Черный, черным, по-черному

Есть у меня свойство, у других, наверное, тоже, у кого больше у кого меньше, но у меня есть точно: я как-то умею загрузить трудно решаемую мыслительную задачу в подсознание. Прямо как грязное белье в стиральную машинку-автомат. Как конкретно что там делается — не знаю, а результат — бывает вполне приличный. Не всегда, понятно. Правда, для этого всего-навсего нужно грызть и точить задачу много часов или даже дней подряд, неотступно и неустанно, тогда загрузится.

В данном случае я вдруг вспомнил, как начинал играть в настольный теннис. Я — правша, истинный, не переученный, и нормальные правши по преимуществу бьют справа-налево, я — прекрасно бил слева-направо, что делают немногие любители, а по-нормальному — нет! Все видел, все повторял, — не выходило. Тело не понимало, — и делай, что хочешь! Со временем освоил, но ощущал это так, как будто переделывал технику удара "слева" под правую сторону.

Наутро пульнул гранату, но не как положено, а правой рукой — снизу вверх, откуда-то из района левого паха, повернувшись к цели правым боком, и получилось неожиданно прилично. Наставник глянул, и выдал вердикт:

— Как будто поссал и отряхнул элемент. Ладно, теперь развивай...

"Элементом" он почему-то именовал хуй. Вообще, надо сказать, он по какой-то причине избегал ругаться матом в моем присутствии, хотя, безусловно, умел и пользовался в общении с другими. А насчет гренадерских умений скажу: с этого момента пошло, и даже вполне прилично. Со временем освоил даже классический способ, хотя точнее будет сказать: "Способ, с виду похожий на классический". На самом деле общего между ними столько же, сколько у акулы и дельфина. Метание с левой руки, — совсем отдельная статья, но тоже справился. Можно даже сказать, что это стало моей собственной "изюминкой" в бою на коротких дистанциях, с использованием "огнестрела", или без. Могу сказать, к примеру, что на близких дистанциях гайки, свинчатки, шарики от крупных подшипников и даже галька мало чем уступают пистолету при работе против человека, не защищенного бронежилетом и каской. Шарик от подшипника хорош на дистанциях поближе, булыжник — на больших расстояниях. С восьми — десяти метров ворон бью даже на лету, но воробьев, разумеется, только сидячих. "Взрослая" рогатка и вообще серьезное оружие, но про это и без меня знают довольно многие.

Поглядев, как он гоняет взрослых парней, ожидал, что нечто подобное предстоит и мне, но нет. Ни тебе кроссов на десять километров по пересеченной, ни марш-бросков с полной выкладкой. Стрельба, боевое перемещение, препятствия, работа холодным оружием, "связки" в штурмовых действиях, бой в траншее — сколько угодно, а собственно тренировки выносливости и терпения, — только постольку-поскольку. Улучив момент, я поинтересовался данным обстоятельством, а он даже несколько удивился.

— Ты учись. Работать будешь потом. Тренировка — это работа, а ты маленький. Твоя работа расти. Кушяй хорошо.

Похоже, он категорически отделял наработку навыка, — от собственно тренировки, и не гнал лошадей. Подумав, я нашел в таком подходе определенный смысл: пока нет гормонов, туманящих мозги, надо тренировать нейроны, будут гормоны, отращивающие мясо, наступит пора тренировать мясо на мускулы. Да и, откровенно говоря, наработка навыков в соответствии с теми требованиями, которые спокойно, без грубости, просто и четко проговаривая, чем недоволен, предъявлял гвардии майор, выматывала так, что я едва таскал ноги. Кроме того, марш-броски с кроссами у парней были не каждый день, а мои многообразные нагрузки именно, что каждый, когда больше, когда меньше, но неукоснительно. И насчет "кушай": здоровье у меня улучшилось значительно, я стал выносливым и терпеливым, костяк и мускулы все-таки развивались, но был все-таки уж слишком тощим. Что бы мне ни говорили, но лишнего худым, это ни к чему.

