Шоколадный сфинкс часть 1 Особняк Лилии

Мне потребовалось почти полминуты, чтоб до конца осознать: это не ткань. Это кровь...

Я оцепенела от ужаса и просто тупо смотрела, как алая жидкость, выливаясь из-под напитавшейся кровью рубашки, капает с простыни на пол.

— Анит? — прошептала я хрипло. Сестра не отреагировала. Чему удивляться? С такой потерей крови...

Я метнулась вперёд и вцепилась в ледяную руку сестры, безжалостно пачкая новый наряд в кровь:

— Анит, смотри на меня. Анит!!! Ради богов, не дёргайся. Где рана? Что с тобой сделали?

Сестра всхлипнула, её лицо исказилось. Выругавшись, я решительно задрала рубашку...

У Анит было кровотечение. На теле ран не было, кровь текла изнутри, большими, странными сгустками... Боги, да что с ней делали?! Кто это сделал?!

Я в панике огляделась. Надо остановить кровь — но как? Чем?!

— Сестрёнка, не уходи, потерпи... — пробормотала я и начала рыться в сумке. Луа дала мне немного снадобий про запас... Хоть бы помогло...

Я дала ей кровоостанавливающее, противовоспалительное, половину заживляющего зелья дала выпить, половину втёрла в кожу. Поток слегка поутих, но кровотечение не остановилось. По крайней мере, до больницы я её довезу, а там посмотрим...

— Какого тэла вы тут орёте, лярвы неблагодарные?! Папочка о вас заботится, всё для вас, косоруких, делает... Опа! Ниа? Гля, какой ты фифой стала, маленькая моя! Прям смотреть тошно!

Я резко выдохнула сквозь зубы и постаралась говорить спокойно:

— Папа, Анит нужно в больницу, и я...

— Эгоистка! Толку эту шлюху в больницу везти — всё едино, подохнет! Лучше б отца пожалела, дала денежку... У меня, между прочим, хрипы в лёгких...

— Курить меньше надо!! Папа, протрезвей: Анит чем-то больна, ей плохо...

— Конечно, с чего б ей было хорошо? Залетела от встречного-поперечного, пусть отдувается!

Мне стало плохо:

— Анит — беременна?!

— Уже нет! Нам очередной спиногрыз не нужен! Заманта за бутылку всё сделала в лучшем виде, никого она уже не родит! А это, так сказать, наказание за глупость... Ниа, доча, ты такие глаза не делай, — запел он, приближаясь ко мне нетвёрдыми шагами, — Ну ты глянь на эту Анит — ни рожи, ни кожи... То ли дело ты у меня! Вся в меня, вся...

Меня замутило.

— Пьяный урод! — прошипела я, — Анит БЫЛА красивой, она была потрясающей, пока ты сам её своим друзьям не продал!!! Ты...

От ненависти меня трусило. Мы замерли друг напротив друга: я, испачканная в кровь с головы до ног, и он, облёванный, вонючий и пьяный. И мы смотрели друг на друга одинаковыми глазами... — Лярва! — пощечина обожгла лицо, и я упала на пол, в лужу крови.

Мой отец навис надо мной:

— Вырастил дочь, называется! Неблагодарная дрянь! Наверняка того, кто это всё подарил, ты хорошо поблагодарила... Ничего, моя хорошая! — прошипел он, медленно расстегивая ширинку, — Ты у меня сейчас попляшешь...

От ужаса я оцепенела. Это было ужасно глупо — я ведь знала, что он такое, — но в тот момент меня, кажется, просто перемкнуло.

— Папа, что ты делаешь? — прошептала я испуганно, глотая невесть откуда взявшиеся слёзы. Мне самой стало страшно от того, как по-детски прозвучал мой голос.

Не знаю, что со мной случилось, но я словно оцепенела, не реагируя на происходящее. Я не двигалась, когда он схватил меня за волосы и поднял, как куклу. Я только вздрогнула, когда с треском порвалось на мне новое платье. Он оскалился и притянул меня к себе...

Вот тут меня и перемкнуло. Не знаю, что произошло, правда, но я почувствовала себя так, словно только что приняла лара-ти. Мир перед глазами поплыл и подёрнулся алой пеленой. Я отчаянно забилась в его руках, но он вцепился мёртвой хваткой. Ярость заплескалась в моей душе, и я сама вцепилась в него, когтями и зубами, отчаянно молотя ногами по воздуху.

