Хроники Миона

— Ну, что ты замолчал-то? — Тин насмешливо поддела Тарека. — Думаешь, я сама не догадалась до этого? Для меня это стало такой же мечтой, как для тебя — вырваться из-под родительской опеки.

— Так давай проверим! — с энтузиазмом воскликнул парень.

Тин изумленно выгнула бровь:

— О, Судьбоносная Мин-Таэ! Неужели это сказал мне именно ты, Тарек? Ты, который всю жизнь страшился наказания пуще смерти? Ты ведь даже отца не ослушался ни разу, был послушным сыном, вел идеальную религиозную жизнь, поклоняясь Прекрасной Нимфе, и вдруг — такое? Слушай, а может, это ты, а не я, стал упырем? Потому что большего бреда, чем я уже услышала, ты высказать не в состоянии.

Парень только скрестил руки на груди и замолчал.

— Не обижайся, Тарек, — примирительно сказала упырица, — но, по-моему, это слишком даже для меня.

— Слишком безнравственно? Слишком богохульно? Да брось, Тин, для тебя таких понятий не существует! Я знаю тебя всю жизнь, так что даже не пытайся втереть мне, насколько ты боишься гнева Нимфы. Признайся, хоть себе, признайся, наконец, что ты всего лишь навсего боишься! Боишься разочарований и ещё больших потерь. Но представь себе хоть на миг, что мы её там не найдем. У тебя будет цель в жизни, определённый путь! Проснись Тин! Ты в жизни ничего не боялась, даже додумалась уговорить меня поиграть с таким страшным оружием, как лесты! И мне стыдно, что теперь мы с тобой поменялись местами. Ты начала мяться и отнекиваться, а я перестал бояться действовать.

Тин непередаваемо презрительно фыркнула и отвернулась. Её нисколько не тронула прочувствованная речь друга, но откровенный упрек в трусости послужил появлению тех самых чувств, что сейчас испытывало непривыкшее к ним сердце упырицы. Наверное, это была обида или стыд. Но Тин сейчас было трудно в этом разобраться, так что Тарек сделал именно то, что было нужно. Он попросту ушел. Но знал, что к тому времени, как он тайком проберется на деревенское кладбище, Тин уже будет там.

В помещении пахло кровью. Вождь привычно поморщился, но тут же вернул лицу выражение надменности, кое и подобает иметь при себе каждому вождю, беседующему с пленниками.

Эльф сидел, скрестив руки на груди и выпрямив спину так, словно проглотил собственный меч.

Хотя, кто его знает. С шамана станется устроить пленнику еще и не такое!

Однако никаких особых повреждений на эльфийском разведчике заметно не было. Либо брат внезапно стал добрым, либо вождь чего-то не знал. Что ж, в конце концов, это было полностью делом Фроди. Сам воин попросту убил бы пленника, особо не задумываясь над последствиями. Тем более этот был особой крови, династической. Ардалион, вождь даже вспомнил его имя. Это младший брат Властителя, член правящей династии. Один из тех, что когда-то, пятьсот лет назад... Но к черту все воспоминания! В конце концов, задача ослабить Совет выполнена, а что уж будет с этим эльфом дальше, ему совершенно безразлично! К тому же весьма сомнительно, что Фроди проявит к нему милосердие.

Цена достигнутого успеха и так непомерно высока. Сколько людей погибло! Сколько родителей лишилось надежды на будущее, хоть на какое-то приземленное семейное счастье и уют! Как же трудно все время помнить об этом!

Хильдибранд вновь окинул взглядом пленника сквозь пелену защитного круга и тяжело вздохнул. Ненависть, что горела в нем на протяжении всех этих лет, сейчас спеклась в заледеневший ком и молчала. Остались только расчет и тупое ожидание. Все ставки сделаны. Осталось только совершить бросок и посмотреть, что же выпадет на костях. Желательно, конечно, на заговоренных костях, потому что полагаться на судьбу в этом деле не годится. Судьба на стороне противника.

— Молчишь? Ну, молчи, молчи... мне и не надо от тебя ничего. Просто на тебя посмотреть зашел.

