— Опять, первая эскадрилья! Когда же, наконец, кончится это разгильдяйство? И это относится не только к младшему, но и к старшему офицерскому составу. У них солдат застрелился, а они мне почти целые сутки ничего не докладывают! Все надеются: вот-вот оживет. Подполковник Долгих, какие меры вы лично предпринимаете, чтобы избежать подобных случаев?
По какой-то причине Нечипоренко недолюбливал Долгих и задирал при каждом удобном случае, даже при подчиненных, что категорически не приветствовалось армейской субординацией. Командир первой эскадрильи поднялся и придал своему лицу недоуменное выражение:
— А это, товарищ командир, не у нас. Это у Паханова во второй произошло. Спросите лучше его.
— Вы что, товарищ подполковник, — обозлился Нечипоренко, — думаете, я цифру один от цифры два не могу отличить? Не застрелился еще — застрелится. С такой-то дисциплиной! Сегодня вы контроль над лейтенантами потеряли, а завтра?
Опустел зрительный зал. Мертвыми крыльями повисли портьеры. Погасла большая бронзовая люстра под потолком. Беззащитно оголился гардероб. Лишь на сцене сиротливо стоял одинокой стол под портретом первого руководителя и режиссера театра. Его добрые, слегка лукавые глаза внимательно наблюдали, как между рядами, со шваброй, покряхтывая и беззлобно поругиваясь, ползает уборщица — ефрейтор со странной фамилией — Станиславский-Меерхольд. Казалось, портрет хочет сказать:
— Как же вы тгете батенька... Ведь это же сплошное вгедительство! По пгежним то вгеменам, вас уже давно пога в вокзальный согтиг, к холодной стенке!
* * *
Наконец, мой звездный час пробил. Суббота была объявлена в полку выходным днем. В пятницу вечером, мы втроем (Юру никто нигде не ждал), ринулись в Таллин, на автобусную станцию. На следующий день рано утром я приехал в Ригу. Нажимая кнопку звонка квартиры, где проживала супруга вместе с моими родителями и братом, я загадал: если откроет она сама, то все у нас будет хорошо. Дверь отворилась, на пороге стояла моя благоверная.
— Санька приехал! — радостный крик прорезал полумрак прихожей.
Александр Анютов не родился техником самолета, как вы ошибочно полагали. Хотя к моменту его рождения, лучший друг детей — Иосиф Виссарионович уже покинул этот мир, маленький Саша получил свой кусочек счастливого советского детства, которое потом вполне закономерно переросло в задорную комсомольскую юность.
Всеобщая грамотность в стране сыграла с ним злую шутку — однажды его научили читать, и после этого, он уже не мог избавиться от этой дурной привычки. Читал Саша все подряд, но больше всего любил приключенческие и рыцарские романы. Вовремя не заметив, что детство уже закончилось, он продолжал штудировать 'Трех мушкетеров' и 'Айвенго', в то время когда его менее грамотные сверстники вовсю зажимали одноклассниц по подъездам и подвалам.
Этот иллюзорный книжный мир сформировал в нем особое отношение к женщине. В его воображении, противоположный пол состоял из тонких, воздушных созданий, питающихся исключительно цветочным нектаром и утренней росой. Казалось, они были созданы для поклонения, обожания и вдохновения на подвиги. Подобных созданий вокруг не просматривалось, а скорее наоборот, реальная жизнь ежедневно врывалась в его мечты и гадила там напропалую. Несмотря на это, рыцарю печального образа, было легче погибнуть в борьбе с многоглавым драконом, чем признать свою неправоту.
Однако, как маленькая капля воды точит огромную скалу, так и женские пакости постепенно накапливались до некого критического уровня. По его достижению, иногда, достаточно маленького толчка, чтобы воздушный замок рухнул. Этот толчок, и в прямом и в переносном смысле, произошел, когда Саша (теперь уже студент Института Гражданской Авиации) был на заводской практике в Казани.