Кажется, боги услышали мою молитву — я исхитрилась попасть ему по колену. Он потерял равновесие, и мы в обнимку рухнули в лужу крови. Он зарычал и принялся меня бить. Я окончательно озверела и, извернувшись, вцепилась ему в глотку зубами, изо всех сил пытаясь разгрызть кожу. Он заорал, попытался сбросить меня. Я, как зверь, вцепилась мёртвой хваткой. Вообще, в нас обоих в тот момент мало было человеческого...

Я сумела-таки прокусить кожу, и в рот мне хлынула солоноватая жидкость с неприятным привкусом. Он взревел, как раненный зверь, и сумел-таки отшвырнуть меня от себя. Я ударилась спиной о косяк, мир взорвался болью. Он снова навалился на мена, разрывая остатки одежды, но я исхитрилась вывернуться и опроместью кинулась прочь. Он потянулся, чтоб ухватить меня за ногу, но пьянство принесло свои плоды — он промахнулся. Я же, поскользнувшись на немытом полу, на полной скорости влетела в кухню...

Вот тут он меня снова нагнал, впечатав спиной в стол, и вцепился в моё горло, отчаянно ругаясь. Мне перехватило дыхание, в глазах потемнело, но руками я продолжала слепо шарить по столу в абсурдной надежде...

Я даже не сразу поняла, что угодило мне в руки. Я просто покрепче стиснула ладонь — и начала бить. По рукам потекло что-тёплое, он захрипел, хватка на моей шее ослабла — но я продолжала бить...

Я не помню, как всё это кончилось. Кажется, он упал, и я метнулась вперёд, к нему. Я поняла, что у меня в руках нож, что он истекает кровью и, кажется, уже не дышит, но мне было наплевать. Я перехватила оружие поудобней и начала снова бить его, глядя, как всё вокруг заливает алым. В мозгах что-то основательно перемкнуло и заклинило, осталась одна мысль: "Ненавижу!"

— Ниа! Боги, боги... Ниа! Ниа, ты жива? Папа! Что ты сделала?! Ниа, что ты натворила! — в алый туман моих мыслей вклинился вопль. Я подняла глаза и увидела бледную, дрожащую Анит, вцепившуюся руками в стенку.

— Что ты натворила?! — выдохнула она, — Это же наш отец! Как ты могла?!

Мне стало вдруг очень холодно и страшно. На губах стоял привкус крови, запах смерти витал в воздухе, а ладонями я упиралась в изрезанный кусок мяса, который когда-то был...

Меня начало трясти, из глаз хлынули слёзы. Боги великие, что теперь делать? Я убила его...

На меня напал ступор, я застыла, глядя в одну точку и не реагируя на раздражители. Краем уха я слышала испуганные крики Анит, причитания...

Очнулась я только тогда, когда хлёсткий удар обжёг щеку. Сквозь пелену слёз я увидела перекошенное лицо матери. Поняв, что я уже реагирую на реальность, она вцепилась мне в волосы и завизжала:

— Ты! Ты отца убила, мерзавка! Ничего, я ещё отдам тебя страже, они с тобой позабавятся, и, надеюсь, прикончат! Тварь! Мразь!

Меня затошнило:

— Мама, — пробормотала я, — Он хотел меня... он собирался...

— И что? Это всего лишь значит, что ты, мерзавка, крутила перед ним задом, разрушая нашу семью! Ничего, я тебе сейчас рожу-то подпорчу... — прошипела мать, хватая молоточек для отбивных. Я посмотрела на зарёванную Анит, смотрящую на меня полным ненависти взглядом, на труп на полу — и поняла, что мне уже на всё плевать... Я прикрыла глаза...

— Руки! Застыли, подняли руки! — рявкнул кто-то. Послышался топот, ругань, звуки ударов. "Стражники, — мелькнуло в голове, — Почему так быстро?! Нет, меня тут нет. Я в домике..." Я сжалась, как эмбрион, и поплотнее закрыла глаза. Я маленькая, меня тут нет... я не здесь, я далеко... мне не страшно и не больно...

