Бортовой

Ч-чёрт...

Может, показалось? Проверю ещё раз, пройдусь по всему диапазону.

Нет, не показалось. Сигнал примитивного передатчика, как бы не искрового — трещит на всех частотах. Я такой в первом классе на коленке из подручных материалов собирал. Более того — сигнал чётко дифференцированный.

Три коротких щелчка, три "длинных", с лёгким затуханием, три коротких. По кругу, с крошечным промежутком между сигналами. Снова и снова.

Не самый древний сигнал бедствия, но самый, наверное, простой и известный. На Земле.

Три точки, три тире, три точки. SOS.

Трижды чёрт...

— Том, аврал, — я волюнтаристски обрубил ему симулятор на самом интересном месте воздушного сражения. — Принимаю сигнал бедствия.

— Фу, блин... — ругнулся американец, сворачивая игровую консоль. — Майк, а можно в следующий раз ты сделаешь это не так эффектно? Я хоть сохранюсь... Ладно, ладно, молчу. Готовь канал, ответим.

— Сигнал с планеты, Том, — уточнил я.

Никогда не видел своего друга застывшим с отвисшей челюстью. Теперь насладился зрелищем в полный рост.

— Как — с планеты? — сказать, что он был удивлён — значит, ничего не сказать. Его будто пыльным мешком из-за угла огрели.

— А вот так — с планеты, — хмыкнул я, "высунув" на голоэкран свою физиономию, придав ей вид лёгкой небритости. — Передатчик искровой, проще только каменный топор. Трещит на весь диапазон азбукой Морзе.

— Эй, ты хочешь сказать, что там сигнал из трёх букв?

— Да. Потому подбирай челюсть, садись и пеленгуй, а я займусь обработкой видео с зондов. Поищем нашего радиолюбителя.

— Вот ведь задница какая... Выходит, там внизу человек... — потрясённый Том начал "думать вслух", что не мешало ему надеть обруч интерфейса и приняться за работу. — Но, блин горелый, откуда он там взялся?

— Найдём — спросим. Как засечёшь, скинь координаты, а я пока начну активацию систем самолёта.

Самолётом у нас называли пилотируемый модуль-универсал, способный передвигаться и в атмосфере, и за её пределами. Там одно пилотское место и три пассажирских. Поведёт Том. Нужен врач — значит, летит и Вуур. Сообщение чуланцу я уже сбросил, сейчас подойдёт в рубку. Два места резервируем, ведь радиолюбитель может быть не один. В крайнем случае, ребята слетают ещё разок-другой. Лёгкие скафандры и шокеры обязательны: у нас нет иммунитета от тамошних бацилл, да и с более крупными зверушками будет чем побеседовать.

— Миша, тут самолётик наш с чего-то просыпается, — Ник вышел на связь по звуковому каналу. — Это ты развлекаешься?

— Надо на поверхность слетать, забрать кое-что... точнее, кое-кого, — ответил я. — Ты там проверь, всё ли в порядке. Давно машинку не заводили.

— Сделаем.

Где-то там, прямо под нами, в облаках посверкивали молнии: грозовой фронт. Громкие щелчки разрядов глушили едва слышимые сигналы неведомой радиостанции, но чередование точек и тире полностью забить не могли. Нужно сравнить мощность сигнала и понять, приближается гроза к источнику, или удаляется. Наверное, приближается: "морзянка" становилась всё тише. Так. Надо поторапливаться. Тот, кто построил передатчик, наверняка в курсе основ электротехники, и понимает, что такое гроза. Значит, он скоро оставит свои попытки связаться с нами. А может, и вовсе разочаруется, покинет дислокацию.

"Есть, я его засёк, — Том вывел визуальную картинку с точными координатами передатчика. — Когда вылетаем?"

"Как только вы с Вууром наденете скафандры и погрузитесь в самолёт".

"Тогда я пошёл. Переключаю связь на звук".

"Принято".

Самолёт аккуратно выплыл из ангара минут через двадцать. Сигнал к тому времени был едва слышен. Но мы уже знали, куда лететь.

