Нерида. Учебные будни

— Если будет желание, познакомлю тебя с одним мастером, он может изготовить любое холодное оружие, — сказал Аруку-сан, перетекая в боевую стойку, тем самым приглашая соперника начать спарринг.

"А щенок не так прост", — подумал мужчина уже через несколько секунд после начала схватки. О нет, парень не стремился показать разом все свои умения или поддаться эмоциям и наброситься на Аруку-сана. Щенок всего лишь показывал "зубы", грамотно прощупывая соперника. Его стиль был незнаком учителю, но взгляд уже подмечал основные связки, блоки и лишние движения, коими он красовался перед Нанами. Легкость, с какой он крутил сабли выдавали в нем опытного бойца. Не того, кто только и может, что демонстрировать свой навык в спортивных состязаниях, а того, кто ни раз убивал в схватке за свою или чужую жизнь.

"Совсем не прост", — ухмыльнулся Аруку-сан, парируя сыпящиеся на него удары и заражаясь несвойственным ему азартом. Ему впервые попался достойный противник и тело ответило всплеском энергии. Мир замедлился, а зверь предвкушающе оскалил клыки.

Сложно сказать, сколько длился их пробный поединок и кто в итоге одержал бы в нем победу, если бы парень так не вовремя не подставился под кончик меча Аруку-сана. Мужчина успел удержать руку, не дать ей закончить начатое движение, долженствующее рассечь предплечье соперника полностью. Учителя охватили раздражение и непонимание ситуации, ведь он видел, парень мог отразить его меч. Но последующие события заставили мужчину заскрипеть зубами от досады.

— Ильдин, ты в порядке? — подбежала к ним Нанами, красивая в своем искреннем волнении. Но вся ее забота была направлена на этого хитрого шакала, которые строил из себя умирающего, а сам бросал на Аруку-сана взгляды полные превосходства. — У тебя кровь. Подожди, не шевелись, я сейчас перевяжу.

— Рана неопасная, Нанами проводи друга в медблок. Завтра жду вас в восемь, — этот бой определено выиграл щенок, но Аруку-сан умел проигрывать достойно. Как бы ему самому не хотелось оказаться в нежных руках Нанами, он не стал бы поддаваться. Потому что в глазах любимой женщины он хотел остаться самым-самым, непревзойденным во всем!

* * *

Да когда уже этот день закончится?! Я уже с ног валилась от усталости, а приходилось выслушивать капризы раненого Ильдина. Ну ладно он отказался от медицинской помощи, объясняя это тем, что на наши лекарства, основанные на искусственных компонентах, у него аллергия, так он не захотел даже зайти за регенерирующим пластырем. Пришлось мне пожертвовать своей футболкой, благо под ней была спортивная маечка. Всю дорогу до общежития друг придерживался за меня, выбрав для этого талию. На мое язвительное замечание, что для человека, потерявшего не так уж много крови, его ладонь слишком часто соскальзывает и не лучше ли ему держаться за мои плечи, этот наглец с умирающим видом заявил:

— Плечи у тебя узкие, моей руке и зацепиться там не за что, а вот бедра то, что надо. И вообще, я того и гляди сознание потеряю, а ты меня подозреваешь в каких-то пошлостях. Не ожидал я от тебя такого, подруга.

Дальше — больше. Естественно, Ильдину потребовалась моя помощь в принятии душа. Его тонкая душевная организация не позволяла ему лечь спать не смыв с себя "пыль прошедшего дня". Да-да, блондинистый интриган, который только притворялся смертельно раненым, оказался еще и поэтом. Была у меня мысль послать его все-таки в медблок, но Дин так артистично имитировал немощность, что у меня закрались сомнения. А вдруг ему действительно плохо? Так что и вечерний душ мы принимали вместе. Помогла другу раздеться, помыться и обработать рану, как я и думала, она была несерьезной.

— Это что? — отлип от стены Ильдин и недоуменно уставился на свою новую повязку.