Ардалион, будто и не заметив появления вождя, продолжал смотреть вперед, сквозь воздух. Отступник сам не знает, против чего идет. Или просто не понял.

Хильдибранд склонил голову набок, словно ворон на ветке и вдруг усмехнулся почти весело. Сейчас он понимал эльфа как никогда. Быть запертым, словно волк в клетке! Уж он-то понимал, каково это!

Но мстительные мысли осыпались, словно снежинки с ветвей ели, задетой плечом. Не было в этом ничего смешного. Не было ни злости, ни радости, ни предвкушения победы. Только усталость, гнущая к земле даже его теперешнее орочье тело.

— Может, воды тебе принести?

Эльф непонимающе посмотрел на него, будто ища злорадной улыбки на изменившемся лице отступника, и, не найдя ее, тихо усмехнулся.

— Воды, говоришь? — и, покачав головой, вновь замолчал. Его удивляло все в этом орке. Его безрассудная ненависть к той заботе и любви, что обещала им Нимфа, безумная тяга к свободе, которой у него и не отнимали, и даже то, что он, ярый враг эльфов и Мин-Таэ, предлагал пленённому какое-то подобие благоприятных условий для существования. Пусть это и выражалось в одном-единственном вопросе.

— Воды. Есть-то ты сейчас явно не сможешь.

Вождь и сам не знал, отчего так заботится о пленнике. Уж точно не по доброте душевной. Да и откуда таковой взяться в душе существа с ранних лет приученного сражаться? Враг есть враг. Его не нужно ни любить не ненавидеть. Просто убить.

— Твоя забота действительно очень трогательная, — эльф улыбнулся краешками губ, — но сомневаюсь, что мне от тебя что-то надо.

Хильдибранд одобрительно хмыкнул. Ответ чисто мужской, вот уж чего он не ожидал от эльфа!

— Зря хамишь. Я ж тебе не дружбу вечную предлагаю, так что особо наглеть не стоит.

— Говори, что тебе от меня нужно, отступник, — спокойно, с небольшой долей презрения, произнес эльф. — Мне кажется, я здесь не для того, чтобы удостовериться в качестве воды твоего острова. Ведь так? — он пристально вгляделся в лицо вождя отступников, следя за малейшим его изменением.

— Разумеется, — совершенно спокойно, как о чем-то очевидном, пожал плечами орк, — да и вода здесь, должен тебе сказать... не очень-то. Собственно, чего я тебя уговариваю-то?

Хильдибранд развернулся было уйти, но вспомнил, что обещал брату присмотреть за пленником, дабы тот не решил уйти из жизни самостоятельно. И зачем только? Связал бы, да и все. Хотя шаман не зря получил свое имя. Мудрый. Так что придется присмотреть. Да и интересно же. Эльф. Давно он их не видел. Что правителям делать на острове отступников? И, в конце концов, надо же понять, с кем воевать придется! Пока впечатление вполне внушительное. Держится хорошо, достойно. Хамство не в счет, сам хорош, еще бы пирожное предложил! Воплощённая добродетель!

Пирожное... Вождь отступников стиснул зубы. Пятьсот лет. Пятьсот лет на этом проклятом острове! Пять веков не жизни, даже не существования, а борьбы за существование!

Что ж, так или иначе, но скоро все это закончится.

Шаги, послышавшиеся в коридоре, заставили его облегченно вздохнуть. Любопытство куда-то пропало, смытое волной запоздалой злости, и Хильдибранд был рад покинуть лабораторию некроманта, пока руки сами не потянулись к топору.

— Ну, как вы тут? — голос Фроди шелестел так равнодушно, словно и понятия не имел о чувствах, — беседуете? Что ж, пожалуй, мы к вам присоединимся.

Женщина, идущая за ним след в след, молча вышла в освещенный лучиной круг, заставив пленника вздрогнуть всем телом. Нет... это просто... Этого просто не может быть!