Да, мы. Том, Вуур и я — в качестве одного из своих контуров, полностью переключившегося на контроль систем пилотируемого модуля. Во-первых, там человек или группа людей, которым нужна наша помощь. Во-вторых, там поверхность планеты, запретной для посещения, кроме экстраординарных случаев... Наконец, в-третьих мне просто интересно. С тех пор, как стал космическим кораблём, летать в атмосфере и садиться на планету не доводилось.

Что ж, такое упущение стоит исправить. Повод-то какой!

Что вы знаете о раздвоении личности? Ручаюсь, вы ровным счётом ничего не знаете о раздвоении личности. А мне волей-неволей приходится с этим жить.

Что любой космической корабль — это по сути единый организм, я убедился очень давно, ещё когда был обычным пилотом. В нём всё связано со всем, нужно только хорошо знать эти связи и управлять ими. Посадочные модули, имевшие бортовые компьютеры ненамного хуже головного, могут выполнять и автономные миссии, но всё равно я чувствую "самолёты" точно так же, как прочие системы "Арго". Как собственные части тела. Поначалу я придумывал им ассоциации — это, мол, глаза, это уши, это осязание, и так далее — но не преуспел, слишком уж широкий диапазон возможностей у моих новых органов чувств. Потому просто забил на классификацию, ограничившись понятиями "слышу, вижу, чувствую", а уж каким образом это у меня получается, неважно. Я и в этот полёт мог бы ограничиться постоянным каналом связи самолёта с моим ядром, но слишком велик был соблазн коснуться тверди земной. Не ногами, так посадочными штангами, в моём случае сие безразлично. Соскучился, понимаешь, по естественной гравитации.

Мне-"главному" — сиречь, ядру головного компа — впервые за всю квантовую жизнь пришлось выделить из себя по-настоящему самостоятельный контур сознания. До сих пор мои псевдоличности всегда были на связи с "первым" и под его прямым контролем. Сейчас я рискнул разделиться, и ощущал себя одновременно в двух местах. Я-"первый" привычно правил своим элетронно-механическим царством, я-"второй" благополучно вёл пилотируемый модуль сквозь атмосферу планеты в паре с Томом, держа с собой-"первым" связь по обычному пилотскому каналу. И не испытывал при этом никакого дискомфорта. Словно с братом-близнецом разговаривал.

— Полградуса правее, — у Тома больше опыта атмосферных полётов, потому за штурвалом модуля главный всё-таки он. — Майк, что за фигня? Ветер прямо-таки ураганный, а мы ещё на двенадцати километрах.

— Планета теплее Земли, и у неё здоровенный спутник, — ответил я. Я-"второй", присутствовавший здесь в виде ИИ-пилота. — Тут у моря погодка ещё та, ваши ураганы отдыхают, а в прибрежной зоне километров на полтораста вообще постоянной жизни нет из-за приливов.

— Наш радиохулиган сидит именно в зоне прилива.

— И правильно делает. Местные наверняка туда не рискуют соваться. Потому давай оперативненько, чем быстрее управимся, тем меньше шансов искупаться.

Даже на такой высоте боковой порывистый ветер всё время пытался сбить нас с курса. А чуть пониже мы нырнули в плотную "перину" облаков. Громадную, вряд ли возможную на Земле грозовую "наковальню" мы оставили за кормой. Впереди я чувствовал радарами самолёта довольно высокое плато, прорезанное по краю глубокими каньонами. Пеленг чётко давал координаты в устье одного из них. Как из этой мешанины почвы и камня сигнал сумел достичь хотя бы низкой орбиты — не спрашивайте меня, я не специалист. А вот наш визави, похоже, спец. Чтобы найти укромное местечко, где слабый сигнал не только не будет экранироваться, но и усилится, нужно обладать обширными познаниями в физике. Связист с потерпевшего крушение корабля? Бог его знает. Когда нас отправляли в этот сектор, я затребовал всю имеющуюся информацию. Наших звездолётов здесь, если верить глобальной базе данных, побывало всего два, и те благополучно вернулись. Неужели какой-то авантюрист-автономщик решил на свой страх и риск завернуть сюда, да ещё высадиться на планету с разумной жизнью? Или катастрофа?.. Ладно, разберёмся. Лишние мысли — в сторону, у меня болтанка неслабая. Чем ближе к цели, тем сложнее удерживать самолёт.

