— Много ты чудных земель повидал. А край земли видел?
— Не видел. До моря большого только дошел.
Про то, что земля круглая, говорить не стоит. Хоть на Руси инквизиции не было, но твёрдое убеждение о плоской земле было. Меня занимал больше вопрос о деде Матвее. Как переговорить с ним без Горина?
Мы выехали в мелколесье, до Полесок осталось совсем чуть-чуть. Горин, пришпорив коня, выехал в голову колонны. Отлично! Тут же сблизился с лошадью Деда Матвея и спросил.
— Матвей Власович, кто вы такой?
— Сорок четвёртого драгунского Нижегородского Его Величества полка, поручик Матвей Власович Кубин.
Обалдеть!
— Из какого времени вы попали сюда, и сколько вы тут?
Дед Матвей посмотрел на меня и, отвернувшись, произнёс:
— Из тысяча девятьсот четырнадцатого года. Мы тут уж тридцать лет.
Мы? Он что, здесь не один?
— Что значит мы?
Дед Матвей вздохнул.
— Четверо нас было. Как сюда попали, не знаем. С гостей ехали, заплутали, на ночь в лесу остановились. Утром выехали, а навстречу семь конных, странно все одеты. Хотели убить нас, только хлопотно это. Отбились, но брат мой рану в живот получил. Через день умер.
5.
Безответным рабом
Я в могилу сойду,
Под сосновым крестом
Свою долю найду".
Эту песню певал
Мой страдалец-отец,
И по смерть завещал
Допевать мне конец.
Но не стоном отцов
Моя песнь прозвучит,
А раскатом громов
Над землей пролетит.
Не безгласным рабом,
Проклиная житье,
А свободным орлом
Допою я ее.
(Николай Клюев. 1905 г.)
— Умри!
Всадники догоняли меня. Много всадников. Размахивая саблями, они орали мне вслед, понукали своих лошадей. Я жал на газ, разгоняя свою девятку до предела.
— Умри, урус!
Кажется, сейчас они достанут меня своими копьями. Поворот и газ до упора, скорость сто пятьдесят. Они показались из-за поворота и опять нагоняют. Да что же у них за кони такие? Ещё поворот. За ним стоит патрульная машина. Инспектор машет полосатой дубиной, показывая на обочину. Смотрю в зеркало. Там почему-то никого. Останавливаюсь. Подходит инспектор и я роняю челюсть — тот одет в кольчугу, на голове стальной шлем с личиной, а в руках меч. Клинок направляется мне в грудь.
— Инспектор ДПС, лейтенант Батыев.
О-ё! Меня хватают за плечо и начинают трясти.
— Боярин. Проснись боярин.
Открываю глаза и вижу Демьяна. Где это я? Вокруг сено, я что, на сеновале? В голове страшно гудит, во рту, казалось, барханы горячего песка. Рядом застонали. С трудом, чтобы не отвалилась голова, поворачиваюсь. Рядом ворочается Горин. Из его рта, торчит клок сена. Мать моя, с чего так башка-то гудит? Ведь просто вино пили. Ну, закончилось оно. Все сожалели и высказывали желание добавить. За бутылкой сбегать вызвался я, и под удивлённые взгляды Горина и деда Матвея, я с грехом пополам доковылял до своего скарба. Там долго копался, пытаясь отыскать фляжки с водкой. Потом... а что потом? Похоже, литр водки смешался с вином и стёр мою память начисто.
Морща лоб, попытался вспомнить.
В Полески въезжали уже вечером. На околице, собрались встречать нас все, кто остался в селении. Горин оглядел собравшихся женщин и детей.
— Мы наказали поганых, и правда свершилась.
Потом спрыгнул с коня и в поводу завел его во двор. Я следом за ним завёл и свой караван. Слез с коня и стал думать, как мне разобраться со всем этим добром. А ещё лошадей надо распрячь и накормить. С двумя-то не знал, как управиться, а тут ещё четыре. Из-за угла выглянул Демьян.
— Володимир Иванович, тебе помочь?
Вместе с Демьяном подошел ещё парнишка, Митяй, тот, что самый младший.
