| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Выскочив из купэ, он забежал к себе, и, помня привычку Виктора Малеева, достал из саквояжа свой второй наган. Спрятав его сзади за ремень, Антон вышел в коридор. К нему тут же подскочил взволнованный кондуктор:
— Ваше благородие, вы не могли бы пройти к начальнику поезда. В этот момент дверь тамбура распахнулось и в коридор забежали два пограничника. Увидев Строева они откозыряли:
— Ваше благородие, кажись засада впереди.
— Ну что ж, пойдём посмотрим, что за засада.
В коридоре второго к голове поезда вагона навстречу пограничникам попался начальник поезда.
— Ох, господа, я как раз за вами.
— Что стряслось?
— Красные флаги! С паровоза увидели обходчика — он бежал навстречу махая флагами, а потом его китайцы на лошадях догнали и на землю свалили. Бьют его сейчас.
— Далеко до них?
— Саженей восемьдесят не доехали...
— Так, ты — пулей по поезду и собирай солдат... — обратился Строев к одному из пограничников, — и если ещё среди пассажиров военных увидишь — предупреди, пусть оружие готовят!
— А ты — за мной! — это уже второму.
...
Выглянув с передней площадки первого вагона, Антон увидел примерно с десяток китайцев, кружившихся на лошадях вокруг человека, одетого в железнодорожную тужурку. То и дело кто-нибудь из всадников пинал несчастного, отчего тот падал на землю, но, вставая, всё рано упорно продолжал брести к поезду.
— Вот что братец, давай за мной до паровоза... И винтовку приготовь, но без команды стрелять не вздумай! — и офицер спрыгнул на насыпь.
"Что же это за планида у меня такая — в истории влипать?" — думал Антон, идя по насыпи. "Так и о тихой канцелярии мечтать скоро буду... Если доживу..."
Остановившись рядом с паровозной будкой, он сказал выглядывавшему из окна кочегару:
— Механика позови.
— Что вашбродь? — в окне показался пожилой железнодорожник.
— Вот что, уважаемый, я так понимаю, что впереди эти тати завал или что похуже устроили, а путеец нас предупредил, так?
— Похоже на то, вашбродь...
— Вас как зовут, уважаемый?
— Белоусов я, Валерий Иванович...
— Вот что Валерий Иванович, я сейчас попробую этого бедолагу выручить, ну а вы готовьтесь по свистку, — тут он показал зажатый в левой руке медный свисток — вперёд саженей на пятьдесят подскочить, а потом готовьтесь на реверсе уходить... Ну, я пошёл!
Отойдя на пару шагов, Антон обернулся, чтобы проверить солдата на площадке и увидел, как старый (лет пятидесяти) машинист быстро перекрестил его, Антона спину. В этот момент с площадки спустились пятеро пограничников и молодой артиллерийский поручик. Взмахом руки штабс-ротмистр подозвал их.
— Поручик Семенецкий, следую из Дальнего во Владивосток, господин штабс-ротмистр! — отрапортовал молодой офицер.
— Так, на церемонии времени нет, поручик. Забирайтесь с нижними чинами на паровоз, перед будкой, и готовьтесь по двойному свистку открыть огонь по разбойникам. Но запомните, без свистка не стрелять!
— Так точно, господин ротмистр.
....
Строев уже прошёл два десятка саженей, когда разбойники обратили, наконец, на него внимание. Прекратив свою забаву, тем более, что избиваемый обходчик всё никак не мог встать на ноги, "краснобородые" повернулись сторону поезда. А трое самых отчаянных поехали к Строеву. "Как там писал кто-то из великих: "Полжизни человек работает на репутацию, а полжизни репутация — на человека"? Проверим, пожалуй". Когда до ближайшего бандита оставалось саженей пятнадцать Строев громко крикнул по-китайски:
— Во ДуАнь Мяо Хунмэй Шенлицзя.