Городской транспорт в этом славном городе ходил гораздо реже, а набивался намного плотнее, чем в Риге. Чтобы сесть в него, требовались большие практические навыки, в совокупности с отличной физической подготовкой. Не имея оных, наш герой уже пропустил два автобуса и был полон решимости, во что бы то ни стало, уехать на третьем.
В этот раз, судьба сжалилась над ним. На ступеньках задней двери еще оставалось немного места. Однако едва Саша собрался занять его, к остановке подбежала девушка. Это была девушка его мечты: очень красивая, хрупкая, с короткими темными волосами.
Уехать очень хотелось, но не пропустить такую красавицу вперед, значило пойти наперекор всем своим жизненным принципам. Девушка встала на предпоследнюю ступеньку, Анютов попытался занять самую нижнюю. Двери начали закрываться и уперлись ему в бок.
— Немедленно освободите задние двери! — раздался суровый голос водителя.
Саша изо всех сил прижался к девичьему заду, пытаясь втиснуться внутрь автобуса. Заскрипели закрываемые створки, и дверь не закрылась снова. Анютов уже готовился к следующей попытке, но тут прекрасная незнакомка внезапно повернулась к нему лицом и изо всех сил пнула его коленом в грудь. Он вылетел наружу, больно ушибив седалищный нерв и ободрав до крови ладони. Двери закрылись и 'Икарус' уехал. Сидя на заплеванном асфальте города Канзань-Сити, Саша ошеломленно смотрел ему вслед, понимая, что сейчас ушел не просто автобус. Это из его жизни уходило счастливое детство.
Вместе с отшибленной задницей, пришло твердое желание коренным образом пересмотреть свое отношение к противоположному полу. К счастью, у него хватило ума не стать женоненавистником, но в анютовской голове уже рождался новый идеал, прямо противоположный предыдущему. Теперь это была крупная румяная девушка, с хорошим аппетитом. Настоящая боевая подруга. Реальная женщина, для реальной жизни. Способная запихать его в любой жизненный автобус.
Для этого, она, само собой, должна иметь хорошее здоровье, это первое. Второе, чтобы уважать его, подруга не должна быть умнее. Значит, чем ниже у нее будет образовательный ценз, тем лучше. Идеальный вариант — восемь классов средней школы, в крайнем случае — десять. Ну, и третье: естественно она должна быть красивой, это даже не обсуждается. Где взять такую? Очень, похоже, что основной контингент девушек, подходящих под вышеуказанные критерии, должен проживать в сельской местности.
Да, очень хорошо, пусть она будет деревенской! Хватит уже этих городских пигалиц и кривляк. Назад к природе — вот лозунг нашего времени!
Непрерывно повторяя про себя есенинское: 'Я любил тогда девушку в белом, а теперь, я люблю в голубом', Саша начал действовать. Однако поиски оказались совсем не простым делом. За короткое время он поменял несколько девушек, но это все было совершенно не то. Анютов уже начал отчаиваться, но ему, наконец, повезло. Однажды, заглянув на дискотеку в институтский клуб, Саша повстречал Полину.
Он пригласил ее танцевать, внимательно разглядывая исподтишка, и остался очень доволен увиденным. 'Красивая, зараза! Совсем не худенькая — отлично. И щечки, щечки — как наливное яблочко, так и пышут здоровьем. Стоит попробовать', — решил он, в конце концов.
Они стали встречаться, практически каждый выходной, проводя время в многочисленных рижских кафеюшках. Общение с девушкой было легким и приятным, но развиться большому и светлому чувству мешали сомнения, насколько Полина соответствует его новому идеалу.
Анютов сел за стол, положил перед собой чистый лист бумаги и разделил его вертикальной чертой на две половины. На левой половине он написал: видимо хорошее здоровье и поставил плюс. Подумав, обвел его трижды. Получился большой жирный крест. На другой половине появилась запись: будущее высшее образование — минус. Через короткое время родились еще две строчки: сибирячка (значит крепкое здоровье!) — плюс. Горожанка — минус.
