделали бы это еще во дворе дома. Думаю, с тобой хотели поговорить. Вот только кто и зачем, об этом можно только догадываться.

— Я это понял. Только поздно, — буркнул я недовольно. Впрочем, это недовольство касалось меня лично. Не смог правильно оценить вполне просчитываемую ситуацию.

— Отсюда делаем вывод: тебе надо срочно менять квартиру.

— Согласен, надо.

— Есть у меня на примете симпатичная модисточка. Обожает крупных мужчин! Так....

— Нет. Если так обстоит дело, то мне лучше вернуться в свою старую гостиницу, тем более что она находится в двух шагах отсюда.

— Как прикажете, господин поручик, — дурашливым голосом, имитируя лакея, сказал Пашутин. — Со всем нашим удовольствием!

К моему удивлению, тот номер, в котором мне довелось жить раньше, оказался свободен. Коридорный, увидев меня, обрадовался как родному брату, впрочем, вне меньшей степени он обрадовался полтиннику, вложенному ему в руку, что сразу побудило его к действию: нам тут же был предложен свежий чай с домашним вареньем и баранками. Отказавшись, я закрылся в комнате с Пашутиным.

— Что делать будем, Миша?

— Думаю, что те, кто прислал убийц, сильно испугаются. Ведь они не знают, что те могли сказать тебе перед смертью и могут пойти на быстрые и решительные действия. Им сейчас любой ценой надо тебя убрать.

— Согласен. Но если предположить, что они собирались выйти через меня на государя, иначе эту попытку никак не объяснить, то посчитав это провалом, будут попытаться убрать нас обоих.

Пашутин испытующе посмотрел на меня.

— Покушение на государя?! Это кто ж на такое осмелиться?

— Те, за чьей спиной стоит Франция и Англия. Они ищут способ не допустить заключения мира. При этом самый простой выход: убрать государя, а затем посадить на трон марионетку.

— Это государственная измена!

— Ты сам мне в свое время говорил, что у английского и французского послов в окружении царя есть много единомышленников. Сейчас, пока не ушло время, они постараются приложить все усилия, чтобы сорвать подписание сепаратного мира.

— Да — а.... Ставки высокие, что и говорить. Вполне возможно, что ты можешь оказаться прав, хотя мне трудно в это поверить.

— В убийство государя?

— В измену людей, дававших присягу!

— Слушай, Миша, через восемь дней состоится крестьянский съезд, поэтому займись вплотную охраной государя. Насчет твоих полномочий я все решу. И еще. У меня есть план, но нужно твое участие.

— Слушаю. Говори.

— План называется: ловля на живца.

— Так ты у нас еще и рыбак оказывается. Ну-ну. Рассказывай, не томи.

— Завтра я делаю вид, что тайно возвращаюсь домой, чтобы забрать, скажем, необходимые вещи и деньги.

— Я бы в это не поверил. Любой нормальный человек, боясь покушения на свою жизнь, спрятался бы во дворце, за тройным кольцом охраны.

— Судя потому, что они подослали ко мне эту троицу, становиться понятным, что они меня совсем не знают. К тому же, как ты сам говоришь, они готовы на все, лишь бы покончить со мной как можно быстрее. Так?

— Может и так, но ты к чему клонишь?

— Думаю, что если они меня хоть немного изучили, то в их представлении выгляжу, как странный и замкнутый человек. По ресторанам и девкам не шляюсь, приемы не устраиваю, взяток и подношений не беру. К царю езжу редко и только по его вызову. Отсюда наши враги сделают вывод: этот человек не от мира сего, как и все юродивые, а значит, будет действовать не как нормальный человек. Поэтому расставят своих людей во всех известных им местах. У тренировочного зала, у дворца, у квартиры. Это их шанс, и упускать его они не станут. Как тебе?

— Подтверждаю: по ресторанам и девкам не шляется, — с легким смешком заявил Пашутин. — Аскет. Пустынник. Ну, ладно, говори дальше, что придумал.

— Слушай!...

На следующий день я приехал к своему дому на извозчике и, заплатив ему вперед, приказал ждать, пока не вернусь. Бросив осторожный взгляд по сторонам, нырнул под арку, ведущую во двор. Также незаметно огляделся у подъезда, потом резко открыл дверь и вошел. Поздоровавшись с консьержем, поинтересовался: не приходил ли кто ко мне? Получив отрицательный ответ, поднялся по лестнице в свою квартиру. Если кто-то за мной следил, то должен был решить, что человек приехал для того, чтобы собрать вещи, перед тем как спрятаться на новом месте. Выглядело это, конечно, наивно и просто, но если исходить из торопливости и страха моего врага, этот вариант вполне мог сработать.

"Ну, а если не придут, то хоть помоюсь толком, да во все свежее переоденусь".

