На задание, разумеется, мы вылетели гораздо раньше установленного времени. Прямо с места мы, набрав триста метров высоты, хищно скользили парой над джунглями, широко раскинувшимися под нами, как только прошли над окраиной городка. В приказе генералов не совсем ясно детализировались места танковых прорывов, поэтому мы с Белояром решили вначале произвести разведку, найти места танковых прорывов противника, определить наиболее слабые места в нашей обороне и только тогда атаковать противника. Несколько минут полета и под нами раскинулась панорама городка.

Белокожий генерал несколько преувеличивал, когда говорил о разрозненной обороне городка, два раза облетев периметр городка, мы так и не заметили каких-либо оборонительных укреплений, не увидели ни одного танка и ни одного вооруженного солдата на его окраинах. В городке все было тихо и спокойно, на улицах были видны мирные жители, их было немного, но они были, спешили по своим делам и время от времени посматривали в небо, где наши истребители бесшумно скользящими над их головами.

Правда, в одном месте на северо-востоке городского периметра наблюдалась небольшая группа танков и несколько пехотинцев, которые, расстегнув ворот комбинезонов, бродили полю с желтыми одуванчиками. Присмотревшись внимательнее, мы с Белояром заметили, что они собирают в кучки других чернокожих ребят, зеленый мундир которых позволял им хорошо прятаться в высокой траве этого поля с белыми одуванчиками. И те и другие чернокожие ребятишки были очень похожи друг на друга, единственное различие между этими чернокожими парнями было в окраске их одежды — у одних он был ярко-зеленый, а у других — темно-зеленый. Мы с Белояром, имея малый опыт боев в Африке, заколебались и не знали, кого из этих ребят нужно потрепать. Запрашивать уточнение задания у нашего Генерала было поздно, да и бесполезно, когда мы залезали в кабины Х76, он с белокожим генералом выбирал сорт водки "Абсолют" для обмывания знакомства. Поэтому мы решили положиться на интуицию и атаковать тех, у кого были танки.

Барражируя над городком, мы так и не увидели ни одного танка и ни одного солдата, а те несколько танков в рощице никуда не двигались, но и не выражали особой враждебности, поэтому мы не знали, можно ли их атаковать?! Но судьба в этом боевом вылете была на нашей стороне, вдали на дороге заклубилось облако пыли, подлетев к нему поближе, мы увидели пылящего по дороге заправщика, который, по всей очевидности, спешил к танкам. Все становилось на свои места, вражеские танки не могли атаковать городишко только потому, что у них не было солярки для двигателей. Как только они заправятся, то городишку придет конец, через несколько минут танки будут на его окраине, а защитников и оборонительных укреплений там никогда и не было..

Пока мы метались над полем боя, выясняя, где противник, а где защитники городка, то на нас никто не обращал внимания, танкистам и солдатам было лень в такую жару поднимать головы и смотреть на раскаленное солнце, а звука работы двигателей они не слышали, ведь наши Х76 имели бесшумные двигатели. В этот момент мы с Белояром обратили внимание на омерзительную картину, развернувшуюся внизу на поле с одуванчиками. Ребята в темно-зеленых мундирах ставили на колени ребят в ярко-зеленых мундирах и, когда те вставали на колени и опускали головы, начали одними ножами отрезать головы своим пленным. Ни один из пленных не сопротивлялся, а безропотно подставлял шею под ножи убийц.

Эта картина задела нас за живое, на наших глазах происходило убийство военнопленных, которое было запрещено всеми международными конвенциями и которое было нельзя оставлять безнаказанным. Мы резко развернулись и в пологом пикировании ударили двумя ракетами по заправщику. Ракеты взорвались точно под колесами автоцистерны, она полыхнула ярким пламенем, которое рвануло вверх и тут же скрылось под клубами дыма, которое под своей тяжестью накрыло дорогу, а дым стал заволакивать поле с одуванчиками. Краем глаза я заметил, как неизвестно откуда выскочили танкисты, которые были чернокожими, полуголыми, но со шлемофонами на голове, и вприпрыжку помчались к своим танкам. Далее мы работали пулеметами и пушками, Белояр первым делом решил расправиться с чернокожей зондеркомандой, тщательно отстреливал из пулемета убийц своих собратьев и не успокоился до тех пор, пока не покончил со всеми ними. Затем Белояр чуть довернул свой истребитель и короткой очередью проредил число бегущих вражеских танкистов, он старался расстрелять их до того момента, когда они не смогли укрыться в танках.