Так, хорошо... Все родственники живут почти до ста лет, значит хорошая наследственность — плюс. Зато, кажется, слишком умная (Саша как-то попросил ее показать экзаменационную зачетку — там были почти сплошные пятерки, в отличие от него, твердого троечника) — значит, минус. Кажется, еще что-то забыл... Ах да, красивая — плюс, но зато сама еле-еле по утрам в автобус влезает — огромный минусяра! Анютов внимательно просмотрел баланс и горестно вздохнул — получилось примерно поровну.
Да, торопиться не надо. Погуляем еще, присмотримся получше...
Боже, как же тяжело возвращаться обратно в армию. Особенно, в свою хренову аэродромную команду. Стоя в понедельник на утреннем построении, я с трудом соображал, что говорит Нечипоренко. Мысли мои находились еще в Риге, рядом с моими родными. Но вот правое ухо, которое было обращено в сторону командира, поймало незнакомое выражение. Как подсказывал мой короткий опыт армейской жизни — от новых слов жди неприятностей. Я насторожился.
— ... с сегодняшнего дня у нас начинается ежегодная итоговая проверка, — проинформировал Артист. — В полку работают представители дивизии. Завтра, полковое построение. Форма одежды — полевая, летняя.
После него слово взял Птицын:
— На нас, на всех, возлагается высокая доверенность и ответствие, не осрамиться. Нужно показать полк лучшими гранями. Особый упор на марксистско-ленинскую подготовку. Наитщательнейшее оформление конспектов. В лучшем, понимаете ли, виде. Через короткое время будем проверять. Нам пора начать углубление высоких показателей. Во что бы то ни стало, нужно сдать наши посредственные знания только на 'хорошо' и 'отлично'!
Лицо замполита внезапно приобрело озабоченное выражение, как будто он вспомнил что-то чрезвычайно важное:
— Теперь еще вот что — химическая защита. Чтобы не как в прошлом году опростоволосились. Даже не удобно вслух произнести, как кто. Начальник химзащиты, вас касается в первую очередь. Немедленно начать тренировки с личным составом по надеванию химкомплектов. Чтобы одевали и снимали быстрее, чем космонавты. Готовьтесь, самым суровым образом. С завтрашнего дня противогаз должен стать вашей настольной книгой!
— Вопросы? — поставил точку командир. — Нет? Тогда, вольно. Комэски, на пять минут ко мне, для инструктажа.
Глядя на летящую походку командиров эскадрилий, спешащих к Нечипоренко, я спросил у стоящего рядом Панина:
— Слушай, тезка. Нас на военной кафедре учили, что в армии строевой шаг чуть ли не самое главное. Здесь, как я посмотрю, его вообще никто не использует. Почему так?
— А ты не в пехоте, — усмехнулся тот. — Это там надо, ножку держать и чтобы асфальт дрожал. А у нас ВВС — самый интеллектуальный род войск. Знаешь ли ты, что на обучение летчика, государство тратит не просто в два-три, а почти в десять раз больше средств, чем на обыкновенного офицера? Да, они же, эти пилоты, золотыми получаются, А ты, строевой шаг! Таким шагом и вестибулярный аппарат повредить можно. Пусть уж они ходят, как хотят. Лишь бы летали быстро и бомбили метко.
Вскоре нас распустили и по дороге к домику, я снова пристал к Сашке:
— Я слышал, раньше всех двухгодичников посылали на месяц в Иркутск на завод-производитель, где клепают наши Миги — для учебы. А, нам — фигу с маслом. Так, что я о самом самолете почти ничего не знаю. Может быть, хоть ты расскажешь?
— Ну, я тоже не представитель ОКБ Микояна, — покривился тот. — Ну, хорошо, ближе к обеду подойду, поговорим.
