— Именно. Но не поддаемся, а играем на опережение. И при этом действуем по жесткому, заранее продуманному плану. Не плывем по воле обстоятельств, а сами создаем нужные для страны обстоятельства.

— Да. Видимо, верно говориться, что издалека — виднее, Михаил... Кстати, а эта новая тайная политическая полиция... Она, что, должна будет... Хм... Скажем так, работать с нашими зарубежными недругами и ЖЕСТКИМИ методами? Даже в Америке или Англии?

— Если возникнет необходимость — непременно. Англосаксы сами с этим не церемонятся. Так что пытаться противостоять им в белых перчатках и с открытым забралом — гарантированный проигрыш. И вот в этом вопросе — никаких угрызений совести, Ваше Величество. С волками жить — по-волчьи выть. Другое дело, что внешне Вы сами должны всегда оставаться в стороне от тайных операций. На то они и тайные.

И, кстати, раз уж пошла такая пьянка, как говорится... ТАМ Вы еще додумались до того, что опасаясь второй смуты, переправили в английские банки большую часть принадлежащих Романовым ценностей. Грубо — почти шесть тонн золота. И поскольку историкам так и не удалось получить прямых улик — подлинных письменных указаний о расстреле ВСЕЙ вашей семьи, — существовало устойчивое мнение, что за этим актом, который был приписан, естественно, ТОЛЬКО местным якобинцам, стояло желание понятных сил в Лондоне этих сокровищ никому не возвращать.

— Даже так? И король Эдуард...

— Ваш дядя в "моем" мире скончался весной 1910 года.

— Значит это Жоржи!? Он такое допустил?

— Во всяком случае, он мог спасти и Вас и ваших близких, но не только пальцем о палец для этого не ударил, он еще и отказался предоставить Вам политическое убежище. Увы... На фоне этого сущим пустяком выглядит высказывание английского премьера о Вашем отречении. Нашего союзника, между прочим. А сказано было лаконично: "Одна из целей Британии в этой войне достигнута"...

— Все, Михаил. Все. На сегодня хватит об этом... — Николай явно преодолел свою слабость, о которой сейчас внутренне сожалел.

Возможно, что раньше, и в отношении кого-либо другого, это сожаление осталось бы камушком за пазухой. Вполне способном, со временем, перерости в увесистый булыжник. Но, к счастью для Вадима, а по большому счету, и для самого Николая, на этот раз он смог оказаться выше мелочной обиженности. Очевидно, что два месяца плотного общения с человеком другой этохи и другого мировоззрения, пошли ему на пользу. И не только информативно. Да еще все больше крепнущая в нем убежденность, что посланец из будущего это безусловно промысел Божий...

Самодержец встал, подошел к окну и некоторое время вглядывался в плывущие в бездонном, синем небе облака. Затем, вернувшись к столу, зачем-то подправил и так аккуратно лежащие карандаши, переложил бумаги. Молчание затягивалось... Наконец, в руке царя звякнул колокольчик.

— Нам с Михаилом Лаврентьевичем чаю. Сюда и сейчас, любезный...

Кивком головы Николай отпустил лакея.

— Горло пересохло очень. От таких убийственных новостей...

* * *

На следующее утро выглядевший усталым и не выспавшимся император, отложив даже рассмотрение новостей с театра боевых действий, сам вернулся к теме вчерашнего разговора:

— Так какие общественные силы в России готовы обрушить трон? В Вашем понимании, Михаил Лаврентьевич?

— Если позволите, не в понимании, а в знании, государь...

— Конечно, — Николай вымученно улыбнулся. Видно было, что за эту ночь он передумал о многом.

— На данный момент ситуацией в стране недовольны все слои общества, Ваше величество. Крестьянам хочется побольше земли, причем — задаром.

Как их "обули" с выкупными платежами они уже разобрались, достаточно сравнить сумму процентов с суммой самого выкупа. Нагайки и пики во время "хлебных" погромов двух прошлых лет они не забыли. Но в этом году полезут в усадьбы не весной, а к июлю-августу, к полным амбарам. И теперь будут усадьбы жечь. Потому как господа-помещики ничего умнее, чем квартировать у себя казаков и солдат не придумали. А русский мужик — он не дурак. Ему такие вещи дважды не стоит объяснять...

Дворянам — уже успешно прогулявшим выкупные платежи по Парижам, Монте-Карлам и Баден-Баденам — побольше денег, все равно откуда, и продолжать ничего не делать при этом.

Капиталистам-промышленникам подавай парламент "а ля франсе", дабы можно было проплачивать нужные им законы и государственные проекты, которые вернут им эти деньги с громадным барышом; и еще минимизации налогов в казну с прибылей.

Интеллигентам и прочим разночинцам хочется побольше свободы, хотя они понятия не имеют, что это такое и с чем ее едят, и вообще, чтоб Россия стала Европой. Что, в сущности, невозможно по определению, достаточно взглянуть на глобус. А еще, поскольку они умные и образованные — порулить страной, с чем, по их мнению "скалозубы" и разные прочие "мымрецовы" уже не способны справиться.

