— Узнать надобно, сколько их, где живут, где кассу держат, да наказать примерно, дабы за слабых нас не держал. А то знаешь, как бывает то.
— О нём, да подельниках, с ним которые мне известно.— Хищно улыбнулся Валерий.— Всего с десяток их. Все родственники. Три брата его с сыновьями, да у него сыновей двое, да бастард один. Живут в Марьенке. Это как бы город и в то же время отдельный хутор. Всего два дома с одной стороны, да три с другой. Расстояние между дворами большое, сзади — пустырь. Ограждений как таковых нет, а вот собаки-шавки есть, шум подымают на раз.
— Откуда знаешь?
— Разведка произведена. Я коптер запускал,— улыбнулся Валерий.— В принципе и план обезвреживания, в черновом варианте имеется. Вопрос только извечный — переговоры с ним вести будем до или после акции?
— А сам как считаешь, хотя как по мне — лучше вовремя.
— Вот и я считаю, что лучше во время и обстановка будет соответствовать, и понимание, что с ним не в бирюльки играют, а все серьёзно и по-взрослому.
— Когда думаешь начать?
— Завтра с утра и начнем, уж всё готово.
Солнце только показалось на небосводе, а в Марьенку въезжали две невиданные здесь доселе самодвижущиеся кареты, с которых, по мере продвижения выпрыгивали вооруженные люди и быстро рассредоточивались. Входили на подворье быстро, не церемонясь в случаи чего, вязали сонных мужиков и вели к дому Федьки Яреме, которого за косой глаз кликали "Кривой". Жёны, и прочие семейные шли туда сами. На подворье в скорости собрались все жители хуторка. Отдельно в ряд стояли перепуганные, подозреваемые в злодеяниях задержанные мужики, за которым присматривали "казаки". Там же был установлен переносной столик, за которым сидел писать и деловито записывал:
— Значить это ты главный возмутитель спокойствия на государевых землях Федька Ярема по кличке "Кривой",— утвердительно спрашивал Валерий Александрович, кряжистого, полу лысого косоглазого мужика, с когда то пышной бородой, ныне стоящего перед ним на коленях. Услышав имя своё, тот втянув шею в плечи, еще сильнее склонив голову. От него обильно воняло потом и мочой, а глаз отсвечивал свежим синяком.
— Народ государев обираешь, записывай, — это к писарю.— Воровство, товар отнимаешь? Грабеж. Указания Его Императорского Величества не выполняешь? Крамола! Из родственничков путем приступного сговора создал банду. Бунт! Поди, еще и душегубством балуешь? — Многозначительная, дабы "дошло" пауза. — И выходит тебе, злыдень, лет 20 каторги в Уральских горах далеких, да на рудниках глубоких. Хотя суд определит. Если повезет, тогда может сразу повесят. Подельникам твоим,— суровый взгляд в сторону прочих арестантов.— Как пособникам полагается четвертование или виселица. Сразу и не соображу, у каждого индивидуально выспрашивать станем. Палач у нас в конторе ух и виртуоз, никто от показаний не отказался, все всё быстро признали, даже лишку наговорили. Так вот повоспрашаем и воздадим по содеянному,— и многозначительно провел внутренним ребром ладони по шее.
От услышанных перспектив на будущее, многим "подельникам" стало плохо, а по толпе сначала прокатилось "Ох" и "Ой", переросший в бабий вой, плачь и рёв.
— Ваша милость помилуйте, помилуйте!— Запричитал Федька Кривой, которому вторили остальные, до смерти перепуганные мужики, да и бабы не отставали. По щекам у многих текли крупные слезы. Федька же слезно молил:
— Не губи! Ваша Светлость! Бес попутал! — И так натурально стучал лбом о землю, ну прям загляденье.— Все возверну! Все отдам! Не губи Ваша Светлость, смилуйся! Детки у меня малые сироточками останутся, по миру пойдут ой, да не губи!