Я добрался до своей стоянки и начал заниматься самолетом, однако мои мысли все время возвращались к Панину. Бойкий, энергичный, всегда веселый, он являлся для меня образцом простого русского мужика, на которых испокон веков держалась Россия. Казалось, не было ничего такого, чего бы он ни умел делать. Ремесла, которого не знал. Не было таких проблем или неприятностей, которые могли бы не то чтобы сломать его, но хотя бы заставить перестать улыбаться. Не имея высшего образования, но, имея бездну природного здравого смысла, он всегда мог легко найти выход из любой ситуации. Веселая ершистая шутка, брошенная им на ходу, поднимала настроение целой эскадрилье. Панин знал всех в полку, и, казалось, все знали и любили его.
Перед обедом старший техник появился в моем укрытии, как обычно, улыбаясь во весь рот.
— Дзень добжий, пан охфицер! — поздоровался он по-иностранному. — Как тут у тебя? Все пучком? Ну, чудово! Так, что я тебе обещал? Ага, рассказать о самолете... Хорошо, я вкратце, а то времени не так уж много. Еще кое-какие дела закончить нужно. Только сразу тебя предупреждаю, рассказывать буду, как смогу. Может быть по рабоче-крестьянски, но, извини, как умею.
Панин на мгновенье задумался, потом начал:
— Как появился МиГ-27? Как обычно — старались догнать и перегнать Америку. После вьетнамской войны требовалось дать адекватный ответ знаменитому американскому многоцелевому самолету F-4 'Фантом'. Помнишь, как там, в песне: мой 'Фантом' теряет высоту, что же ждет агрессора внизу? Тра-ла-ла. Короче, здравствуйте вьетнамские друзья!
Тезка, подыграл себе на губах, как на бас-гитаре и продолжил:
— А если серьезно, то в Союзе тоже стали задумываться о создании самолета, который мог бы выполнять функции, как истребителя, так и хорошо работал по наземным целям. Вот и появился многоцелевой самолет — МиГ-23, с полностью поворотным крылом. Сначала в варианте истребителя. Потом на его базе создали и истребитель-бомбардировщик.
Старший техник почесал лоб и продолжил рассказывать:
— Каким путем это происходило? Прежде всего, изменили носовую часть. Убрали оттуда истребительную радиолокационную станцию. Вместо нее установили лазерный дальномер. Из-за этого появилась возможность скосить вниз, как бы приплюснув нос самолета, что значительно улучшило обзор летчику. Затем, поставили лобовое бронестекло и дополнительное бронирование кабины — накладные титановые бронеплиты. Далее, добавили два дополнительных узла подвески бомб в хвостовой части фюзеляжа. Ну, и еще много чего. Короче, модифицировали, модифицировали, пока не поняли, что это уже практически новый самолет. Тогда внесли последние штрихи: поставили более мощный двигатель, шестиствольную 30 мм пушку и назвали — МиГ-27. Новейшая его версия — МиГ-27К, который и состоит на вооружении нашего полка.
— А что означает буква 'К'?
— 'К' — значит 'Кайра'. Так называется прицельный комплекс самолета. Знаешь, есть такая птичка? Так вот, ее главная особенность в том, что она, наверное, единственная из птиц, во время полета может смотреть назад.
Панин похлопал мою 'двадцатку' по зеленому приплюснутому носу и показал на два стеклянных окошка.
— Смотри, здесь находятся телекамера и лазерный дальномер. Летчик наводит ракету на цель с помощью телекамеры, пускает ее и затем ведет по лазерному лучу. Так вот, на более ранних моделях МиГ-27 луч мог отклоняться только на небольшой угол. Поэтому после пуска нужно было сохранять направление полета на цель, пока ракета не поразит ее. Иначе, ракета теряла луч и уходила мимо цели. Однако все это время самолет подвергался повышенной опасности быть сбитым вражеской ПВО. На 'Кайре' все стало просто — пустил ракету и сразу же можешь выходить из атаки и смываться. Лазерный луч при этом будет светить назад, продолжая наводить ракету.
— Ух, ты, здорово! — невольно вырвалось у меня.