С этой мыслью, усевшись в кресло в гостиной, я стал ожидать незваных гостей. Не прошло и двадцати минут, как из прихожей раздались тихое лязганье и металлические щелчки. Если бы я действительно занимался сбором вещей, то вполне мог их и не услышать. Место, где можно было спрятаться в квартире, уже было давно-давно определено. Свободно висящая тяжелая и плотная штора в гостиной должна была защитить от быстрого и случайного взгляда. Не успел я спрятаться, как из прихожей послышались чьи-то легкие и осторожные шаги.

"Два,... нет, три человека вошли в комнату. Замерли, оглядываясь".

Вдруг со стороны спальни раздался негромкий мужской голос: — Там кто-то есть?

Мне не было видно незваных визитеров, но по легким звукам движений было нетрудно определить, что гости разом развернулись в сторону в голоса. Пора! Мягким движением осторожно отодвинул штору в сторону. Ко мне спиной стояли трое: женщина, кряжистый, крепкий мужчина и невысокого роста мужичок с узкими плечами. В руках у девушки был легкий браунинг, а у мужчины — наган.

Единственная трудность, которую мы не могли спланировать, представляла собой жесткую необходимость взять наемных убийц без малейшего шума. Только в этом случае мы имели шанс ухватиться за кончик ниточки и попробовать выйти на их хозяев.

Вдруг из спальни раздались какие-то приглушенные звуки, потом что-то шумно упало и покатилось по полу. Под искусственно созданный Пашутиным шум, я сделал два коротких шажка и оказался за спинами незваных гостей. Одним ударом я отправил мужчину с наганом в беспамятство, посчитав его главным исполнителем, после чего резким ударом выбил из рук девушки оружие. Несмотря на неожиданное нападение здорового мужика и на боль в руке, она не захотела признать свое поражение, и попыталась ударить мне растопыренными пальцами в глаза. Легко, словно на тренировке, я перехватил ее запястье и резко вывернул руку, заведя ей за спину. Она терпела, сколько могла, но, не выдержав нарастающей боли, вскрикнула. Я тут же ослабил хватку. Третий из компании, мужичок, благообразного вида, с самого начала схватки отскочил в сторону, всем своим видом старательно показывая, что не намерен оказывать сопротивление. Пегие сальные волосы, потертый пиджачок, невзрачное лицо. Из общего простого и непрезентабельного вида, выбивались легкие теннисные туфли на прорезиненной подошве и хитро-цепкий взгляд жулика и вора.

"Уголовник".

В этот момент из спальни вышел Пашутин, держа в руке пистолет.

— Кто тут у нас? Так-с. Целых три злодея. Неплохой улов.

Я отпустил девушку. Она распрямилась, и осторожно потирая руку, окинула нас обоих гневно-презрительным взглядом. Симпатичное лицо, большие серые глаза, стройная фигура, вот только взгляд ее выбивался из общей картины: в нем сквозила дикая злоба. Именно она растворяла без следа то приятное впечатление, которое она производила, и я невольно подумал, что так может смотреть только дикий зверь, попавший в капкан.

Пашутин, быстро, но внимательно, оглядел всех троих, а затем спросил: — Сергей, этот громила как скоро очнется?

— Думаю, минут через пять.

Он кивнул мне головой, дескать, принял к сведению, после чего скомандовал: — Вы оба! Сели за стол! И руки положите так, чтобы я их видел!

Мужичок сразу проделал все, что было сказано, после чего замер. Девушка, игнорируя приказ, окинула нас обоих испепеляющим взглядом, а затем громко, но при этом чувствовалось, как в ее голосе клокочет ярость, произнесла: — Цепные псы самодержавия! Ненавижу вас! Ненавижу!

Она действительно нас ненавидела. Зло. Яростно. Казалось, еще секунда и она бросится на Пашутина. Тот зло усмехнулся, глядя ей прямо в глаза, тихо сказал: — Давай. Пробуй. Поломаю тебя так....

Он не договорил, но в его взгляде и тоне, было нечто такое, темное и злобное, что не давало сомневаться в его словах. Не выдержав его взгляда, она отвела глаза и как-то сразу обмякла, а затем села, положив руки на стол.

После сцены укрощения строптивой революционерки, я подобрал с пола ее пистолет, после чего обыскал и связал лежащего без памяти здоровяка. Когда вытаскивал у него из-за пояса второй пистолет, тот очнулся и, увидев меня, попытался вскочить, а когда не получилось, зло ощерился. Не обращая на его гримасы внимания, я рывком вздернул его на ноги, подтащил к стулу и посадил, после чего встал за его спиной.

— Теперь все в сборе. Желания первым сделать добровольное признание ни у кого не возникло? — обратился к ним Пашутин. После минуты молчания, продолжил: — Желающих нет. Ладно. Теперь скажу вам неприятную вещь. Мы не полиция, а сами по себе. И руки у нас не связаны законом.

— Бить будете? — хрипло поинтересовался мужичок, внимательно оглядывая нас обоих цепким взглядом.

— Нет. Пряниками покормим и отпустим, — съязвил я.