Логика подсказывала, что нельзя. А значит, либо я ошибался в своих догадках... либо загадочный корабль стыковался в Порту дважды.
Ассистент замерцал на краю зрения, и я поспешил на кухню, где чайник негодующе отсвистел последнюю трель и выключился. Нацедив заварки и залив кипятком, я опустился на табурет, грея ладони об чашку, и снова пытливо уставился на листок.
Может, узел был закрыт? Я мысленно вызвал страницу Порта и раздел объявлений. Отмотал на три дня назад: двенадцатое марта. Вишневецкую убили в ночь с пятнадцатого на шестнадцатое.
Вот вам и мартовские иды.
Двенадцатое... "терминал Уэно, четвёртый узел"... ничего. Сообщение о поломке грузового конвеера на терминале, из-за которого пришлось остановить погрузочно-разгрузочные работы на два часа, я отмёл как несущественное: оно произошло за три часа до начала дежурства Вишневецкой.
Я прокрутил объявления дальше, на следующий день — тринадцатое число... и обомлел: сообщение, примерно в полдень, сообщало о "закрытии стыковочного узла У-4 для проведения внеплановых ремонтно-эксплуатационных работ", сроком до... я лихорадочно прокрутил новостную ленту вперед и выругался: сообщение, датированное 19:30 пятнадцатого числа, гласило, что "ремонтно-эксплуатационные работы на стыковочном узле У-4 закончены".
Вишневецкой не нужно было держать узел свободным. Всё это время, ровно три дня, он был попросту закрыт.
Я зло отхлебнул из чашки. Итак, допустим, узел был свободным. Почему именно четвёртый узел, хотя можно было бы преспокойно воспользоваться любым другим, вынесем за скобки: можно ли оставить что-нибудь на несколько дней в стыковочном узле в крупнейшем порту Сатурнианской Гегемонии?..
Куда интереснее другой вопрос.
Что именно?
Не раздумывая, я набрал Еремеева. На этот раз он снял трубку (образно выражаясь) почти сразу же:
— Алло? — ответил он, — Штайнер? Чего тебе?
— Занят? — спросил я, глянув на время. Рабочий день у Еремеева гораздо нормированнее, и сейчас уже должен был закончиться... но мало ли что.
— Ещё как, — заверил меня Еремеев, — в метро стою... Так чего ты хотел?
— Двух вещей. Почему ты не сказал мне, что четвёртый узел был закрыт всё это время?
— Ты и не спрашивал. А это было важно?
Я тяжело вздохнул.
— Вот поэтому, Жан, ты и не работаешь в уголовном розыске. — укоризненно сообщил я.
— И хвала богам, что не работаю. — отмахнулся Еремеев. — Кроме того, в дежурство твоей Вишневецкой четвёртый узел всё равно работал. И к нему никто не стыковался. А что второе?
— Второе? — переспросил я и вспомнил. — А, да. Жан, можно ли что-то спрятать в стыковочном узле в Порту?
— Если там проходил ремонт, то точно нельзя. — тут же ответил Еремеев. — Ремонтники бы заметили. Его всё равно чуть ли не по винтику разбирали...
— Стоп. — прервал его я. — А вот с этого места поподробнее. Насколько по винтику?
— Там что-то навернулось. — сказал, чуть подумав, Еремеев. — Не помню, что именно, фонариком не светил, но вроде что-то с системой. Так что данных там тоже толком не спрячешь, у шлюза и памяти-то толком нет.
— Ага. — только и сказал я.
— Слушай, Штайнер, поговорим попозже, а? Мне в дороге будет неудобно, я и так ничего не соображаю... твоими молитвами, между прочим...
— Обязательно. — заверил его я. — Завтра и поговорим.
— Завтра?
— Пока, Жан. — прервал я дальнейшие расспросы и отключился.
Придется верить Еремееву на слово, решил я. По крайней мере, пока что: мне очень хотелось удостовериться в этом своими глазами.
Но это не решало той проблемы, что я всё ещё не мог даже напасть на след таинственной убийцы. Если, конечно, у неё вообще был след.