— Не трогайте меня! — завизжала мамаша, — Это она убийца, она! Она ни за что ни про что прирезала собственного отца!

— Мальчики, заткните её и вяжите.

От звука этого голоса с меня слетело оцепенение. Подняв голову, я натолкнулась на изучающий взгляд раскосых громадных глаз. Лилия?!

— Сфинкс, ты — идиотка, — сообщила мне женщина задумчиво, после чего повернулась к одному из стражников, — Помоги девочке — видишь, ей плохо? Осторожно доставь её в особняк Лилий.

— Она — убийца! Убийцам место в тюрьме! — воскликнула Анит. Губы Лилии искривились:

— Молчать! Тебе, детка, там, может, и место. Криминальные аборты, знаешь ли, дело серьёзное... а вот жизнь у нас такая, что в тюрьмах сидят не убийцы, милочка... а идиоты. Мальчики, вешайте всё на старшую! И уберите это быдло.

— Вы не смеете...

— И девку вяжите — за проституцию. Пусть отрабатывает!

Я не выдержала:

— Лилия, моей сестре плохо! Ей нужен врач!

На губах женщины зазмеилась улыбка:

— Ты отдала ей свои зелья, правда? Самоотверженный поступок... а потому — глупый. Как тебе её благодарность? То-то же, малышка. Ей не нужен врач, Сфинкс. Она — взрослая. Пусть платит за ошибки! И запомни: не строй из себя святую. Они погибают рано, в бедности и от рук тех, кого защищают... Но у тебя будет шанс прославиться посмертно, конечно... Если твоё имя понадобится ради какой-то великой идейной игры. Но тебе это вряд ли принесёт дивиденды... Мальчики, уведите её отсюда.

Я дёрнулась было вперёд, но мир перед глазами поплыл. Последнее, что я услышала — это тихие ругательства Лилии. Дальше — темнота...

Очнулась я в мягкой постели, пахнущей цветами. Одного взгляда на роскошные белые шторы и алую лилию на подоконнике мне хватило, чтоб понять — я в особняке Лилий.

Тело болело, я попыталась встать, но не смогла — голова дико кружилась. Было и жарко, и холодно одновременно. Но память, как назло, была чистой, как стёклышко...

И я пыталась встать, снова и снова, но падала на подушки. После очередной неудачной попытки дверь со скрипом приотворилась, и в комнату вошла Лилия:

— Никак не угомонишься?

Облизав пересохшие губы, я тихо уточнила:

— Почему я здесь?

Лилия картинно закатила глаза:

— А где? Извини, после твоей выходки на покои получше можешь не смотреть!

Я покачала головой:

— Я не о том... почему стража не забрала меня? Я ведь убила человека...

Женщина посмотрела на меня, как на полную идиотку:

— Деточка, ты — дура. Какого человека? Люди — на Дне не живут. Если б ты прирезала кого из клиентов — тогда, конечно, откуп я б платить не стала. А так... Чтоб ты знала, доблестная стража закрывает глаза на смерть такого, как твой отец, за один золотой.

Я нахмурилась:

— Подожди. А что напишут в отчете?

Пожатие плеч:

— Семейная ссора, жена прирезала мужа. Все бумажки уже готовы, не переживай.

— Моя мать сядет в тюрьму?!

— Тебя это волнует?

— Но...

Вздох:

— Сфинкс, не строй из себя святую, а то я поверю! Скажи, ты готова сейчас всё переиграть и занять её место? И в пятнадцать очутиться в милом местечке, где, с учётом твоей фигурки и мордашки, тебя ждёт развеселая жизнь девочки для очень особых нужд? Так учти, заключённые — дамы с гонорком, они любят крайне пикантные развлечения. Тебе распишут тело шрамами и татуировками, лишённая поддержки, ты будешь переходящим призом, причём как для тюремщиков, так и для местных хозяюшек, сорокалетних, короткостриженных извращенок, которые будут изображать мальчика. И — ты не будешь получать посылок от матери, уж поверь, и от сестры — тоже. И мне ты доход принести не сможешь, а значит, будешь не нужна. Нравится перспектива?

Я поморщилась и спрятала глаза. Это правда, конечно, но...

— Лилия, а что с Анит?

— А что с ней? Подыхает, наверно. Или уже — не знаю, она в больнице, в общей палате, с маточным кровотечением.