Первый из хунхузов придержал лошадь, зато следующий за ним пришпорил и, проехав мимо Антона, попытался пнуть его. Чуть отшагнув, Антон захватил ногу и пнул коня в живот, одновременно толкнув всадника. Про такой трюк ему рассказывал ещё старый кавалерист, у которого гимназист Строев брал уроки фехтования. Конь, естественно взбрыкнул, и китаец вылетел из седла.
Стороннему наблюдателю могло показаться, что разбойник почти стоптал русского офицера, но тот только взмахнул рукой, и всадник свалился с коня. Двое других хунхузов осадили коней и настороженно уставились на Строева. Он, как заклинание повторил свою фразу и добавил по-китайски:
— Я заберу этого человека! — указав рукой туда, где пытался подняться на ноги избиваемый железнодорожник.
Бандиты развернули коней и помчались к своим, что-то гортанно крича. Из-за топота коней Антон не смог разобрать подробности, но своё китайское прозвище расслышал. Осторожно приблизившись к разбойникам ещё на десяток шагов, штабс-ротмистр замер.
От группы хунхузов отделилось человек пять, и осторожно поехали по направлению к нему. Остановившись, не доехав до офицера с десяток шагов один из них крикнул:
— А ты смел. Но глуп! — и потянул из седельной кабуры карабин... Строев быстро поднёс ко рту левую руку и что есть силы дунул в свисток. От неожиданности кони разбойников "заплясали", а Антон, выхватив из-за пояса оба нагана, открыл огонь. Звуки частых выстрелов слились с паровозным гудком... Быстро, и не прицельно, расстреляв патроны в револьвере в левой руке, штабс присел на колено и свистнул два раза. После чего стал методично выцеливать противников. Из подъехавших к нему разбойников в седле остался только один, да и тот, привалившись к шее коня, зажимал рукой рану в плече.
За спиной заскрипел и зашипел останавливающийся поезд. Частая стрельба пограничников заставила остатки разбойников пришпорить коней в надежде избежать убийственного свинцового дождя. К их невезению дорога в этом месте уходила в выемку и до спасительного поворота удалось добраться только одному разбойнику.
Сидя на земле и матерясь про себя, Антон торопливо перезаряжал наганы. "Ну что мешало попросить у Виктора маузер? Эти ... пока перезарядишь — три раза убьют!" — крутилось у него в голове. Зарядив один и засунув второй за ремень, Строев крикнул в сторону поезда: "Двое — ко мне!", — и побежал к лежащему на насыпи железнодорожнику. Тот был жив, но частая стрельба и общая суматоха заставила его искать хоть какое-то укрытие за рельсом. Приказав пограничникам отнести железнодорожника к поезду, Антон стал осторожно продвигаться вперёд, пристально оглядывая склоны окружающих холмов. Услышав за спиной торопливые шаги, он обернулся.
— Ваше благородие, унтер-офицер Серемичный, начальник поездного наряда!
— Ну и сколько у вас в наряде всего человек?
— Без меня — десять! Трое на концевом вагоне сидят, ещё двое — в середине, по сторонам смотрят.
Один из сшибленных из седла разбойников в этот момент застонал и попытался ползти. Унтер быстро подскочил к нему и от души врезал прикладом винтовки по голове.
— Проверьте остальных! — бросил Антон и свистком и взмахами руки дал машинисту команду медленно двинуться вперёд.
Когда паровоз поравнялся с ним, он махнул рукой и крикнул: "Стой!"
— Серемичный!
— Я, вашбродь!
— Двое пусть соберут оружие и вяжут татей, если живые остались...
— Уже нет, вашбродь.
— Хм... А не поторопился?
— Да к чему они нам, вашбродь?
— Так. Вы двое — дозором вперёд. На тридцать саженей. Поручик!
— Да, господин ротмистр!
— Мы с вами и унтером прикрываем дозор огнём.
— Ну а вы, — Строев повернулся к машинисту — через пять минут давайте помаленьку вперёд.
— Сделаем вашбродь.
....
Когда поезд втянулся в выемку сотни на две саженей, один из дозорных предостерегающе поднял руку.
— Стой! — это машинисту.
— Унтер, пойдём посмотрим, что там да как. Вы, поручик, остаётесь за старшего! Команды свистком, как и раньше.