И про стрельбу. С этим у меня, слава богу, исходной "порчи" не было, со способностями все обстояло, по словам Камала Фархадовича "нярьмально", и за четыре года он меня надрессировал очень прилично. При этом он беззастенчиво пользовался своим особым положением, так что я за это время успел спалить чертову уйму патронов. "Мелкашка", "стечкин", "марголин", ПМ, обычная "трехлинейка", снайперка с диоптрическим прицелом, СВД. Настоящие винтовки, понятно, только с положения лежа: не то, чтобы я уж совсем не мог их удержать, но элемент борьбы с весом и сильной отдачей влиял все-таки слишком сильно на человека весом тридцать пять — сорок пять килограммов. С колена и положения стоя стрелял только последние года полтора, до тринадцати с половиной. Разумеется, — "АК", стрелял много, освоил очень недурно, но мастерства своего наставника так и не достиг: тут все-таки нужна не просто "нярьмальная", а какая-то особая генетика.

А в остальном — да, я нормальный такой снайпер, при желании брал, в том числе, первые места на соревнованиях приличного уровня, призовой стрелок из пистолета, автоматчик. Все это звучит хвастовством, при этом не отражая реального положения вещей. Русский язык, действительно, гибок, богат и выразителен, но и, подобно любому другому, имеет свои ограничения. Для некоторых вещей и явлений на других языках есть адекватные понятия, которые в нем отсутствуют. Например, умение вести подавляющий огонь, прижимать к земле пулеметчиков на позиции, ослеплять амбразуры, — умение важнейшее, но к "снайпингу" не относится. У тех же американцев есть очень емкий термин: "ганфайтер". "Ган" — пушка/ствол, "файтер" — боец/борец, так что на русский это можно перевести примерно, как "мастер боя с использованием огнестрельного оружия". Потому что у нас "стрелок" — это человек, вооруженный легким огнестрельным оружием, автоматчик, — соответственно, автоматом, пулеметчик — состоящий при пулемете, и нигде не говорится об их умении воевать. О том, есть ли хоть какой-нибудь толк в том огнестреле, при котором они состоят. А если человека называют "ганфайтером", то сразу же становится ясно, что кун-фу против него не то, что бесполезно, а просто вредно: только устанешь перед смертью. И то же самое относится к подручным средствам, дамасским кинжалам и фамильным катанам с двухсотлетней историей. Так что правильнее сказать, что он вырастил из меня приличного ганфайтера.

Когда он объяснял, в чем состоит смысл автомата и учил меня "прижимать" врага огнем, не давать ему высунуться, прикрывая атакующих, то сказал все-таки:

— Но я, когда моя очередь прикрывать, цяссе все-таки попадал.

Вот в это я верю. Хвастуном Камал Шарафутдинов не был.

Кем он был? Это не так просто. Вот, говорят, что, мол, рядом с таким человеком хорошо воевать, если, не дай бог, придется. Это как сказать. Да, обучит, да правильно построит бой, не сделает глупостей, выручит, если это только возможно. И он же без колебаний положит вверенный ему личный состав, если это необходимо для выполнения приказа. Так что, все-таки, солдат, безупречное орудие на службе государю, практически полностью лишенный собственных целей.