Я кивнул и они вдвоём, сноровисто, разгрузили лошадей. Потом завели их в сарай, что был рядом с коновязью. Оттуда донеслись плеск наливаемой воды и шуршание сена. Вот и отлично, а мы посмотрим, какие там мне трофеи в баскакскую долю определили. Развязал один из тюков. Вот чего мне надо, так это халаты. Халат у меня был, один, махровый, после бани и душа одевал. А этот секонд-хенд... блин, ну и вонь от них. Тухлятиной несёт. Вспомнил! По монгольскому поверью, мыться грех, счастье и удачу смоешь. Ха! Значит эти тридцать степняков, похоже, недавно помылись. И что теперь с этими халатами делать? Сапоги ещё. Ну, с ними просто, обувка всегда в цене была. Что ещё? О, кольчуга, наплечники и сабля. Это с пленного сняли, и когда успели? Развернул, оглядел. Похожа на мою. С таким же мелким кольцом. Интересно, как кузнецы кольца сваривали, ведь кропотливая работа? Васька говорил, что заколебался поначалу сваривать кольца, потом, правда, приноровился. А эта, нет ну действительно такая же! Глянул на наплечники. И они как от одного кутюрье. А, может, Васька попадал в прошлое, как я? А сабля? Тоже один в один. Ну, с этим проще, может один оружейник делал. Я сдвинул клинок и обнаружил клеймо мастера. Тоже самое, что и на моей. Интересная куча совпадений. Остальные сабли были проще. Ещё куча, каких-то мешочков и бухты веревок.
Подвёл итог. Из всего хабара, навар только с лошадей и оружия. Остальное хлам.
Демьян уже стоял рядом и пристально смотрел на меня. Быстро он с лошадьми управился, ну да, ему привычнее.
— Ну что, говорил с Гориным?
Он мотонул головой.
— Успеешь ещё.
За оградой послышалось пение. Кажется, псалмы поют. Мимо ворот, в сторону поля, прошли женщины. Впереди они несли икону. Все держали зажжённые свечи.
— Отпевать пошли. Батюшки то у нас нет.
Я глянул на Демьяна.
— А почему сегодня?
Демьян хмуро ответил:
— Решили сегодня. Видеть, что сделали на поганые, невыносимо. Горин сказал, похороним прямо там. Поле уж Буевым окрестили. Там, как батюшку привезут, часовню поставим, погост будет.
— А ты что здесь тогда?
Демьян вскинул на меня глаза. В них плескалось горе и боль.
— Не могу. Не могу я видеть их такими.
Сел на землю, уткнулся головой в колени, и заплакал. Я понимаю его. Сам, когда хоронил родителей, был как в отключке.
Сел рядом и, откинувшись на стену сарая, закрыл глаза.
— Ты поплачь, Дёма, поплачь. Мужчинам можно плакать. — Это подошел дед Матвей. В его глазах то же блестели слёзы. Он постоял, потом показал мне глазами, что надо отойти. Поднялся, и мы отошли к дому.
— Владимир Иванович, я хотел спросить, с какого ты времени.
Смотря в глаза Кубина, я сказал:
— Из две тысячи десятого года.
Кубин вздрогнул:
— Господи. Ну почему всё так?
— А ты Матвей Власович, год сказал, а месяц какой был?
— Двадцать седьмое июля было. А почему ты спрашиваешь?
— Война началась, Матвей Власович. На ней больше десяти миллионов погибло.
— Господи! — Дед Матей застыл с закрытыми глазами.
Во двор зашёл Горин, повернулся к иконе, висящей над воротами и перекрестился.
— Давайте помянем упокоенные души. Демьян неси вино. Внизу, в леднике, возьми. Нам сейчас пирогов принесут. Посидим, и помянем.
Сидели долго. Казалось с каждой кружкой вина, мы заливали в себя всё больше горя. Пели песни, каждый свою. Демьян два раза ходил на ледник за новым бочонком. Потом, когда обнаружилось, что вино кончилось, я полез за водкой.
Потом не помню.
М-да, нормально посидели. Ой, я курил интересно или нет? А-то, как выпью, так и курю одну за одной. Достал сигареты. Блин. Курил. Что по этому поводу объяснять? Ну, по крайней мере, дед Матвей может подтвердить, что это не колдовство.
Вот и вспомнил прошлый день!
Медленно, чтобы не тряхнуть головой, поворачиваюсь к Демьяну:
— Демьян, ты как?