Но кто-то перерезал Вишневецкой горло. Причём так, что выдать его за самоубийство было в принципе невозможно — это не "ударила себя в грудь ножом, и так сорок раз", нарочно такого не сделаешь. Вернее, не сделаешь без посторонней помощи.
Кроме того, три дня назад произошло что-то. Что-то такое, что Вишневецкая записывает дату на настоящей бумаге, карандашом. Что-то связанное со стыковочным узлом, который на следующий же день закрывается на ремонт...
Я опять вздохнул. Мне очень не хотелось этого делать, но придется совершить ещё один звонок.
Сейчас мне не хотелось этого делать особенно.
Я отпил из кружки, раскрыл адресную книгу и пролистал вниз, пока не нашёл нужный номер. Секунду я поколебался, но всё же набрал его. В ухе раздались гудки. Я едва успел сделать ещё один глоток, когда их сменил мягкий мужской голос:
— Вы позвонили в главный офис кооператива "Монплезир". Чем могу быть полезен?
— Я хотел бы встретиться с госпожой Адатигавой. — произнёс я. Нужно отдать секретарю должное: от такой наглости с моей стороны он даже не помедлил. — Это важно.
— Виртуально или лично? — вместо этого спросил он.
— Лично. — уточнил я.
— Кто вы?
— Государев человек. — ответил я, назвав условленную кодовую фразу. На другом конце линии ответили молчанием.
Я ждал, облокотившись на стену и глядя в окно. Огни ночного города размывались в жёлто-оранжевое зарево, затмевая даже неоново-зелёное великолепие "АКУЛОНа".
— Госпожа Адатигава передаёт свои извинения, — ожила линия учтивым голосом секретаря, — и сообщает, что желает видеть вас завтра, в 18:40, в "Лепестке розы". Вас проведут.
— Форма одежды? — на всякий случай уточнил я. Такие детали лучше было выяснять заранее.
— На ваше усмотрение. — ответил секретарь. — Доброй ночи.
Связь оборвалась. Я вздохнул с облегчением. Без двадцати семь... пожалуй, управлюсь, а вот после этого...
Карта послушно раскрылась перед лицом — цилиндр орбиталища, развернувшийся в прямоугольник, на котором тут же выросли дома, проспекты и улицы. "Лепесток розы", "Лепесток розы"... ага, вот: Кирхвегерштрассе, дом 82-бис. Значит, Адатигава приглашает меня в один из лучших дамских клубов города.
Оставалось надеяться, что это не превратится в свидание.
Кирхвегерштрассе всё ещё находилась в Среднегорском, за добрых полгорода от меня, но тут ничего не поделаешь, решил я. Не стану же я отменять встречу: другой такой может и не быть. Да и ставить Адатигаву в неудобное положение мне хотелось меньше всего.
В конце концов, это было бы просто невежливо.
День второй
Утро началось с громкого звонка, раздавшегося прямо в ухе. С прямым доступом к барабанной перепонке можно было разбудить даже мёртвого.
— ...Алло! — сонно рявкнул я, ладонью хлопая по уху. На часах в углу зрения было полдевятого. Полдевятого!
— С добрым утром! — поприветствовал меня голос Жюстины. — Может, впустишь?
— Фудзисаки, какого чёрта?!
— Штайнер, я стою у тебя под дверью. Так впустишь?
Я поднапрягся и вызвал изображение с камеры в парадном. Так и есть: в поле зрения камеры маячила медно-рыжая макушка моей напарницы.
— Какого чёрта тебя вообще так рано принесло? — простонал я и поднялся с постели. Со сна я был весьма неодет, поэтому пришлось торопливо запахнуться в первый попавшийся халат. Халат был замечательный, шелковисто-чёрный и с голубыми цветами, но я бы предпочёл показываться напарнице в более презентабельном виде.
Жюстина впорхнула, стоило мне открыть дверь, вчистую проигнорировав мой неодобрительный взгляд. В руке она держала белый бумажный пакет, а вместо вчерашнего лимонно-жёлтого макинтоша её сегодняшний наряд был бледно-зелёным.
— Восхитительно выглядишь. — одобрила она и сунула мне пакет. — Держи.
— Так какого чёрта? — спросил я, всё ещё глядя на неё. Ремарка Жюстины заставила меня запахнуться в халат поплотнее.
— Ты же сам просил заехать за тобой. — пожала плечами Фудзисаки и принялась разуваться. — Напоишь страждущую кофе или нет?
Я фыркнул и ушёл на кухню, по дороге мысленно попытавшись включить чайник. Это мне не удалось: в чайнике не было воды.
Пока я возился с чайником, вошла Жюстина; свой бледный макинтош она оставила в прихожей, и Линза на её левом запястье разбрасывала отблески света по всей кухне. Она без приглашения уселась на стул, вытянув длинные ноги в чулках.
— С сахаром? — спросил я, оборачиваясь к ней. Фудзисаки помотала головой.
— Как ты вообще живёшь в этом мавзолее? — вместо ответа спросила она меня. — Я заглянула мельком, это же ужас один.
Фудзисаки произносит эту маленькую речь каждый раз, когда бывает у меня дома. Это главная причина, по которой я стараюсь приглашать её к себе как можно реже.
Впрочем, были и другие причины.
— Загляни в ванную, — посоветовал я, — приятно удивишься... И вообще-то, я здесь не живу. Я здесь сплю. Если тебе так будет спокойнее.
— Я дома тоже в основном сплю, — возразила Жюстина, — но он-то у меня не напоминает мавзолей!
— Ага. Он меньше. — ответил я и снял чайник за секунду до того, как он выключился. Разлив чашки и размешав, я вернулся к столу и вручил Фудзисаки кофе. — Держи.
— О, спасибо. — одобрила она, принимая чашку. — Ты пакетик-то открой.
Внутри пакета оказались какие-то розовые пирожные. Я вытащил одно из них и надкусил: внутри оно было воздушным и наполненным заварным кремом — судя по вкусу, клубничным.
— Где ты их берешь? — спросил я, дожевав пирожное. Пришлось встать и взять блюдце: оставшиеся пять пирожных красиво умостились на нём.
— Там же, где и везде, в кондитерской. — ответила Жюстина. — На перекрёстке Ворониной и Семнадцати космостроевцев. Я же уже говорила.
Говорила, про себя признал я. Улица Семнадцати космостроевцев была как раз за "Пентагоном" Фудзисаки, в трёх кварталах и через одну остановку троллейбуса. На люфтмобиле это и вовсе меньше пяти минут лёту — и целая вечность проблем с парковкой.
Какое счастье, что полицейские машины могут парковаться почти где угодно.
— Нам с тобой только по кондитерским ходить. — хмыкнул я и сел к столу.
— А почему бы и нет? — спросила Жюстина, склонив голову набок. Её лицо приобрело донельзя мечтательный вид.
Определенно, дело было не только и не столько в пирожных.
— Кто-то тут, между прочим, мой напарник. — напомнил я. — Да ещё и младший.
— Будто это когда-то кому-нибудь мешало. — смешливо фыркнула Жюстина, не сводя с меня полуприкрытых глаз.
Разумеется, не мешало, подумал я. Только во всех таких случаях всё было совершенно наоборот. Он был младшим, она — старшей, и дальнейшее было просто делом времени. Служебные романы происходили сплошь и рядом: у меня самого был такой в начале моей карьеры, в должности младшего инспектора — иными словами, где-то через два месяца после того, как я перестал разносить по отделу кофе с эклерами.
Но теперь я был старшим, а Фудзисаки — младшей. И хотя одиночество мне порядком наскучило, я сомневался, что из этого выйдет хоть что-то хорошее.
— Ходить по кондитерским? — вслух спросил я. — Мне жаль тебя разочаровывать, но у нас с тобой ещё работа.
— Представь себе, я помню. — хмыкнула Жюстина и отпила из чашки. — И куда мы сейчас, если не за пирожными?
— Сначала в Порт. — ответил я. — Ямагата должна уже была добраться до нашего дела, тут без неё никуда.
— Великие боги, — устало вздохнула Жюстина. — Что мы там будем делать? Гайдзинов опрашивать?