Военным-идиотам хочется повоевать с немцами и австрияками, тогда как военным умным — не делать этого ни в коем случае.

Купцам и банкирам — побольше возможности для зарабатывания, вернее, первым для наторговывания, а вторым для ростовщичества, если так можно выразиться.

Причем для банкиров еще и еврейский вопрос — заноза в задн... Простите, Ваше величество... В пятке. По понятным, конечно, для Вас причинам. А еще они со временем научатся организовывать финансовые кризисы, чтобы можно было за бесценок забирать работающие и прибыльные дела у промышленников. Что тоже не просто в государстве с жесткой властной вертикалью. И, само собой, и тем и другим хочется, чтобы процент прибыли был побольше, а контроль со стороны государства — поменьше.

Вот почему нарождающийся класс рабочих, пролетарии, требуют принятия рабочего законодательства, которое защищало бы их права и не позволяло купцам, промышленникам и банкирам их настолько явно обворовывать. И их можно понять: у кого им еще искать защиты и справедливости, если не у государства, у власти, у ВАС?

Сами рассудите, поставив себя на место капиталиста: зарплата рабочего — это издержки, расходная часть. А издержки необходимо минимизировать. Значит, идеальная зарплата рабочего, по логике фабриканта, должна стремиться к нулю. А совесть — она у каждого своя. И не каждый капиталист видит в своем наемном рабочем живого человека. Так, как, например, тот же Савва Морозов у нас, или у немцев Крупп.

Поэтому роль справедливого арбитра в отношениях труда и капитала для государства сегодня, — одна из важнейших. Ибо здесь — как закон сообщающихся сосудов. Потрафим одним, получим социальный взрыв с другой стороны. Так что, с одной стороны трудовое законодательство и укрепление кадров фабричной инспекции, с другой — профсоюзы. В этих условиях господам капиталистам будет о чем подумать, кроме расшатывания государственных устоев, — Вадик ехидно усмехнулся.

— Но ведь тогда господа промышленники могут наоборот начать еще активнее рваться к власти и революцию готовить? Под всякими демократическими лозунгами?

— А опричники для чего?

Одним словом, Ваше Валичество, всем вышеназванным сословиям: и крестьянам, и дворянам, и капиталистам-промышленникам, и рабочим, и банкирам, и разночинцам почему-то кажется, что Вы и только Вы должны все их, и только их, требования удовлетворить...

— Но как? Это же невозможно — угодить всем. И сразу... — с сомнением взглянул на Вадика Николай.

— А зачем сразу? Вы выберите для начала тех, чьи требования кажутся Вам наиболее справедливыми и невыполнение которых уж точно приведет к революционному взрыву. Но вынужден предупредить — в "тот" раз вы сделали ставку на дворянство. И прогорели. Так что его я бы вычеркнул. Кстати, знаете почему прогорели?

— Почему? — Николай был явно неприятно поражен и обескуражен.

— Дело в том, что отменив крепостное право, ваш дед лишил дворянство дармового гарантированного дохода. Просто отобрал с рассрочкой в виде выкупных платежей. И чем ближе становилась перспектива зарабатывания денег собственным трудом и умом, тем более ненавистными становились для некоторых из них Романовы — потомки Александра II. Увы, эти "некоторые", по большей части наиболее богатые и влиятельные представители своего сословия. И они с удовольствием заменят Вас на троне тем, кто готов вновь железом и кровью вернуть Россию в средневековье с его крепостным рабством. Потому, что знают: несмотря на все привилегии и рассрочки, через пару десятилетий халява закончится...

— Халява...?

— Простие, это жаргонизм из моей эпохи. Дармовщинка, одним словом.

— Понятно, — Николай тихо рассмеялся.

— Но ведь Вы-то на это не пойдете? На реставрацию крепостничества?

— Нет, конечно...

— Что и требовалось доказать. Значит Вы должны быть готовы к их скрытому, а возможно и к явному противодействию. Отдавать то, что априори считаешь своим, никто не захочет. А отбирать часть привилегий у дворян все равно придется. И в первую очередь это относится к сфере образования, к отмене ограничений "на профессию" для выходцев из других социальных, религиозных или национальных слоев, к возврату обязательности служения для представителей данного сословия.

— Если мы на такое пойдем, то ведь они могут...

— А опричники для чего?! Нужно позаботиться о своей безопасности, Ваше величество. И не полагаться больше на дворянскую гвардию всегда и во всем. О чем мы вчера говорили?

— Ох, Михаил. То, о чем мы вчера говорили, я уже не забуду никогда, но...

— Главное — мы с Вами говорили вчера о новой силе, о тайной политической полиции. Это может быть некий симбиоз патрицианской гвардии и секретного приказа эпохи Петра. Из наиболее профессиональных и преданных ЛИЧНО Вам офицеров флота, армии, полиции. И не только из дворян. И не только из офицеров. В моем времени такие спецслужбы существовали во всех великих державах без исключения. Да и не только великих...

Но я бы предложил Вам об этом поговорить отдельно, уж больно важная тема, а кроме того, Василий Александрович обещал прислать секретным письмом его видение проблемы.

— Хорошо, Михаил. Но ведь тогда, в любом случае, получается, что на дворянство в целом в преобразованиях общества рассчитывать нельзя?

— Это не только тупик в исторической персективе, но и, как Вы верно подметили, черевато...

— А кто тогда остается, банкиры? — попытался угадать самодержец.

— Ха! Вот уж эти достойные мужи, сколько вы им не предложи, перепродадут и Вас, и всю Россию оптом тому, кто предложит на пять копеек больше! — хохотнул в ответ доктор, — Нет, конечно.

— Тогда, может быть, все-таки, заводчики, русская промышленная буржуазия?

— И снова мимо, Ваше Величество. При всей их важности для развития страны по индустриальному пути, при том, что создавая и расширяя промышленность, они работают на благо России, смысл их деятельности вовсе не идеалистический альтруизм, а получение прибыли. Законы Империи им позволяли делать это вполне вольготно более 30-ти лет. Как вам известно, ряд наших промышленных воротил имеют уже громадные состояния. Некоторые из них еще вполне лояльны к Вам. Но таковых, увы, уже меньшинство...

Почему, спрашивается? Что случилось? Что им-то не так?

Причина очевидна. Они хотят еще больше денег! И видят единственную дорогу к этому в своем политическом влиянии. И абсолютная монархия становится им в этом помехой. Не потому, что участие во власти в той или иной форме дорого стоит. А всего лишь потому, что урвав свой кусок политического капитала при Вас, потом, при Алексее Николаевиче, все может перемениться на 180 градусов. Ибо все будет зависеть от субъективного решения другого человека. Одного человека.

Отсюда и их общая с банкирами либеральность, и требования парламента и конституции, и финансовая поддержка экстремистов всех мастей, и коррупция, и ориентация на враждебные Российской САМОДЕРЖАВНОЙ Империи государства. Не потому, что они против России. Просто идеальное общественное устройство как для них, так и для финансовых воротил, — демократическая республика во главе с выборным президентом. Там можно купить всех и все. Там можно привести к власти кого угодно. Кого — не важно, хоть подонка и законченного мерзавца, главное проплаченного, своего...

— Какая же это гадость...

— Это реалии жизни, Ваше Величество. Где главная гадость — это деньги. Но, увы, без них пока никак. Поэтому как реальную опору трону, буржуазию, что финансовую, что промышленную, вряд-ли стоит рассматривать. Более того, некоторым конкретным представителям этого класса Вам предстоит, как говорится, начать перекрывать кислород. И не мешкая. У замешанных в поддержке деструктивных сил даже отбирать собственность и дело. И учтите, кстати: главный выразитель их чаяний и суперагент в Зимнем, это, как ни прискорбно, господин Витте, который после снятия с поста министра финансов ненавидит Вас, лично Вас, всеми фибрами души. Так что не обольщайтесь на тему тех четырехсот тысяч, что Вы ему на прощанье вручили в конвертике в моем мире. Не оценил...

В отношении же лояльных представителей промышленных толстосумов нужно будет вводить новые формы организации бизнеса. Частно-государственные концерны. С одной стороны дав больше заказов и денег, с другой накрепко привязав к государственной колеснице. Ведь хочешь, не хочешь, а без интенсивного развития промышленности страна просто не выживет.

— Но каждый завод, каждая фабрика, мануфактура — это же рабочие, эти Ваши "пролетарии". О которых Вы так печетесь. А не они ли устроили ту самую социалистическую революцию, о которой Вы говорили? — скептически протянул Николай.

— Они, голубчики, они. Но если им создать условия, в которых было бы выгоднее работать, а не митинговать, то у вас лет через десять не будет более надежной опоры. За исключением армии и флота, конечно. Средний класс называется.

Рабочие, при правильном отношении, тоже будут на вашей стороне. А вот замкнуть пролетариев на выяснение отношений с фабрикантами надо. Причем так, чтобы государство выступало в роли третейского судьи. И нужно дать им возможность отстаивать свои экономические права. Как Вы помните, Зубатов уже начинал работу в этом направлении...

— И именно это привело к политическим стачкам и кровопролитию!

— Если бы все было действительно так... Просто на Зубатова некоторые деятели виртуозно сумели повесить всех собак, дабы их собственные просчеты и ошибки выглядели менее рельефно в Ваших глазах... Да, да. Я имею в виду именно господ Плеве и Витте.

Не ошибается лишь тот, кто ничего не делает, Ваше Величество. В моем времени была одна очень хорошая поговорка: если не можешь предотвратить пьянку, то нужно ее возглавить. Этим Зубатов и занимался. Но на беду поставил не на того идеолога. Господин Тихомиров — английский агент с 1884 года. К сожалению, в моем мире русская контрразведка узнала об этом лишь в ходе Великой войны, через десять лет...

Многоуважаемый же фон Витте с компанией сделали все, чтобы поставить на этой крайне своевременной идее умнейшего человека и государственника крест. Причем человека, верного Вам до могилы. В моем мире, чтобы Вы знали, он — преданный, сосланный и оплеванный — пустил себе пулю в висок, узнав о Вашем отречении от престола. Так-то вот, Ваше Величество...