Подойдя к дозору, они увидели впереди на путях баррикаду, составленную из трёх повозок и пары небольших брёвен.
— Что-то чахлая преграда какая-то... — пробормотал Антон, но унтер всё равно расслышал.
— Чахлая не чахлая, а если бы нехристи сотни на две саженей раньше, на дуге, её устроили, да обходчик нас не предупредил, так бы и загремели...
Вернувшись к поезду, Строев поинтересовался состоянием спасённого им железнодорожника. Ему сказали что тот пришёл в себя и сейчас находится в первом вагоне где его отпаивают чаем.
— Вы хоть расспросили его? — спросил Антон.
— А как же, ваше благородие, не сумлевайтесь... — ответил усатый пограничник лет сорока, — всё как есть рассказал. Он в обходе был, когда китаёз заметил. Ну и тишком-тишком обошёл по холмам. А по часам уж мы подходить должны были... Ну, он и метнулся нам на встречу... Да куда ему пешему от конного... Но предупредил ведь, молодец!
— Сильно ему досталось?
— Порядком. Зубов ему понавышибали, да бока изрядно помяли... Но, вроде, ничё боле.
— А сколько всего "краснобородых" было?
— Он десятка три видел.
— Выходит, что мы здесь, пожалуй, половину положили. Вот наглецы. Из пришлых, наверное.
Строев обратился к машинисту:
— Валерий Иванович, что у нас дальше на пути?
— Версты через три мост через Лалинь-хэ, там пост охранный десятка на два солдат. А там уж до Харбина рукой подать.
— Понятно. Ну, давайте малым ходом до завала.
— Сделаем.
— Серемичный! Как подъедем ты с нижними чинами — завал растаскивать, а мы с поручиком посторожим.
Разбор завала занял не больше десяти минут — по предложению помощника машиниста, к повозкам привязали верёвки, которые затем закрепили на паровозе, после чего поезд сдал назад на десяток саженей. Пограничникам оставалось только свалить повозки с насыпи.
....
Дальнейший путь до Харбина не был отмечен никакими происшествиями. Антону, правда, пришлось выдержать нешуточную атаку, предпринятую его попутчицами с целью выяснить подробности нападения. И как ни хотелось ему предстать перед Анной в выигрышном свете, но на вопросы он отвечал коротко и сухо.
— Антон Сергеевич, ну что вы такой бука, право слово? — вопрошала Анечка — Ведь это так интересно, когда в Москву вернёмся, ведь никто не поверит что на нас разбойники настоящие напали! И что я им расскажу, что всё время сидела на полу в запертом купэ и ничегошеньки не видела?
— Анна Леонидовна, поверьте, ничего такого интересного не было. Они немного постреляли, мы — немного постреляли. Они разбежались, а мы завал разобрали. Обычное дело, не война чай...
— Ну что вы такое говорите! — в искреннем возмущении Анна даже привстала с дивана, — нас же могли ограбить или даже убить!
— Поверьте, уж этого бы я не допустил ни в коем случае! — с горячностью ответил Антон.
— И правда Анна, как ты могла такое подумать! — пришла на выручку Строеву Мария Владимировна, — в конце концов, для того поезда и охраняют, чтобы пассажиры никакого ущерба не потерпели.
— Ах, мама, но представьте, как чудно было бы рассказать о таком приключении дома! Дикие разбойники, нападение, и молодой офицер, который всех спасает! — тут, Анна лукаво посмотрела на Строева, да так, что он почувствовал, как щёки начинают краснеть.
Но тут за окнами замелькали предместья стольного града Харбина, и Антон, извинившись, ушёл к себе в купэ собирать вещи.
ХОРВАТ ДМИТРИЙ ЛЕОНИДОВИЧ 1858-1937. Генерал-лейтенант. В 1902-18 управляющий Кавказской Военной железной дорогой. Летом 1918 объявил себя "временным верховным российским правителем"; в 1918-19 верховный уполномоченный администрации А. В. Колчака по Дальнему Востоку. С 1924 председатель отдела "Русского общевоинского союза" на Дальнем Востоке.