До самого вечера Валерий Александрович задушевно общался с Федькой и жителями Марьенки. Как только выдержки, сил и такта хватило? И пришли они к общему взаимопониманию. Федька с подельниками отдаст все, что отнял у наших крестьян еще и своего чуток добавят. Еще 300 рублей серебром за труды и беспокойство Его Светлости Добрейшего Валерий Александровича. Отдельно еще 200 рублей ассигнациями, как возмещение ущерба. На все про всё отводилось три дня с доставкой в деревню Андрейки.
Машины с "гостями" уехали, а мужики еще долго стояли на коленях и крестились. Почти все беззвучно рыдали, потирая ушибы, проклинали изменчивую судьбу, Федьку и все никак не могли поверить, что остались живы.
В указанный срок в Андрейках прибыл Федька Ярема по кличке "Кривой". То, насколько преобразовалась, когда то захудалая деревенька, его повергло в легкое недоумение. Встретили верховые казаки, все одетые в одинаковую форму при оружии и под "надзором" провели к барину.
— А Феденька,— ласково встретил гостя Александр Николаевич.— Прибыл-таки. Вот ты-то мне и нужен.
Услышав такое приветствие, и так перепуганный Федька, испугался еще больше.
— Должок привез. Как и договаривались,— ели выдавил он из себя, при этом, на стол положил увесистые кошельки с деньгами.
— А это, хорошо.— Мимоходом взглянув на принесённое, произнес барин.— Дело у меня к тебе. Аккурат по твоей части.
Федька, не предвещая ничего хорошего, еще больше склонил голову, втягивая ее в плечи.
— Да не горбься ты так. Дело говорю к тебе, слышишь?
— Да Ваше Сиятельство, слышу.
— Так вот. Желаю дело открыть в Чудово, в Новгородской губернии. Мне человек нужен хороший да преданный и чтобы в делах толк знал, может присоветуешь кого знающего?
Федька напрягся, приподнял голову и с непонимающим интересом посмотрел на Говорова.
— Так далеко ведь. Где мы, а где Новгород то,— произнес он.
— Я тебя не о расстоянии спрашиваю, а о человеке хорошем, да чтобы ты за него в ответе был. А будет он там интересы мои представлять. Найдется ль у тебя подходящая кандидатура?
— Подумать надобно.
— Подумай голубчик подумай.— Пока Федька думу думал, Александр Николаевич неспешно и негромко, продолжал говорить.— Помощь ему окажу, умельцев своих попервах дам, мало ль чего. Дела вдруг, какие срочные да неотложные решить надобно будет.— И хитро подмигнул. Прошёлся по кабинету, вновь посмотрел на застывшего Федьку:
— Об этом позже поговорим. А это,— пододвинул к нему им же принесённые деньги.— Аванс человеку тому будет, которого мне присоветуешь и в ответе за которого будешь.
— Так есть у меня человек то такой,— кося глазами на деньги и не веря своему счастью, проговорил Федька.— Сынишка у меня имеется.
— Ты о своих обломах? Мне грамотный нужен, чтобы читал — писал, бумаги вести умел. Твои же, кроме как морды бить ничего не умеют.
— Никак нет Ваше Сиятельство. Меньшенький у меня имеется, 17 годков ему,— и чуть потише добавил.— Бастард. Телом не вышел, но образован. Точно как Вы говорить изволите.
— Сможет?
— Если мне позволено будет ему в начале помочь, тогда сможет.
Незаметно для посетителя Александр Николаевич нажал на кнопку вызова и в дверях показался казак.
— Игнат, проведи уважаемого Федьку Ярему к Йосифу Моисеевичу. Пусть исправит для него и его младшего сына костюм. Федька, сына как зовут?
— Иван Федорович Яровой.
— Чего так, а ну да, пусть будет Яровой,— согласился Говоров старший.
В скорости в пригороде Чудово как бы из неоткуда появился металлический ангар с надписью "Яровой и Ко", вокруг которого был вмиг огорожен приличный такой, двор. Ввысь взметнулся двухэтажный добротный дом, из красного кирпича, с большими белыми окнами и зелёной железной крышей. Так же установлен ветряк, к дому шли провода, а вечером и ночью в доме, да и во дворе, ярко светился свет. За забором тем, во дворе была охрана из казаков и лютые, здоровенные псы.