Эльф неверяще водил глазами по столь знакомым очертаниям женской фигуры и не узнавал её. Это была она... и в то же время совершенно ясно, что это какой-то трюк, подстроенный отступниками, чтобы сломить его, заставить перестать бороться! Ардалион в гневе повернул голову к вождю орков, и хотел было что-то сказать, но слова застряли в горле. По сердцу резанули вина и ярость, и он промолчал. Незачем ему говорить с ними. Однако никто не имеет права запрещать пленнику смотреть на... на неё.

Длинные светлые, почти белые прямые волосы холодно сверкали сталью, собранные в высокий хвост на затылке. Когда-то теплые, ласковые глаза цвета морской бирюзы, теперь были прозрачнее льда, того самого, что служит жизнью для проклятых отступников, врагов всего мира. Кажется, лицо её застыло одной недвижимой маской, подобно той, что только днем эльф прикрывал лицо во время поединка, но тут холодные безжизненные губы двинулись, словно издеваясь над его мыслями, и прошептали:

— Ну, здравствуй...

Ардалион беспомощно мотнул головой, словно желая очнуться от ужасного кошмара, сковавшего его тело и разум, но осознание реальности происходящего неумолимо возвращалось вновь и вновь. Эльф на минуту задержал дыхание, а потом спокойно выдохнул и негромко сказал:

— Льеста... Что они с тобой сделали?

Шаман только изогнул губы в удовлетворенной усмешке.

— Узнал? Вот уж не думал... А мы-то сомневались, помнишь ли ты свою подружку. Вот и славно! Так даже веселее. Эй, брат, не уходи, будет интересно!

Воин, направившийся уже к выходу, замер, совершенно не желая быть свидетелем того, что сейчас произойдет, но и признаться в этом чрезвычайно тяжело. В конце концов, он сам планировал это похищение, так что и ответственность тоже на его плечах. Да и вообще за все, что происходит на этом острове!

Он молча кивнул и встал у стены, где было больше света. Оставаться в вечно движущихся тенях этой комнаты было страшно даже отважнейшему из орков.

Шаман шагнул в круг, и тот исчез, словно не было никогда этого волшебного марева, удерживающего эльфа в своих объятиях, и единым движением вздернул пленника на ноги. Тот попытался было сопротивляться, но слабость, рожденная заклинанием орка не позволила, заставив обвиснуть в его руках, словно тряпичного. Перед глазами метнулись тени и какие-то всполохи, мгновенно замутило, и он едва смог удержать болезненный стон.

Неужели Льеста тоже прошла через... это? Иначе она бы никогда... Нет, она совершенно точно заколдована! В своем уме никто и ни за что не присоединится к этим сумасшедшим добровольно! Но теперь, когда стало ясно, что в их силах причинить ей гораздо большую боль, чем когда-либо испытывал он сам, вопрос побега можно решить только одним путем. Льесту здесь, в этом рассаднике зла и ненависти, оставлять нельзя ни в коем случае. Но пойдет ли она за ним?

Пока Ардалион лихорадочно придумывал план побега, шаман без особых усилий уложил пленника на алтарь. Щелкнули серебряные оковы, сверкнул ритуальный нож, вспарывая рубашку. Добрая ткань сопротивлялась из последних сил, стараясь уберечь хозяина от совершенно безопасного для него холода. Что такое холод по сравнению с горящим ненавистью некромантом?

— Ну вот, — шаман усмехнулся одними губами, — теперь потерпи. Будет больно. Совсем недолго. Час, может два...

Отвечать Ардалион не стал. Это существо, что застыло над ним с ножом в руке, не было даже похоже на человека. Оно принадлежало каким-то чужим богам, служило их неведомым кровавым целям. Эльф отчего-то глянул на своего прошлого собеседника, замершего статуей у противоположной стены. Шаман назвал его братом. Но он и предположить не мог, что два единоутробных брата могут так разниться!

Однако это так. Поскольку Ардалион наткнулся на совершенно помертвевший взгляд, не выражающий абсолютно ничего.

Первую фигуру, из тех, что выписал на его груди ритуальный нож, он узнал. Все та же Звезда Заката. Ардалион надеялся, что ему удастся избежать древнего ритуала, что этот орк где-то ошибется или потеряет контроль, однако капли крови и щемящее чувство пустоты в груди живо освежило в памяти эльфа прочтенные книги о магии Смерти. Ведь шаман пользуется не обычным кинжалом или кухонным ножом.