Хорошо, что у этой модели взлёт-посадка вертикальные...

Момент касания я ощутил так, будто и впрямь ступил на земную твердь собственными ногами. Длилось это доли секунды — для компьютера почти что целая вечность, для человека краткий миг. А дальше началась обычная пилотская рутина: передать наверх сигнал о благополучном приземлении, заглушить движки и проверить местность на предмет наличия местной живности. В принципе, я даже могу выйти из аппарата — выпустить наружу бота на антиграве. Ребятам не помешает металлический шарик с манипуляторами и плазменным резачком, мало ли, что или кто попадётся на пути. Тем более, что им теперь вовсе не обязательно спускаться к источнику сигнала, щелчки которого звучали почти так же громко, как аналогичные звуки, производимые в эфире молниями приближающейся грозы. Спустятся мои "глаза и уши".

— Осторожнее, склон ненадёжный, — я услышал голос Вуура, уже начавшего спуск. — Но здесь что-то растёт.

— Если здесь что-то растёт, то оно должно быть очень прочным, — предположил Том, оглядывавший сверху начало предполагаемого маршрута. — Не Гранд Каньон, конечно, но шею свернуть — как высморкаться... Майк, а поближе площадку выбрать не мог?

— Не мог, — буркнул я. — Подо мной скальное основание, гранит. Там, где ты стоишь, гранит уходит вглубь, на поверхности краснозём с высоким содержанием железа и марганца. А внизу, откуда нам сигналят, дикая каша из крошева самых разных пород, речные наносы, плюс какие-то подозрительные кусты... Кстати, уже не сигналят.

— Когда сигнал пропал?

— Да вот только что.

— Выходит, нас заметили. Валяй, спускай свой шарик, мы подождём.

— Разумно, — согласился чуланец. — Мне бы не понравилось спускаться, и тем более подниматься по такому склону. Но, если я прав, здесь это делают регулярно. Посмотрите вон там, левее — тропинка.

Я немедленно направил бота туда, куда указывал Вуур. И правда, тропинка, довольно утоптанная. Кое-где, на самых ненадёжных участках, длинные гибкие ветви местного кустарника когда-то были сплетены в подобие поручней, да так и срослись. Тропинка корявым серпантином виляла по склону, теряясь в зарослях, обильно покрывавших склоны с самого низа до середины. Тем не менее, кустарник не скрывал вьющейся по дну этого оврага-переростка речки. Странно. Если здесь время от времени проносятся потоки воды — а это неизбежно в таком климате — то овраг должен был быть внизу голым, как помянутый Томом Большой Каньон. Значит, пиндос прав, и здешняя растительность должна отличаться либо отменной прочностью и гибкостью, помноженной на крепчайшую корневую систему, либо такой же отменной живучестью, когда растения способны быстро восстановиться из одного уцелевшего корешка.

— Поторопитесь, луна уже высоко над горизонтом, — проговорил Вуур. — Вместе с луной идёт и прилив.

Расстояние до планеты и масса спутника были таковы, что ему приходилось нестись по орбите раза в четыре быстрее обычного. Полный оборот за семь с лишним дней. Три с половиной часа смещения прилива по-нашему, по-местному — чуть меньшая доля суток, планета вращается медленнее. Потому изъязвлённый тёмными пятнами серый полумесяц размером в четыре наших Луны двигался по небу во столько же раз быстрее. Его перемещение можно было заметить даже невооружённым глазом и даже сквозь гигантский веер предвестников урагана — перистых облаков. А приливы здесь серьёзные. Мы сели на самом краешке высокого обширного плато. Сюда волна высотой в триста метров вряд ли доберётся. Но по некоторым признакам можно догадаться, что когда-то добиралась. Не хотелось бы попасть под раздачу, с нашим-то своеобразным везением.