Я подскочила:

— Лилия! Я сделаю все, что...

— Стоп! Сфинкс, можешь даже не просить. Я не стану вкладывать громадные деньги в лечение этой девочки. Это не имеет смысла. Не перебивай! У неё двенадцать серьёзных венерических заболеваний, она делала аборт почти на третьем месяце у какой-то подпольной живодёрки. Она всё изодрала ей непродезинфицированным малопонятным инструментом, наверное, проволокой, но судить не берусь. Пойми, твоя Анит — сломанная кукла. В этом нет смысла.

— Она не виновата!

— Никто никогда не виноват. Есть слабые — и сильные. Твоя сестра — слабая. А ты?

Я прикусила губу и задумчиво посмотрела на Лилию. Я поступлю глупо и опрометчиво, если открою перед ней душу — она из первой группы, на жалость давить не стоит, да и не поймёт она меня, я только дам оружие против себя ей в руки. Но, с другой стороны...

Я отвернулась к окну и тихо заговорила:

— Лилия, пойми — она вырастила меня. Да, с тринадцати она пошла по наклонной, но — она пеленала меня в детстве, рассказывала идиотские сказки, заплетала мне волосы. Она любила петь мне песенку про танец синеньких мушек. И я — не могу не попытаться спасти её. Я не останусь в долгу...

— Нет смысла, Сфинкс. Просто нет. Я понимаю тебя, но знай: ты поступаешь так из юности и глупости. Тебя не должна заботить её судьба. Ты — сильная. Наплюй и иди дальше.

— Наплевать?

— Да. Главное качество — равнодушие. Не научишься закрываться от мира — сгоришь, причём невесть ради чего. Знай: только дети верят в то, что люди значат друг для друга что-либо. Взрослые понимают: нет на свете твари неблагодарней и равнодушней, чем человек. И ты должна осознать это, Сфинкс, если хочешь выжить. И твоя сестра — умрёт.

— Тогда я уйду!

— Уходи. Только вот куда пойдешь, малышка? Обратно — на Дно?

Я сцепила зубы. Лилия невесело усмехнулась:

— То-то же! Подумай об этом, а пока что — вот, держи.

На простынь рядом со мной опустился ветхий алый томик. Я нахмурилась:

— Что это?

— Это? Сокровище, Ниа.

Нахмурившись, я взяла книгу и прочла: Тимин Арсан, "Зов ночи"

Лилия заговорила:

— Тимир Арсан — самый неоднозначный человек за всю историю королевского рода. Он отказался от титула ради женщины, принимавшей лара-ти, рабыни, иностранки из знатного рода, потерпевшего крах. Он изучал человеческую природу, Сфинкс, до самой глубины, политику, устройство стран, способы манипуляций... Он написал больше семнадцати книг, и все они сегодня запрещены. Ты держишь в руках вещь, которую не найдёшь ни в одном магазине. Она стоит около ста золотых. Для сравнения, безнаказанно убить быдло с Дна — один золотой. Сама понимаешь... Так вот, детка, "Зов Ночи" — едва ли не единственная в своём роде научная работа, изучающая три категории людей, которых обычно никто не стремится понять. Ну-ка, открой страничку первую! Читай вслух.

— Посвящая несчастным людям, которых не любили в детстве или не смогли понять, которые боятся любви, которые убивают — из корысти, из мести, из страха; жалея, что нельзя осудить тех, кто их сделал такими.

— Убийцы, — усмехнулась Лилия, — Страница двести сорок?

— Посвящая тем, кто не умеет жить так, как окружающие, кого манит запах риска и игры, кто всю жизнь ловит лёгкие деньги, как иллюзию, и искренне верит, что заполнит ими пустоту внутри...

— Воры и мошенники. Страница Триста сорок девять!

Облизав пересохшие губы, читаю:

— Посвящая раздел несчастным девочкам, разного возраста, разной внешности, но тем, кто гибнет сотнями в тёмных подворотнях, кто отдает себя за бесценок — чтоб люди поняли, что они при любом раскладе чище, честней и светлей, чем те, кто их заказывает...

Лилия рассмеялась:

— Самый большой раздел. Угадай, кому посвящен?

Лилия рассмеялась:

— Самый большой раздел. Угадай, кому посвящен?