— Что как?
— Голова не болит?
— Нет, а с чего бы? — Парень выглядел бодро и вопросительно смотрел, не понимая — что я хочу сказать.
— Сбегай, воды согрей, или в доме кипятку спроси, да поторопись.
— Эт, я мигом! — Демьян выскользнул наружу.
Он, вроде, пил с нами, но только вино, а когда я водку достал, он уже отрубился. Так, лечится, будем кофе с коньяком, вино ведь выпили всё, водку тоже. Коньяка осталось пара глотков. Медленно, чтоб не дёргать головой выбираюсь наружу. Подставил лицо свежему утреннему ветру. Стало полегче. Покопался в сумах, нашёл кофе и флягу с остатками коньяка. Из-за ворот вынырнул Демьян с кипятком в котелке.
— Ставь сюда.
Он поставил рядом со мной котелок и стал смотреть, как я готовлю кофе. Оценив ёмкость котелка, в пять литров, я решил, что воды многовато. Достал свой котелок и перелил примерно полтора литра в него. Сыпанул кофе и сахара. Зашуршало сено, и из сарая выполз Горин.
— Ох, крепко зелие твоё Володимир Иванович, бо голова моя язвлена зело. Як черти, прости Господи, в голове тумбаны колотят.
Он с трудом сплюнул.
— И рот как смолой склеен.
Я ему первому кружку с добавленным в кофе коньяком и сунул.
— Держи Илья Демьянович, этот напиток поможет прийти в себя, хотя не так как вино.
Стал наливать себе, как из-за ворот вышел дед Матвей. Вид у него был получше нашего. Он принюхивался, и сразу посмотрел на котелок с кофе. Протянул кружку ему.
— Полечись, Матвей Власович.
— Какое наслаждение! Боле тридцати лет не пил сей напиток. — Зажмурился от удовольствия Кубин.
Я поднялся и шепотом спросил:
— Матвей Власович, я вчера курил?
Он кивнул.
— А Горин что?
— Ничего. Если видел, то не понял. Он голову-то еле держал.
Горин хлебал кофе с наслаждением, причмокивая и громко выдыхая после каждого глотка.
— Уф, велелепно-то как!
Горин посмотрел в пустую кружку, вздохнул и сказал:
— Бабы нам брашно в путь соберут. Потрапезничаем и в путь. Матвей Власович, отроков отряди на сбор. Всех возьмём. В брани были, значит, новики уже.
Дед Матвей кивнул и вышел за ворота. Горин пристально посмотрел на Демьяна, что переминался с ноги на ногу рядом.
— Ведомо мне, что ты в кмети к Володимиру Ивановичу хочешь. Так?
Демьян кивнул.
— Добре. Володимир Иванович хоть и странен вещами, но добрый баскак. И в брани быстр, аки пардус, видел я. Многому может научить, даже меня.
Горин улыбнулся и подмигнул парню. Демьян просветлел лицом и взглянул на меня. Я допил кофе и сунул кружку в суму.
— Демьян, собери всё тут. Байдану вот эту возьми, твоя будет. Саблю подбери. Коня. Тряпьё только отдельно увяжи.
— Я мигом! — Засиял радостью парень.
Мы с Гориным вышли за ворота.
— Почитай всех мужиков в Полесках навь прибрала. Отроков вот забираю. Обучать надо ратному делу. А вот кто управляться по хозяйству будет? Дело ли делаю? — Тихо произнёс Илья Демьянович.
— Дело, Илья Демьянович, дело. Неспроста степняки поганые по землям нашим шастают. Думаю, разведку они ведут. Возможно, в скорости много ратников понадобится.
Ну как сразу сказать ему про вторжение, что начнётся по осени? Ещё подумает, откуда, мол, ведаешь про это? Надо деда Матвея с его друзьями к этому делу подключить. Он говорил, их четверо сюда попало, правда, потом брат Кубина погиб. Интересно, где они? И какое у них оружие было. Надо у Кубина спросить, не лишнее будет. Горина и князя убеждать уже потом, всем вместе.
Из Полесок выезжали ещё до полудня. Матери прощались со своими сыновьями, просто перекрестив их в дорогу. Мать Митяя, окрестив сына, подошла к Демьяну.