Я же решил сосредоточиться на танках противника и, работая, как на учебном полигоне совершал одну атаку за другой, боевой разворот следовал за боевым разворотом и с каждым разом в рощице загорался очередной танк противника. Когда счет горевших танков дошел до семи, то у меня кончились боеприпасы, нужно было возвращаться на базу для пополнения ракет и боеприпасов. Мы развернулись, приподнялись на высоту в пятьсот метров еще раз прошлись над полем боя, ведя контрольную видеозапись. Горели семь танков, пять — мои и два — Белояра. Горели три БТР, нашего, кстати, производства, все они были уничтожены Белояром, а поле с одуванчиками было покрыто трупами в мундирах темно-зеленого цвета. Мы сожгли роту танков и положили роту вражеской пехоты. Во время боя с земли не раздалось ни одного винтовочного или пулеметного выстрела по нашим истребителям.

Мы и не заметили, что в воздухе мы провели несколько часов, поэтому приземляться на базе пришлось уже в сумерках, в тропиках ночь падает рано и всегда неожиданно. На базе не было ни единого огонька, а только несколько костров окаймляли нашу взлетно-посадочную площадку. Выйдя на эти костры, мы мягко приземлили Х76 в створе костров. Нас никто не встречал и не интересовался результатами боя. Кроме обезьян, которые с бананами собрались погреться у костров. Я послал Генералу мыслеобраз с информацией о нашем прибытии, но, когда прошло тридцать минут, а за нами так никто и не появился, то понял, что командир или слишком занят, или находится в отключке.

Костры догорали, темнота сгущалась и нас с Белояром окружили обезьяны из джунглей, которые сжимали свое окружение и подходили к нам все ближе. Они начали бросать в нас свои бананы, словно хотели напомнить, что за весь день у нас не было ни капли воды, ни крошки хлеба. Поэтому с отвращением в душе я, отбиваясь от обезьян, поедал бананы, которые бросал мне Белояр, а он тем временем пожирал их десятками. От наглых обезьян мы просто отмахивались, чем могли. Однажды, когда мартышки особенно надоели, то Белояр вытащил из кобуры "магнум", задумчиво посмотрел на него, а потом на обезьян и решительно сунул пистолет обратно в кобуру, передумав отстреливать мартышек. В конце концов, Белояр не выдержал и попросил меня срочно связаться с капитаном Т.Т. Трезоровым. Только я послал информационный мыслеобраз своему четвероногому другу, как в темноте послышался топот множества человеческих ног. Мой капитан был не способен так быстро отреагировать на наш крик о помощи, поэтому это мог быть только враг. Когда появился враг, то это было ужасное зрелище, враг оказался невидимкой, в тропической темноте вражеское присутствие выдавали белки глаз и жемчужно-белые зубы в его ртах, все остальное было покрыто мраком темноты и неизвестности.

Но нам не стоило готовиться к последней схватке с этими людьми-невидимками, как оказалось, они были добровольцами особого отряда специального назначения, который в наше отсутствие сформировал капитан Т.Т. Трезоров.

Глава 4

Память моментально отреагировала на появление изображения этих двоих новыми воспоминаниями.

— Белояр! Капитан! — Попытался я изо всех сил произнести имена дорогих мне людей, но в ответ так и не услышал ни единого звука, губы моих друзей шевелились, но ни звука не долетало до моих ушей.

Отсутствие звукового сопровождения изображения я приплюсовал к своему плохому состоянию. Но, как приятно было вновь увидеть лица старых друзей! А ребята, словно услышав мой беззвучный призыв, повернули головы и стали вглядываться в мою сторону. Теперь они смотрели мне в глаза, но по их по выражению их лиц, можно было бы понять, что меня они не видели. Таким образом, создавалось впечатление о том, что они услышали или почувствовали мой крик-призыв, но так и не разобрали, что именно в нем содержалось, и реагировали на него чисто интуитивно.

— Нет, это не совсем правильное понимание произошедшего случая, — вдруг вмешалось в ход моих мыслей внутренний голос, — люди другого мира не услышали твоего призыва. Они почувствовали на грани интуиции, что кто-то смотрит на них. — Высказав точку зрения, внутренний голос бесследно растворился в окружающей сознание черноте пространства.

Хоть это пространство было окрашено в черный цвет, оно не тревожило сознания, а в некоторой степени успокаивало душу и сердце. Но сейчас я почувствовал, что не являюсь неразделимой частью этой черноты и этого пространства. Если внимательно разобраться в том случае, о котором упоминал внутренний голос, то можно было бы прийти к заключению, что мои друзья все-таки услышали мой призыв, но он дошел до них не по звуковому каналу, а несколько иным образом, которое не имело под собой физической основы объяснения данного феномена. В памяти зажглась и замигала лампочка зеленого цвета, словно подтверждая, что ты находишься на верном пути и продолжай размышлять в этом направлении.