— Гигиенические прокладки, — ехидно ответила я, клея ему на руку этот женский атрибут.

— Малышка, у тебя совесть есть? Я, можно сказать, жертва преподавательской ревности и произвола, а ты мне еще с этой гадостью предлагаешь ходить? — страдальчески закатил глаза Ильдин, пряча под ресницами лукавство и что-то еще.

— Пф, ты жертва не произвола, а собственной глупости, — фыркнула я. — Вот что тебе стоило сходить в медблок и сказать, чтобы тебе просто перевязали руку? А раз ты отказался, будешь ходить с тем, что есть. И вообще, почему сразу гадость? Очень милые прокладки — тонкие, эластичные, дышащие, а расцветка какая приятная...

— Нерида, не зли меня, — залился пунцовым румянцем Ильдин, вызывая своим видом желание еще немного над ним поиздеваться. Он был таким милым в своем праведном возмущении, которым пытался скрыть неловкость, что так и тянуло потрепать его за щечку. Не понимаю, как можно не стесняться своего тела, спокойно разговаривать на интимные темы и при этом смущаться при упоминании прокладок? Да их же рекламируют везде и повсеместно, даже дети на них внимания не обращают.

— Ну раз ты уже не умираешь, я пойду наконец-то отдыхать. Спокойной ночи, — я быстренько разблокировала душевую кабину и сбежала от друга, наплевав на то, что сама толком не помылась. Точнее, мой прием водных процедур проходил сразу в одежде, основная вода успела стечь, пока я оказывала Дину первую помощь, но мокрые следы за мной оставались приличные. А ладно, высохнут.

— Правильное решение, спать хочу, аж глаза сами закрываются, — догнал меня полуголый Ильдин, зевая и пытаясь опять пристроить свою руку на моем бедре.

— То-то я смотрю ты свою комнату прошел, — скинула я ладонь друга и кивнула на его дверь. — Увидимся завтра...

Что хотел ответить блондин не знаю, но взгляд у него был очень упрямый и уже далеко не умирающий. Неподалеку открылась чья-то комната и из нее выглянула знакомая белобрысая девица в весьма откровенном неглиже.

— Ильдин, ну где ты запропастился? — томно произнесла она.

Вот знаю, что весь вечер Дин провел мной, но откуда такое ощущение, что мне успели наставить рога? И ведь по факту у меня нет на друга никаких прав, а морду блондинистой кикиморе разбить хочется. Так успокаиваемся и вспоминаем уроки учителя, то есть стоим и отстраненно улыбаемся, а желание оттаскать за волосы этих двоих прячем так далеко, чтобы никто и не догадался.

— Малышка, ну хватит дуться, — меж тем никак не отреагировал на появление блондинки Ильдин. Точнее, начал работать на публику и вживаться в роль моего парня, хотя я своего согласия пока не давала. — Я же извинился. Поверь, для меня не существует других девушек, кроме тебя. Ну прости, котенок, это все ревность. Не успели мы сюда поступить, а тебе не только парни прохода не дают, но и куратор клеится. А качок вообще всем говорит, что вы целовались. Можно, я набью ей морду?

— Иди спать, Ильдин, — сдерживая улыбку, произнесла я.

— Как скажешь, милая, — подарил мне лукавую улыбку парень, подхватил на руки и понес к моей комнате. И это недавний умирающий...

— Надо же, такая маленькая, а такая тяжелая, — поставил меня на пол Ильдин в моей комнате и привалился к стене.

— Если опять решишь притворяться умирающим, я позову твою блондинистую подружку. Уверена, она с радостью о тебе позаботиться, — не поддалась я на бледный вид парня.

— Не больно то и хотелось, — фыркнул Ильдин, снял с себя все то немногое, что на нем было и нагло юркнул на мою кровать под одеяло.

— Ты ничего не перепутал?! — возмутилась я.

— Котенок, хватит болтать, раздевайся и ложись. Только, когда будешь кидать свои вещи в чистку, про мои не забудь, — зевнул друг и демонстративно отвернулся к стенке.