— Гайдзинов — нет... хотя проверить записи переговоров с диспетчерской было бы неплохо. — покачал головой я. — Нет, там кое-что другое. — и я пересказал Фудзисаки новость про закрытый стыковочный узел.
— Ага. — кивнула она и откусила ещё одно пирожное. — То есть ты всё ещё думаешь, что Вишневецкая что-то скрывала про четвертый узел?
— Более того, — добавил я, отставив чашку, — скрывала два раза подряд. Двенадцатое, помнишь?
— Ну двенадцатое. — пожала плечами Фудзисаки. — Может, оставишь это летунам? Гоняться за неизвестно какими кораблями нам не с руки, у нас, блин, дело...
— Да, у нас, блин, дело. — сказал я. — Но оставлять этот конец болтаться в воздухе я тоже не намерен, мало ли что. Особенно, — добавил я, — если дело касается контрабанды.
— Контрабанды? — прищурилась Фудзисаки. — Ты всё ещё думаешь, что тут дело в контрабанде?
— У тебя есть мотив получше? — спросил я.
Жюстина развела руками.
— Уговорил. — произнесла она. — Допустим. А потом куда?
— Вернемся в Цитадель, полюбуемся на Вишневецкую... — ответил я. — Потрясем Валленкура на предмет денег и бумажки. Потому что что-то мне здесь не нравится: контрабанда контрабандой, но что они сюда провозили, чтобы потом зарезать диспетчера на рабочем месте, ядерную бомбу?
— Боги упаси. — пробормотала Жюстина. — Это вообще не наша юрисдикция.
— Вот именно. — про незнакомую женщину, окликнувшую меня по имени, я предпочёл пока не упоминать. — Ну и мне нужно будет встретиться с кое-какими источниками, так что неплохо бы нам управиться со всем этим до вечера.
— Знаю я твои источники... — буркнула Жюстина, насупившись. — А потом что?
— А потом будем думать. — сказал я и сам, в свою очередь, откусил кусок пирожного.
* * *
Бело-синий "Муракумо" ждал нас на крыше. Сегодня, на фоне сгущающихся над городом серых облаков, люфтмобиль как нельзя лучше соответствовал своему названию.
Фудзисаки снова была за штурвалом, и я сел рядом, убрав с сидения пустую коробку из-под эклеров. Со свистом ожила турбина, выходя на режим, и Жюстина подняла люфтмобиль в воздух.
— Может, всё-таки, за пирожными? — спросила она с улыбкой.
— Обойдёмся. — отмахнулся я. — Ты веди пока, мне надо позвонить.
— Опять твой Еремеев?
— Он не мой Еремеев, он свой собственный.
Жюстина фыркнула и отвернулась к приборам. Люфтмобиль развернулся и пошёл вверх, набирая высоту для назначенного эшелона. Внизу промелькнула Аракава и мосты через неё, мелькающие белые спины троллейбусов и омнибусов на перекрестках. Девять часов: город уже проснулся, умылся, позавтракал и теперь судорожно пытался добраться на работу.
Я отвернулся и набрал Еремеева.
— Инспектор Еремеев, Транспортная полици— А, Штайнер, это ты. — оттарабанил Еремеев, стоило ему снять трубку. — Чего тебе?
— И тебе доброе утро, Жан. — благодушно ответил я. — Ты на работе?
— Ну на работе. В чём дело?
— Отпрашивайся. Мне опять нужна твоя помощь.
— Опять? — простонал Еремеев. — Кого ты ещё не расспросил?
— Никого. В смысле, всех, но сегодня никого расспрашивать не придётся. Во всяком случае, тебе. О, даже лучше: дай сюда свою шефа, я с ней поговорю.
— О чём?
— О твоей помощи моему расследованию, Жан.
— Ты с ума сошёл?
— Так ты даёшь или нет?
— Да, да, сейчас... — проворчал Еремеев и переключил звонок. Я ждал. Примерно минуту спустя в ухе раздался щелчок и приятный женский голос:
— Суперинтендант Нидермайер, УМВД Сатурнианской Гегемонии в порту Титан-Орбитальный, слушаю вас.