В отличие от меня, вы не слыхали ни о "Прокопьевском" кладе в 1974-м году, ни о "Вересовском", в 1981-м, соответственно, и теперь уже не услышите, потому что оба выкопал я, в 1969 и 1970. Прессу звать не стал. Беда в том, что превратить клад в нормальные деньги куда как непросто. А если тебе одиннадцать лет, то сложности возрастают на порядок. Да и клад кладу — рознь. Золото, драгоценные камни и прочие пиастры попадаются, дай бог, в одном кладе из десяти, хотя и сами клады, как известно, вещь нечастая. Чаще всего в кубышках попадается что-нибудь гораздо более невзрачное. Вот и у меня: подумаешь, сто двадцать два серебряных царских рублевика девятнадцатого века. Так? Так, да не так. Это для того, кто закопал их лет восемьдесят тому назад, все они были примерно одинаковыми, а вот я выяснил, что они очень даже неодинаковые. Например, шесть "гербовых" 1811-го и одиннадцать 1844 шли аж по двести, или около того, были и другие недешевые экземпляры, от пятидесяти и до восьмидесяти за штуку, но и прочие стоили не менее десятки. Но тут во весь рост встает вопрос: кому и как продать? Мамонтовых и Третьяковых в стране победившего социализма нет, поэтому дорогие и даже сверхдорогие коллекции в СССР делались единственным способом: многолетней, постепенной покупкой задешево уникальных вещиц у лохов. По-другому стоящие коллекции не собираются. А у пацана "экземпляры" скорее всего попросту отнимут, застращав и надрав на прощание уши. Для меня, в моем положении, попытка получить всю прибыль без потерь и затрат вообще находилась за гранью реального. Коллекционерам ЖИЗНЕННО необходимы лохи? Они их получат. Рыбак и наживка в одном флаконе, — это может оказаться забавно. Только на то, чтобы найти подходящую кандидатуру, мне потребовалось четыре месяца.

Он происходил откуда-то с запада, из Белоруссии и не имел буквально ни одного из положительных качеств одесских евреев, ни их остроумия, ни очаровательного сленга, ни заразительно жизнелюбия. Зато сколько угодно въедливой занудности. Причем это становилось ясно с первого же взгляда.

— Ну уже покажите, что там у вас, молодой человек... Только учтите, что мне это года три как неинтересно, и если бы не просьба Витеньки...

С такой внешностью только Шейлока играть. Цены б не было. А сколько брезгливой скуки на лице. Нет, этого не опишешь, это надо видеть. Я достал из левого кармана маленький сверточек из газеты "Молодой Коммунар" и суетливо развернул перед хозяином. Там находились четыре самых черных и плохо сохранившихся монеты из всего клада.

— Это что, — брезгливость в его лице превратилась в отвращение, — те самые кругляши, о которых говорил Витенька? Юноша, заберите этот мусор...

— Что, совсем ничего не стоят, — заканючил я, — а мне говорили...

Продолжая ныть, я начал заворачивать монеты назад, будучи в полной уверенности, что коллекционер непременно меня остановит. Дело в том, что одна монетка из четырех относилась к разряду довольно редких.

— Только потому что вы потратили время на посещение, — с этими словами он предельно небрежно, почти брезгливо взял одну из монет, — разумеется, ту самую, — по два с полтиной за экземпляр.

Я, временно остановив упаковочные операции, медленно, печально открыл портфель. Достал из него старинный, сильно потертый кожаный футляр, который выпросил у тетки Лены, старшей сестры бабы Тани, и, прикрыв его телом от старика, открыл. Разумеется, он попытался заглянуть мне через плечо: при небольшом росте он все-таки был повыше, и у него более-менее получилось. Там было на что посмотреть. Я изучил секреты английских дворецких, непревзойденных специалистов по чистке серебра.

— Раз пришел, так покажи уже остальное...

— Зачем? — Проговорил я самым проникновенным тоном, оборачиваясь. — Это слишком дорого для вас. Там нет ни одной монеты по два с полтиной. И даже по червонцу нет ни одной. И эта, — я вынул монету из его цепких пальцев, — стоит дороже. И вы это знаете лучше меня.

Он машинально дернул рукой вслед за ускользнувшей добычей, с недоумением глянув на осиротевшие пальцы, но куда там. Я уже укладывал монету, вместе с остальными тремя, — в футляр.

— За такие деньги я лучше оставлю их себе. Хоть обменный фонд будет.

— Мальчик, не капризничай. Так дела не делаются, поверь моему опыту...

— А вы больше не будете говорить глупостей? Пробовать наменять на грош — пятаков? Я пересмотрел все каталоги, какие нашел в трех библиотеках. Даже которые с "ятями", дореволюционные, знаете?

— Юноша... а как зовут вашу маму?

Михаил Соломонович умел перехватывать инициативу, этого у него не отнимешь.