Я на мгновение застыла, хватая ртом воздух и пытаясь не разразиться потоком ругательств и оскорблений. Останься у меня больше сил после сегодняшнего дня, я выпроводила бы обнаглевшего засранца из своей комнаты, но мне хотелось только одного — лечь. Поэтому я подняла вещи Дина, представляя всевозможные кары на его голову, кинула их вместе со своими в чистку, переоделась в пижаму и легла спать. Ящик для чистки вещей представлял собой эдакий сборщик грязной одежды, которую как-то маркировали и отправляли в прачечную, а потом возвращали обратно чистой и отглаженной. Очень удачное изобретение, а с учетом того, что в школе Аруку-сана нам иногда приходилось стирать свои вещи вручную, в основном в качестве наказания за какую-нибудь мелкую провинность, я этот ящик успела полюбить с первого взгляда и безоговорочно.

— А поцелуй перед сном? — тихий голос Ильдина раздался над моим ухом, когда я практически заснула.

Говорить было лень, поэтому удар локтем в бок этого притворщика, я посчитала достаточным ответом на его вопрос.

— Понял, не дурак, — прохрипел блондин, но за талию меня все же обнял, а носом зарылся в мои волосы. — Злая ты, Нанами, и что в тебе только мы с наставником нашли...

Зря он напомнил об учителе, перед глазами возникла картинка его поединка с Ильдином. Сердце замирало от беспокойства за друга и от восхищения Аруку-саном. Движения учителя были выверены, точны, стремительны и настолько органичны, что казались танцем, смертоносным и потому пугающим. Дин тоже ему не уступал, его сабли мелькали, будто живя своей жизнью, но все же чувствовалась какое-то показушничество. Может, Ильдин где-то выступал? На спортивных состязаниях, на сцене или в других местах? Аруку-сан говорил, что настоящая техника боя очень отличается от той, что показывают простым обывателям. Он ни раз включал нам, своим ученикам, записи спортивных состязаний и требовал, чтобы мы указывали на основные ошибки. Радовалась ли я победе учителя? Скорее, не сомневалась.

Вздохнула и попыталась выкинуть из воспоминаний мягкую улыбку наставника и его слова "мне нравится, как ты на меня смотришь, Нами". Как и тогда меня опалило жаром, фантазия пустилась во все тяжкие, незаметно перенося неутоленные желание в сновидения.

Глава 9

Знакомый пейзаж заброшенного дома у небольшого пруда, сразу подсказал мне, что я опять нахожусь в странном сне. С каждым моим появлением в этом месте, которое я заочно считала своим настоящим домом, меня все сильнее влекло зайти в полуразрушенное строение. Когда-то оно было не очень большим двухэтажным коттеджем, светлым и с большими витражными окнами. В памяти возник ухоженный сад, в котором всегда можно было найти какие-то вкусные фрукты и ягоды, много цветов и любимая беседка мамы, вон там за домом. Только подумав о беседке, я сразу оказалась на тропинке, разглядывая разросшиеся лианы и кусты, которые заполонили собой все пространство, как внутри, так и снаружи. Я подошла ближе, не собираясь входить, просто посмотреть и тут мой взгляд зацепился за яркий предмет в траве. Мячик. Обычный детский мячик с яркими рисунками, которые менялись, стоило только взглянуть на них под другим углом. Я завороженно уставилась на этот предмет, мозг в панике требовал уйти подальше и ничего не трогать в этом необычном сне, а руки уже тянулись к мячу.

Прикосновение к игрушке отдалось вспышкой боли в голове, не очень сильной, но она с каждой секундой нарастала. Один за один всплывали образы или картинки из прошлой жизни: вредная нянька, ласковая мама, всегда какой-то задумчивый отец, безликая прислуга и целый мир, каким для маленького ребенка был сад вокруг дома. Все эти воспоминания были отрывочными, хаотичными, как кадры из старинных фильмов. Но и этого для меня было много, что-то внутри противилось этому знанию, не давало сосредоточиться на чем-то одном. Я с силой сжала мячик, пытаясь отрешиться от хаоса в голове и думать только о нем. Мне была необходима ниточка, способная вырвать меня из плена собственной памяти. А мячик всего лишь игрушка, с которой у меня наверняка только положительные воспоминания...