Глава 3
* * *
20
Север Франции 1940 год.
Покинутых фермам и хуторов вблизи мест боевых действий было по более, нежели в Польше. На большинстве хозяйств, уже успели похозяйничать немцы, успевшие забрать часть живности и прочие съестные припасы. Но нас-то интересовали не только продукты питания, мы смотрели гораздо шире. Нас интересовала абсолютно всё. Начиная от сельскохозяйственного инвентаря и до содержимого амбаров. Хоть и было явно заметно, что французские фермеры, перед эвакуацией поспешно собирались, всё же ценного, для нас, отыскивалось не мало.
Вначале организовали охрану. Её осуществляли с помощью "коптера" и мобильными мотоциклетными группами. Каждая мотогруппа охраны, состояла из пяти мотоциклов с колясками, при пулемёте. Экипажи в немецкой форме, ну почти в немецкой. Сверху одет камуфляж, под ним бронежилет, на голове немецкая каске в камуфляжном чехле с немецким оружием, под общим командованием сержанта Щепицина, который для этого специально учил германские слова "Хальт!" и "Шнель!". При произношении первого нужно было пальцем указать на землю, а при втором — махать рукой вдоль груди, приближалась к очередному небольшому хутору-ферме. Въехав во двор, как то даже неожиданно для себя обнаружили немецкую грузовую машину, мотоцикл и шесть тыловых немцев грузивших уже готовые к транспортировке полутуши разделанных свиней:
— Пли-ин,— про себя выругался Щепицин.
Такая ситуация на тренировках хоть и прорабатывалась, но все же. Отряд разъехался веером, беря в кольцо незадачливых тыловиков.
— Ага, вон еще двое, выносят с погреба бочонки,— отметил про себя сержант, осмотрев своих бойцов, проверяя, все ли готовы — кивнул.
— Пфу-пфу-пфу,— глухо прозвучали приглушённые выстрелы. Все, дело сделано.
— Соломин — контроль! Остальным быстро проверить всё, может где еще эти,— указав на трупы револьвером,— остались.
"Этих" больше не отыскалось, а вот в амбаре нашлось десятка три перепуганных французских солдат.
— Ёлы палы — только этого нам и не хватало,— ругался Егорка,— От одних избавились, так другие появились! Товарищ сержант, что делать будем?
* * *
21
Остатки батальона французской армии двигались толпой в сторону туда... Еще утром это было боеспособное подразделение, но судьба распорядилась иначе. На бошей вышли неожиданно, те же были на мотоциклах и с ходу открыли убийственный пулеметный огонь. О сопротивлении никто и не думал. Смелые французские солдаты в панике бежали от места "боя" и до пока хватило сил. И вот это уже была кучка перепуганных, уставших, затравленных людей по случайности одетых в военную форму французских армии. Некоторые даже имели винтовки. Никто не знал толком, что же делать и просто брели по дороге. Сержант Венсан Бертран, неожиданно оказавшийся старшим по воинскому званию. К нему многие обращались, но он тоже не знал что делать. Время было к обеду, хотелось есть. Впереди показалось крестьянское селение. Все скопом направились к нему. Дом был закрыт, собрались во довольно большом дворе. Кричали, шумели, даже стучали в закрытые окна и двери — тщетно. Нигде никого из хозяевов, не было видно и слышно и вот во двор, на мотоцикле въезжают боши, за ними следом — грузовик.
— Та-та-та-та-та,— протарахтела пулеметная очередь.
Французские солдаты — одни начали падать на землю, другие бросали, у кого еще оставались ружья и поднимать руки вверх. У сержанта Венсанта Бертрана на глазах были слезы. И это солдаты Франции, потомки славных героев Вердена. Боши никого не убивали. Они просто загнали всех в сарай, как скот и заперли. Немцев всего оказалось восемь, к тому же это были тыловики-заготовители. От чего Бертрану было вдвое досадно, ведь в сарае было пленено и заперто, он сосчитал, 34 француза.