**Хунху?зы (кит. трад. ???, упрощ. ???, пиньинь hСnghЗzi — краснобородый) — банды китайских налётчиков на Дальнем Востоке России и в Маньчжурии и в северных провинциях собственно Китая, которые занимались грабежом, захватом в рабство, и таким образом терроризировали местное население. Состояли в основном из беглых китайских солдат, крестьян, деклассифицированных и ссыльных.
Формировались в Китае и совершали рейды в основном в районы Приморского и Хабаровского края. На территории Китая действовали с середины XIX века до Народной революции в 1949 году.
Отряды хунхузов иногда насчитывали несколько тысяч человек и они нередко нападали на города и сёла с целью грабежа. Кроме того, накануне Синьхайской революции 1911-1913 годов местные власти нередко использовали их в качестве военной силы. Чжан Цзолинь и некоторые другие северо-китайские милитаристы были хунхузами.
Встречи с ними описаны в произведениях писателя и путешественника Владимира Арсеньева. На Дальнем Востоке термин стал нарицательным. Свою деятельность прекратили в 30-х годах XX века в связи с усилением пограничного надзора за границей СССР.
Лян
— собственно китайская мера тяжести, которую маньчжуры называют "ян", а монголы "лан". Европейцы, познакомившиеся с Китаем со стороны моря и поначалу ведшие свои дела непосредственно с маньчжурским правительством, усвоили себе поэтому маньчжурское название Л. и пишут его "иен"; русские, узнавшие о китайском Л. от монголов, зовут его ближе к монгольскому произношению — "лана". 1 лян по весу равен нашим 8 зл.; в соответствие 1 цянь (русские говорят "чин") = 4/5 зл., 1 фынь = 2/25 зл., а 1 ли = 1/125 зл. Так как все эти меры тяжести употребляются для веса серебра при всякого рода коммерческих расчетах, то название Л., цянь, фынь и ли получили еще и значение денежных единиц, соотношение которых к нашим денежным единицам собственно таково: 1 лян = 1 руб. 162/3 коп.; 1 цянь = 162/3 коп.; 1 фынь = 12/3 коп.; 1 ли = 1/6 коп. Впрочем, китайские Л., цянь, фынь и ли не представляют собой никакой монеты. При своих денежных расчетах китайцы как в казенных, так и в частных делах пользуются серебром в натуре, содержа его в более или менее тяжелых слитках. Самые большие слитки заключают в себе от 50 до 53 лян, они называются "юань-бао"; слитки, имеющие от 4 до 10 лян, называются "дин-цзы". Китайское серебро бывает, конечно, самых различных проб, но, выдаваемое из государственного казначейства, предполагается вполне чистым. Китайцы называют это серебро "вынь инь", т. е. чистое серебро, или "си-сы инь-дцза", т. е. тонкослойное серебро. В обычной жизни употребляется как чистое, так и лигатурное серебро, хотя ценность последнего принимается всегда по соображении пробы. Если в Л. серебра будет содержаться 1 фынь лигатуры, то такое серебро называется "цзю-цзю инь", т. е. "девятицяньное, девятифыньное серебро", потому что в таком слитке чистого серебра 99 фынь, а 1 фынь, или 1/100 Л., лигатуры. При двух фынях примеси серебро будет называться "цзю-па инь", т, е. девятицяньное восьмифыньное серебро. Впрочем, ниже 8-цяньного, т. е. ниже 80-й пробы, серебро даже и в торгах не принимается. В силу такового обычая в Китае русская мелкая разменная серебряная монета, как содержащая в себе серебро ниже 80-й пробы, не принимается вовсе, а Л. серебра уравнивается с двумя нашими рублевиками. Соответствие Л. по весу 8 русским зл. установилось в Китае со времен китайского посланника Тулишена, предпринимавшего путешествие в Россию, к калмыцкому хану Аюке, в 1714 г.; такая оценка стала обычным правилом для китайского правительства и народа, не к выгоде русских, особливо в отношении приема русских серебряных рублей.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