Они пришли из сада — тени, крадущиеся к дому и почти сливающиеся с окружающим пространством. Я как раз стояла у беседки с мячиком в руках, хотела позвать маму и поиграть с ней. Вредная нянька пыталась заставить меня учиться, но я от нее сбежала на улицу.

— Вот вы где, юная леди! — вывернула из-за угла раздраженная нянька. Большего она сказать не успела, одна из теней, которую женщина не заметила, скользнула к ней почти вплотную. Сверкнуло лезвие на солнце и голова няни покатилась по дорожке, оставляя за собой кровавый след. А тень, перехватив меч по другому, ухмыльнулась и сделала шаг в мою сторону.

— Ма-ма! — закричала я и побежала к ней, инстинктивно ища защиту. Ужас буквально дышал в спину, звук медленных шагов неизвестного пугал сильнее, чем убийство няньки.

— Малышка? — мама с трудом вышла из беседки, ей было тяжело ходить из-за того, что у нее в животике жил мой братик. Мама обещала, что он скоро родится и мы будем вместе играть. Я очень ждала этого момента, но тогда просто спряталась за маму.

— Ну здравствуй, сестричка, — тень провела по лицу рукой и вот перед нами с мамой предстал знакомый злой дядя. Я видела его в гостях у дедушки, он и тогда смотрел на меня с ненавистью. — Далеко же ты спряталась, не чаял уже и сыскать, но твой покойный муженек мне помог...

— Ты лжешь! — ахнула мама, бледнея и приваливаясь к беседке.

— Никогда. — Взгляд дяди пылал ненавистью, а волосы искрили на солнце. Он медленно и вальяжно шел к нам, держа в руках меч. - Разве я не обещал тебе, что твой муженек сдохнет? О, он пытался сопротивляться, но куда ему тягаться со мной. Было приятно наблюдать, как он медленно превращается в идиота, когда я вытаскивал из его мозга твое местонахождение. Так что мой удар меча, отрубивший ему голову, можно назвать милосердием. А еще я обещал, что вырежу весь его род, если он посмеет увезти тебя? Помнишь? Прислушайся, тишина вокруг завораживает, я бы на месте твоего мужа озаботился более надежной охраной для своих ублюдков. Так что сейчас, моя дорогая, живы только ты и твоя девчонка. Но и то это ненадолго. Ты же знаешь, что бывает с теми, кто меня разочаровал? Вспомни, что я обещал тебе, если ты родишь детей не от меня?

— Ты не посмеешь, — прошептала мама, с обреченностью глядя на приближающегося мужчину. — Отец...

— Он тоже мертв! Теперь я глава клана и никто мне не указ! И ты сдохнешь, тварь! Ты во всем виновата! Ты и гребанная привязка, из-за которой я схожу с ума, — с последним выкриком мужчина с красными волосами ударил маму мечом в живот. Наш с ней сдвоенный крик огласил окрестности. Я кричала и плакала от страха, а мама от боли, хватаясь руками за живот и истекая кровью. Над ней стоял убийца и продолжал глумиться: — Думаешь, меня разжалобят твои крики?! Нет, я каждую ночь видел, как ты отдаешься другому, и у меня осталось только одно желание — чтобы ты на себе ощутила, каково это медленно умирать, зная, что ничего уже нельзя исправить.

Ненависть всколыхнулась в детской душе, я бросилась на врага и вцепилась в его ногу зубами.

— Мерзкий выродок, — одним ударом меня отбросили в сторону. — Хотел убить ее быстро, а сейчас думаю стереть память и продать в какой-нибудь низкосортный бордель на самой отсталой планетке. Ну как тебе, моя дорогая, умирать, зная о такой участи для собственной дочери?