— Телепатия! — Мысленно прошептал я. Но для передачи мысли на расстояние не требовалось, чтобы двигались лицевые мускулы и губы человека.

Вздрогнув, я осознал, что с этого момента я слышу свой голос и слова, которые он произносит. Значит, в эту минуту ко мне вернулись зрение и слух.

Окружающая меня среда заполнилась различными звуками. В этой какофонии звуков не было чего-либо незнакомого мне, каких-либо незнакомых звуков. Пространство наполнилось ритмичными звуками, напоминающими дробь барабана или биение пульса сердца. Помимо звуков ритмики слышался поскрипывание костей или трение шейных позвонков, когда я ворочал головой, сгибал ноги в коленях или руки в локтях. На первых порах я слышал даже легкий шелест скольжения по глазному яблоку поднимающихся и опускающихся век глаз. Было несколько непривычно воспринимать все эти, неслышимые в обычной жизни звуки, но через небольшой промежуток времени мой слух восстановился, и само сознание упорядочило их звучание, оно смикшировало, привело к единообразию эту какофонию звуков, убрав из диапазона слышимости ненужные или ранее не слышимые звуки.

С этого момента мой слух улавливал только звук равномерно бьющегося сердца.

???

Мы разместились в доме колониальной архитектуры, который нам всем понравился. Это только на вид он казался неуклюжим и неустроенным, а когда мы вошли в него, то он принял нас с большим гостеприимством, распахнул все двери, продемонстрировав нам свою приспособленность к тому, чтобы в нем проживало четыре человека. Или, если уж быть совсем точным, то три человека и собака. Он был построен белыми людьми задолго до нашего с Белояром рождения, в старые добрые колониальные времена Африки. Главное, дом строился белыми людьми и для белых людей. Причем, он был отлично размещен на берегу небольшого озерка с красивыми видами из окон на это озерко. Да и сама постройка была крепкой, так как строилась на века и, как мы сами часто говорим, был построен на совесть. Он имел два этажа с широкими и светлыми коридорами на каждом этаже, по которому могла бы промаршировать целая полурота солдат. На каждом этаже дома была широкая веранда, на которую выходили двери жилых помещений, и на которой было так приятно по тропическим вечерам пить чай с ватрушками.

Нижний этаж дома отвели для нижних чинов, где разместился капитан Т.Т. Трезоров со своим чернокожим подразделением и арсеналом легкого и тяжелого вооружения, а также непонятно почему и наш Генерал. По всей очевидности, из-за того, что в день переезда он оказался не способен по лестнице подняться на второй этаж, поэтому и предпочел остаться на нижнем этаже, который случайно был предоставлен нижним чинам. Мы же с Белояром оккупировали второй этаж и поделили его поровну между собой, левую половину занял я, а правую — Белояр. Каждому из нас досталась целые анфилады больших и светлых помещений с кондиционерами, иначе невозможно было в этих помещениях находиться и минуту из-за жары за окнами. Я был счастлив, переходя из одного помещения в другое, наслаждаясь уютными интерьерами и комфортабельной мебелью, которая была древней по виду, но ощущалось, когда располагался на этой мебели, что мастер приложил немало сил и старания по ее изготовлению. Она в отличном состоянии сохранилась до наших времен, а сами помещения этого дома с мебелью напоминали экспонаты этнографического музея.

Все это время, осматривая свои новые владения, я пребывал в гордом одиночестве, а Белояр и Генерал, по всей видимости, занимались аналогичным делом и поэтому не беспокоили меня.

Но мое личное счастье продолжалось недолго, когда я вернулся в первое от лестницы помещение, то нос к носу столкнулся с деловым и четвероногим другом-варваром в чине армейского капитана, который устанавливал крупнокалиберный пулемет в одном из окон дома. На мой непонимающий взгляд, Трезор Трезорович коротко буркнул, что из окна прекрасно просматривается скрытые подходы к дому и из этого окна хорошо вести кинжальный огонь на поражение из пулемета, вот он и оборудует временную огневую точку, при этом, не уточнив, в кого и зачем он собирается стрелять. Когда капитан заталкивал этот пулемет на подоконник, то разбил стекло и сломал кондиционер, иными словами данное помещение превратил в проходную комнату, так как в ней установилась несусветная жара, и постоянно держался жуткий смрад от оружейного масла. Зная несносный характер капитана, я решил не идти у него наповоду и ограничить зону его ответственности. Крепко ухватив за ухо собаку-вандала, я потащил его в другое помещение, где ткнул носом в пол и приказал, чтобы его грязные лапы не переступали порога этого помещение. Капитан согласно вильнул хвостом, вырвал свое ухо из моих рук и, как ни в чем не бывало, легкой трусцой вернулся в первое помещение для завершения работы по оборудованию временной огневой точки.