Хозяева отсутствовали, они бежали и боши, зная это стали хозяйничать не церемонясь. Начали колоть свиней, резать курей и уток, выносить с погреба вино и другой провиант. Все это рядовой 2 класса Ив Давыд видел в щель. Впрочем, к щелям сарая прижались многие. И вот когда он, да и другие "смотрящие" уже начал надеяться, что немцы, погрузив награбленное уедут — к тем неожиданно, на мотоциклах, прибыло подкрепление. Причем один из мотоциклов остановился крайне неудобно, для "смотрителей из сарая", перекрыв обзор, но не весь.
— Жюль — ты видишь то же что и я? — Возбужденно шёпотом спросил Ив у рядом смотрящего в щель за происходящим, Жюля Морсье. На глазах происходило, что то странное. Выстрелов не было, но тыловые боши начали падать замертво.
— Соломин — контроль! Остальные — все проверить, может где еще эти остались.— Произнес на чистейшем русском один из "бошей" размахивая явно "Наганом" со странно длинным и толстым стволом, хотя какой это бош, это:
— Русские,— невольно произнес Ив Давыд, а в действительности — сын русского эмигранта Иван Давыдин, волей судьбы находившийся во французской армии. — Господа мы здесь! Освободите нас!— Начал он кричать на русском и его услышали.
— Ёлы палы — этих только и не хватало,— говорил один из странных русских другому.— От одних избавились, так другие появились. Товарищ сержант, что делать будем?
— Для начала накорми хоть чем. Сала вон со свиньи нарежь. Я пока с товарищем командиром свяжусь, что с ними делать... сам не знаю,— огрызнулся Щепицин.
— Сколько? — Сухо спросил "товарищ командир".
— Всего 34. Из старших сержант Венсан Бертран, вон тот в сторонке который. Рядом с ним — Иван Давыдин, наш русский. Винтовок французских всего 12, немецких 7.
— Ты же говорил, что немцев 8-мь?
— У одного был автомат. Есть еще пулемет и 6 штук немецких гранат. Но это оружие им отдавать не хочется. Они же не воины, а так стадо.
— Слушай сержант внимательно,— начал Валерий, доставая карту,— берешь этих французов, вооружаешь чем есть. Остальным по гранате и к вот этому мостику. У меня в машине пулеметы "Шоша" 2 штуки, из тех которые у складов перегрелись и три 105 мм снаряда там же лежат. Сделаешь фугасы. Если что-то стоящее попадется — забирай нам. И главная твоя задача — показать лягушатникам, что немцев бить можно. Уяснил?
— Так точно.
— Вот и чудненько. Связь по рации. Выполняй.
* * *
22
Сержант Венсан Бертран опять находился в своей стихии. Он был при оружии, у него есть подчиненные и ему точно известно, что нужно делать.
Засаду устроили за мостом. Русский, неугомонный суетливый русский сам указывал, где кому быть и куда стрелять, на какую глубину должна быть отрыта "ячейка", часто требовал повторения команды:
— Иван!— Это к "переводчику".— Скажи ему,— тыкал пальцем кому конкретно,— ёлки-палки его мать! Пусть повторит что велено делать! Задаётся мне, он нифига не понял.
Пока растеряно-перепуганный француз пытался сообразить, что от него хотят и заодно вспомнить, что же приказали — русский ругался:
— Ити их мать! Как обучали этих вояк!— Сердился Щепицин.— Ни в матери не знают, ничего не умеют, смотрят предано коровьими глазами и ресницами хлопают.
Так же он все время говорил о плохой маскировке, о неудобной французской форме и о специфике обучения солдат. При этом он часто ссылался на наставления какой-то матери, именно так переводил слова русского Ив Давыд.
— Ив, чем снова недоволен этот русский? — Интересовался у Давыдина, сержант Бертран.
— Он говорит что их, русских учили героически убивать врага, оставаясь при этом невредимым, а у нас учат геройски погибнуть. Так же утверждает, что если бы он так воевал, то их "товарищ командир" уже бы сам его расстрелял из "революционного Маузера" на первой попавшейся осине без веревки и мыла.