— Чего?! А! Не Дора и не Сара. Даже не Мария. Так что тут вы ошибаетесь. Я не из ваших. Я еще хлеще. Как раз бабка по матери у меня урожденная Колычева, знаете?

— А, — он меланхолично кивнул своим классическим носом, — миллионщики. Из раскольников. Тогда да таки. У них бывает... Так почем продаешь, купчина?

— Я тут подсчитал. — Подал ему бумажку. — За все — про все выходит вот так.

Он печально улыбнулся.

— Доставайте свои серебряники, и я покажу вам, почему это не так.

Я прихватил с собой сорок одну монету, потому что сроду не любил класть все яйца в одну корзину, и он произвел разбор буквально по каждой. С параллельным указанием правил, по которым этот разбор проводится. Чем отличается отличное состояние от просто "очень хорошего", — и показал на примере своих, аналогичных. И какой бывает разница в цене между двумя этими категориями. Показывал мелочи, которые отличают между собой две, на первый взгляд, идентичные монеты, и по этой причине цена может различаться в десятки, сотни раз. О том, например, что одинаковых монет в разные годы чеканят порой очень разное количество, и уже разные годы влияют на редкость и цену. Лекция носила прикладной характер: она иллюстрировала, как именно формируется цена на тот или иной экземпляр. При этом мне показывали такие каталоги, причем, отчасти, самодельные, что я тихонько краснел за наивное, щенячье хвастовство своими познаниями. Но на это у него имелась своя часть расчета: подавить человека необъятностью эрудиции никогда не вредно, а между множеством тонких, мало кому известных фактов особенно легко просунуть какую-нибудь маленькую, полезную брехню. Или, что еще удобнее, полуправду. Заметив такую попытку один раз, я начал слушать с напряженным вниманием и не стеснялся в таких случаях перебивать.

— ... оптом, как известно, дешевле.

— С этим не поспоришь, но, все-таки, — до определенного предела. И товар бывает разный. Если купить всю партию, а новой не будет с гарантией, то цену можно установить такую, какая приятна лично вам. Монополию, Михаил Соломонович, тоже никто еще не смог отменить.

Но то, что я замечал кое-что, не значит, что я заметил все. Да и не надо: человек, который уж совсем не дает себя развести, представляет для купца мало интереса, а жадность продолжает регулярно губить фраеров. Я не гнался за максимальной суммой, я не гнался даже за "правильной" ценой, меня интересовала сумма психологически комфортная. Вот меньше, — плохо, а если столько — то и нормально. Это не только с ним, не только тогда, это, если хотите, мой жизненный принцип в отношении денег. А чтобы не считали лохом, полезнее поступить по-другому. Дать себя развести, пусть даже в мелочи, но явно, — а потом провести по отношению к умнику показательную акцию. Чтобы и сам зарекся, и другие на всю жизнь запомнили.

— Кстати, Женя (я, по ходу разговора, представился) учтите, что я не держу дома таких денег. В квартире вообще редко случается больше пятидесяти рублей одновременно.

— Не понимаю, с какой стати вы мне это говорите.

— На всякий случай, молодой человек. Понимаете, у дурных людей бывает расчет, что на шкета двенадцати лет не подумают, а вы, Женя, что-то уж больно красиво щиплете.

Надо признаться, что на такой эффект от своей выходки я не рассчитывал. Этот фокус знают многие, только по какой-то причине не хотят разбираться и как-то называть. Если сделать резкое движение, то любой человек отреагирует рефлекторно, как дикое животное. Если двигаться медленно, то понятно, — человек отреагирует вполне сознательно. Но есть этакий промежуточный темп движений, на который рефлекторная реакция уже отсутствует, а сообразить "по стандартной процедуре" обычный человек еще не успевает. Это — производит впечатление, хотя с какими-нибудь спецами этот номер, понятно, не пройдет. Нет, я и сейчас считаю, что поступил правильно, обозначить, кто есть кто, в подобных случаях очень полезно, но то, что меня примут за малолетнего наводчика воровской шайки, все-таки не ожидал.