Затем боль смыла всякое представление о фигурах и символах, оставив одну единственную мысль. Не закричать. Не доставить им еще и этого удовольствия.

Он все же закричал. Но лишь когда над ним на миг склонилось совершенно равнодушное лицо Льесты. И с глупой телесной болью этот крик не имел никакой связи.

— Тихо, тихо... Ишь, ты какой прыткий! — Похлопав по окровавленному плечу будущего верного раба, Фроди вытер нож об остатки рубашки и остановился, переводя дух.

В душе некроманта сейчас не было никаких чувств, но это мелкое унижение держало пленника на должном уровне возбуждения, и насмешку пришлось имитировать. Хотя, не будь он сейчас в трансе, то с удовольствием посмеялся бы.

— Так, а теперь, самое веселое.

Линии ран вспыхнули, заставив пленника выгнуться дугой от боли. Шаман вытянул вперед руки, с наслаждением впитывая магию этих символов. Все на месте. Ни одного лишнего штриха. Истинный шедевр! А ведь почти без подготовки! Без специального обучения, без древних книг, без мудрых наставников.

Что ж, когда-нибудь он будет рад сам передать эти знания достойным ученикам. А пока стоит не забывать о действительности.

Некромант пропел несколько никому кроме него самого непонятных фраз и потянулся куда-то вглубь себя, где разгоралось ледяное пламя Смерти, готовое выплеснуться и поглотить трепещущую на грани жертву. Но нет, не в этот раз. Сейчас Ардалион нужен им живым. И, желательно, здоровым. А слабость от потери крови скоро пройдет. Примерно одновременно с окончанием трансформации.

Сила Смерти сорвалась с кончиков пальцев, наполняя душу распростертого на алтаре эльфа, но не вытесняя жизнь. Переплетаясь с ней и подчиняя своей воле.

— Ну, вот и все.

Фроди пошатнулся, хватаясь за край алтаря и пачкая кровью одежду. Ничего, омоется... а даже если и нет, то... А, впрочем, какая разница!

— Это... так не должно быть, — едва обретший дар речи Хильдибранд подошел ближе, разглядывая результат заклинания.

— Не должно?! Что ты говоришь? Ты что, пожалел этого эльфа? Ты? — удивление было таким искренним, что заставило забыть об усталости.

— Пожалел? — вождь проговорил это слово медленно, словно примеряя на себя. — Да нет, конечно нет. Просто... подумай, что сказал бы наш отец, увидев подобное?!

— Отец? — шаман недоуменно сморщился. — А при чем тут он? Да, собственно, могу спросить, если хочешь. Но я уверен, что он был бы счастлив видеть мой успех!

— Ладно... не важно. Не надо было спрашивать.

Да уж, права старая поговорка, спорить с шаманом, что скалу двигать. Бесполезно и глупо. Демоны! Это ж надо додуматься, побеспокоить тень отца, чтобы спросить, как тот относится к некромантии?! Одно слово — шаман.

— Ты чем-то не доволен, брат? — подозрительный голос некроманта проник сквозь неуместные мысли Хильдибранда, заставив того поёжиться.

— Да всем я доволен, всем. Иначе бы раньше сказал. Просто это... В общем, я бы так не смог. Вот и все.

— Да?! — Фроди горделиво распрямил плечи. — А я вот могу. Правда ведь здорово?!

— Тебе виднее, брат.

Хильдибранд обхватил шатающегося шамана за плечи, помогая добраться до выхода, а там и до его комнаты. Все было решено давно. И обдумано давно, до мелочей. И теперь кости брошены.

Ни одна ночь в мире не сравнится с той, что была проведена на кладбище. Это волнующее ощущения зыбкости грани между живыми и ушедшими, что не дает покоя ни нервам, ни ногам, проникает в саму душу, наполняя её тяжелым и тленным воздухом. А потому стоять на одном месте, чувствуя, как уже привычный холод добирается и до груди, единственного места, где ещё теплилось хоть какое-то подобие жизни, было если не страшно, то неуютно и противно.