Едва заметное алое пятнышко в жёлтом ореоле — именно так я вижу в инфракрасном диапазоне — попало в поле зрения бота уже через пару минут. Оно вынырнуло из растительной гущи и довольно шустро перемещалось вверх по тропинке. Прямо к нам. Солнце уже скрылось за быстро плотнеющими и темнеющими облаками, и обычной камерой бот ловил только красновато-серую фигуру в бесформенном балахоне. Человек? Такой заросший и грязный? Вполне может быть, если просидел здесь, среди примитивных местных племён, порядочно времени. Навряд ли ему могли позволить робинзонить, даже с орбиты аборигены производили впечатление весьма любопытных и хозяйственных персон, у которых любая щепка в дело идёт. И в поисках этой щепки они обшаривали любые доступные уголки. Так что одичал наш соотечественник не от одиночества, а от общения с местными жителями. Те почему-то сторонились воды и очень не любили мыться.

Бот по моей команде включил световой маячок. Фигура на тропе на миг застыла, а потом неистово замахала руками и помчалась наверх со всей возможной прытью. Я уже слышал его радостные вопли. Нет, это точно человек. Ни один представитель других рас Содружества не производит столько шума, сколько мы, люди. Вопли, насколько я мог слышать, были нечленораздельны и перемежались странными звуками, а движения... Такое ощущение, что наш сиделец крепко выпил. Или взволнован до такой степени, что уж лучше бы был пьян. Тем не менее, когда его лохматая и феерически грязная голова показалась над краем оврага, первым, кого незнакомец узрел, был не Том, а Вуур. Чуланец в земном скафандре — только перчатки шестипалые — с максимально доброжелательным выражением лица протянул ему руку.

— Вы звали нас, брат. Мы пришли, — чётко, почти без акцента сказал он. По-русски и по-английски, на тех земных языках, которые хорошо знал.

Человек снова на миг застыл. Но затем вцепился в руку Вуура, как тонущий за спасательный круг, и, словно растеряв все силы, с трудом выбрался наверх.

— Наши... — наконец он произнёс членораздельное слово. — Свои... Родные...

Его голос дрожал, по лицу, прокладывая дорожки в пыли, катились слёзы, и до меня, до дурака, наконец дошло.

Он плакал от радости. Плакал так, словно уже потерял надежду увидеть своих, и вдруг произошло чудо. И пусть он, заливаясь слезами, лез обниматься с чуланцем, Вуур для него такой же свой, как и Том.

— Э-э-э... Крепко тебе досталось, братан, — дружище был сам на себя не похож, до того обескураженная у него была физиономия.

Не знаю, какой реакции он ждал, но добился лишь того, что незнакомец со слезами и воплями кинулся обнимать и его.

"Он эмоционально неусточив, крайняя степень возбуждения, — Вуур не рискнул воспользоваться звуковым каналом, перешёл на нейросвязь. — Боюсь, психика у него не в порядке. В первую очередь ему нужно успокоительное".

"Вы сначала его в самолёт усадите, а то прямо сцена, достойная кисти Рембрандта — "Возвращение блудного сына", — хмуро проворчал я. — Прилив не за горами, гроза на подходе, и ещё я чувствую, что мы здесь не одни".

"Чувствую" — это не то слово. Скажем так: мои сенсоры засекли биологическую активность в радиусе километра от места посадки. А в поле зрения широкодиапазонных камер показались ...существа. Те самые классические гуманоиды, которых мы наблюдали с орбиты и при помощи следящих зондов. Вот только видели мы их по большей части в мирной обстановке, а сейчас аборигены явно были настроены повоевать.

Копьями и дрекольем. Молодцы.

При них даже канонических луков и стрел не наблюдалось. Хотя, вполне могут быть пращи, а уж метательных снарядов на плато — вся поверхность усыпана. М-да. Очень серьёзное воинство. Лёгкий скафандр пробивается импульсом или допотопной пулей, опасаться следует и хорошего арбалета. Удар копья, летящего камня или дубины выдержит. Приятного, правда, при этом будет мало, но летальный исход исключён. По всему выходит, что опасаться моей команде нечего, да и робинзона нашего они защитят, шокеры наверняка активированы. В случае чего должны отбиться.