— Бог вам в защиту, Демьянушка, сыновец мой. Берегите себя.
Демьян выглядел внушительно. От осознания того, что одет в настоящую броню, на остальных парней он даже не смотрел. А те делали вид, что это им всё равно, но получалось плохо. То и дело они бросали быстрые взгляды на Демьяна. Первыми ехали Горин и дед Матей, следом я и Демьян, пленный степняк, потом все парни, что отстреливали монгол в лощине.
Сзади послышался разговор. Я прислушался. Парни вспоминали, бой лесу. Как бабахнуло, что все присели. Как кто стрелял. Сколько раз каждый попал в поганых. Усмехнулся. Послушать их, то каждый настрелял с десяток. И на самом деле поганых человек семьдесят было и, с каждым разом, их число возрастало. А мы, Горин, дед Матвей и я, так, сбоку припёка. Я двинул слегка Демьяна локтем и мотнул головой назад. Он пожал плечами и буркнул.
— Что с детей взять?
Вона как! А он, стало быть, уже взрослее их. Вроде одногодки все. Загордился уже? Ну-ну. Чем выше задран нос, тем меньше видишь. Я склонился к Демьяну и медленно проговорил:
— Будь проще, и люди к тебе потянутся.
Выражение лица у него стало озабоченным. Видимо не понял смысла и, после обдумывания, спросил:
— А что это значит?
— А то, что свой нос ты задрал высоко. Не стоит так делать. Тебе ещё с ними бок о бок сражаться придётся. Спину друг другу прикрывать.
Впереди одобрительно крякнул Горин. А дед Матвей обронил:
— Слушай отрок, и мотай на нос, пока усы не отросли.
Демьян задумавшись, отвернулся.
— Илья Демьянович, а мы сейчас куда? Верши?
— На Заимку заедем. Проведаю Агафью и Володимира, тёзку твоего кстати. Потом уж в Верши поедем, с кощим побаять.
Пленный ехал сразу за нами, связанный. Жаль я плохо монгольский знаю, поговорил бы как следует. Ну ладно, найдётся толмач, поспрашиваем с пристрастием.
Местность стала знакомой. Вот овражек с родником, он и в моём времени был. Там, за лесистым холмом, была Заимка, та, что в будущем. Интересно, а в этом времени она тут же?
Поднялись на холм, поросший молодыми соснами, и впереди показались дома. Ух! Если это та Заимка, то она древнее нашего областного центра. Жаль, в летопись не внесли. А сколько таких деревень, которые возможно древнее Нижнего Новгорода, а то и Москвы?
Сама Заимка, представляла себя селение, обнесённое четырёх метровым частоколом, глубоким рвом, и напоминала увеличенную копию дома Волоша и Агафьи. Только жилых домов было с десяток и все двухэтажные.
У ворот закричали, и створы моментально захлопнулись. На стенах показались копья, и головы мужиков в шеломах. Когда до ворот осталось метров сто, Горин остановил коня и, махнув нам, чтобы стояли на месте, медленно поехал к стене. Его видимо узнали и ворота стали открываться. Из ворот выбежал пацан с криком:
— Дядка Илья приехал!
Горин подхватил его и посадил впереди.
— Вымахал пострел. Совсем богатырём стал Трифон.
Трифон сидел гордый, как Демьян недавно. Я глянул на Демьяна, он улыбался, смотря на пацана.
Когда мы въехали в ворота, я увидел на крыльце большого дома Волоша и Агафью.
Сразу за воротами стали спешиваться. К нам подбежали молодые парни и приняли наших лошадей. Горин дождался всех, и первым шагнул к крыльцу. За ним Кубин, следом я и Демьян. Остальные парни увели своих лошадей сами. Волош спустился и шагнул навстречу.
— Здрав будь, боярин Илья Демьянович.
— И ты здравствуй долгие лета, зять мой дорогой.
Горин и Волош обнялись. Потом Волош поздоровался с Кубиным. Горин обернулся и сказал.
— Познакомься с боярином Володимиром Ивановичем, — он взглянул на меня.
И я добавил:
— Владимир Иванович Велесов.
На меня удивленно посмотрели все.
А что их так удивило? Пялятся, как на чудо. Мысленно пожав плечами, делаю небольшой поклон, может так надо? Горин хмыкнул и сказал мне:
