Час испытания

Грязь хлюпала под ногами, засасывая в себя, словно не пуская к цели. Ветер неожиданно жестко ударил в лицо внезапным порывом. Казалось, сама природа не хотела, чтоб ведьма была мертва.

Уже через несколько минут Гарольд стоял у нужного порога. Низенькая дверь угрюмо щерилась подгнившими досками. Дождь застучал всё сильнее, косые струи били по лицу, словно плеть. Гарольд дёрнул за дверную ручку и вошёл.

— На смерть идёшь, сынок, — старуха стояла спиной к двери, копошась в своей сумке. Освещённая несколькими свечками, она отбрасывала жуткую тень сразу на несколько стен. Потолок был увешан всевозможными травами и кореньями, резко пахло кровью и чем-то терпко-сладким.

— Такие как ты — не должны жить, — процедил охотник, готовясь к решающему удару.

— Она сама хотела заместо дочери помереть. Не успела я, дитё раньше преставилось, — голос ведьмы, казалось, раздавался со всех сторон сразу.

Резкий порыв ветра с силой захлопнул дверь. Тени сгустились, расползаясь по стенам. Старуха обернулась и посмотрела Гарольду прямо в глаза.

Черные зрачки затягивали, словно в водоворот. Охотник чувствовал, как сгущается тьма вокруг него. Голос ведьмы звучал у него в голове.

"Уходи, пока можешь, сынок... Тебя не должно быть здесь, в этом краю... Бедой окончится твое путешествие... Брось меч, уходи..."

Последние слова вывели охотника из ступора. Призывы бросить меч он слышал тысячу раз, и выработал привычку лишь сильнее сжимать рукоять и бросаться в атаку. Старуха в ужасе отпрянула, но деваться было некуда, мощный выпад проткнул её насквозь. Гарольд, не отрываясь, смотрел в угасающие бесцветные глаза знахарки. Они не выражали ничего, кроме животного страха.

Он очнулся через несколько минут, когда ведьма ушла к богам или демонам, следом за своими жертвами. Гарольд с отвращением вытер клинок и вышел, напоследок запалив избу. Дождь превратился в мелкую противную морось, и влажные брёвна дома громко трещали, когда их лизало пламя. Когда обвалилась крыша, охотник протиснулся сквозь толпу зевак и отправился к Кислому.

Старик сидел на завалинке, невидящими глазами глядя в пустоту. Охотник присел рядом.

— Всё, — уставшим голосом произнёс Гарольд.

Гончар кивнул.

— Я пойду, наверное.

Гончар снова кивнул.

— Сейчас, заберу сумку с посохом.

Гончар кивнул в третий раз. Следопыт, зажав рот и нос, прошёл в сени. Там сидел Лукаш в обнимку с бочонком вина. Пройдя в хату и стараясь не смотреть на трупы, он забрал свои вещи и вышел на свежий воздух. Его мутило, желудок то и дело подкатывал вверх, к глотке, но Гарольд терпеливо сдерживал позывы. Старик так и сидел на завалинке, не меняя позы.

— Прощай, Кислый, — глухо пробормотал следопыт.

Гончар кивнул.

Глава 5

Над воротами города висел щит. Белый конь на красном поле. Путник в чёрной рясе усмехнулся. Еще чуть-чуть, и этот герб сотрётся из памяти жителей этого края. Будут помнить его лишь те, кто будет править. Каждый день они, лучшие из лучших, прибывали сюда, в одинаковых чёрных плащах, а стража даже ничего не заподозрила. Вот и сейчас они следили только за конными, прикидывая, сколько денег можно затребовать за лошадь, и сколько можно утаить для себя, в обход графской казны. Ничтожные болваны. Мужчина натянул капюшон и спокойно прошёл в ворота. Бездельники в красных геральдических плащах-сюрко даже не обратили внимания на очередного пешехода.

Пройдя внутрь города, он осмотрелся. Улица, мощенная булыжниками, оружием толпы, была запружена разномастными горожанами: купцами, ремесленниками, нищими, и прочим рабочим людом. Уличные торговки наперебой предлагали своё барахло, попрошайки укрывались от дождя вдоль стен, патрули охраняли спокойствие, выискивая карманников и грабителей. Скоро всё здесь изменится, и мужчина в чёрной рясе страстно желал этого.

Он уверенно шагал по мостовой, словно тысячу раз проходил этим путём. Но нет, в этом городе он впервые, и лишь чёткие указания владыки вели его. Поворот направо у кожевенной лавки, затем прямо до двухэтажного дома с балконом, налево, снова прямо, пока не выйдешь на малую набережную, переправиться через реку. В лодке сидел тщедушный мужичок, нахохлившись, словно воробей. Дождь лился одним большим потоком, и лодочник постоянно отряхивал и приглаживал мокрые волосы.

— Почём возишь? — приятным голосом с небольшой хрипотцой спросил путник.

— По три медяка, с грузом по пять, — привычно ответил паромщик.

Путник бросил ему несколько монеток и полез в лодку.

— Морозная нынче зима будет... — протянул мужик, словно разговаривая сам с собой. — Вон какая жара стояла, и так льёт...

— А почему у вас мост не построят здесь? — поинтересовался странник, не слушая причитания о плохой погоде.

— Мост? Дык ведь по мосту ходить — пошлину не поставишь. А так я вожу — два грошика себе, один — графу.

Путник лишь хмыкнул.

— А зимой?

— Зимой по льду ходют все, а я так, с хлеба на воду перебиваюсь.

Мужчина покачал головой. Очередная несправедливость, которых в этом проклятом городке хватало с лихвой. И он был обязан с этим разобраться. Сама судьба направляла его.

Причалив, он выбрался на берег и крикнул лодочнику вслед:

— Ничего, скоро будет лучше!

Странник пошел окольными путями, мимо одинаковых складов и рыбацких лачуг. Нищие дети бегали друг за другом, играя в салочки. Даже здесь, в таком мрачном месте они могли радоваться. Юные и невинные, в будущем они лишатся такой возможности, но только если его миссия потерпит неудачу. Он должен исправить этот мир.

Один из невзрачных складов выделялся небольшим белым крестиком на воротах. Метка, оставленная специально для них. Здесь начнётся битва за новый порядок, здесь возгорится пламя, в котором сгорит старый мир, полный скорби и несчастий.

Путник толкнул небольшую дверцу в воротах и шагнул вперёд, в темноту. Пахло дёгтем и маслом. В центре горела небольшая лампадка, освещая круг из таких же чёрных фигур, собравшихся здесь, под завесой тайны. Осторожно пробравшись мимо бочек, он занял свое место в круге.

— Ну что ж, теперь все в сборе, — раздалось по правую руку от него. Странник узнал этот дребезжащий скрипучий голос, похожий на звуки расстроенной виолончели. Пастырь, их друг и наставник.

— Братья, время пришло. Пора исполнить назначенное. Все вы знаете, что делать. Оружие доставлено и ждёт своего часа.

— Без сожалений! — синхронно ответили остальные.

— Без сожалений, — отозвался Пастырь.

Собравшиеся по одному стали покидать тёмный затхлый склад. Когда настала очередь странника, один из соратников тронул его за плечо.

— Помни, на тебе лежит вся ответственность. Без сожалений.

— Без сожалений, брат.

Ему предстояло выполнить самую важную часть. И если всем остальным оружие нужно было только для того, чтоб защитить себя в случае нападений, то ему придется убивать. Но ради великого дела — не грех. Он был готов убить каждого в этом городишке, если это хоть на йоту приблизит их к заветной цели. Мир без насилия и вранья, счастливая земля, изобильная и щедрая. Справедливое правление самых лучших, самых честных и правильных представителей своего народа. Праведная цель, за которую стоило бы убивать.

Мужчина поменял свою чёрную рясу на традиционный наряд стражника. Кольчуга с короткими рукавами, островерхий шлем, красный сюркот, опоясанный широким ремнём, на котором болтались ножны. Он покрутил в руках короткий меч. Не слишком удобная рукоять, но драться ему не придётся. Он опустил забрало и пошёл к реке.

Молча сунув лодочнику деньги, мужчина сел на скамейку и терпеливо ждал, пока лодка коснётся причала.

На площади уже собирался народ. Пастырь, в своей чёрной рясе, забрался на эшафот и громогласно вещал о несправедливостях, которые творятся в мире. Горожане лениво слушали проповедь, однако, без особого интереса. Новоиспечённый стражник хотел было остановиться и послушать, но он должен был исполнить свой долг.

Пройдя в ворота замка, он мысленно отметил безалаберность стражи. Хотя, чему уж тут удивляться. Когда он станет править — все будет иначе. С другой стороны, зачем останавливать и проверять очередного стражника, возвращающегося из одиночного патруля. Мужчина хмыкнул и прошел в небольшую дверцу, ведущую к лестнице в донжон. В коридоре от дождя прятались трое гвардейцев, которых тут по плану быть не должно. По спине холодным табуном пробежались мурашки. В гвардии был всего один верный им человек, и в это время он дежурил возле графских покоев.

Гвардейцы только рассмеялись, когда он на трясущихся ногах прошел мимо.

— Видать, они там все такие слабенькие, как капитан ихний! Говорят, он на коленях умолял ему жизнь оставить, — услышал он вслед.

Наглая ложь, подумал парень. Капитан никогда бы не опустился на колени. Кто угодно, только не он.

Дорогу он помнил назубок, хоть и никогда не ходил здесь. Пастырь заставил выучить буквально каждый кирпич в каждом коридоре, и, казалось, теперь он знал этот замок лучше, чем некоторые из обитателей. Гвардеец у дверей стоял, словно каменный, не обратив никакого внимания на простого стражника. Мужчина тенью скользнул в покои Хуго, могущественного владыки этих земель.

Граф возлежал на широкой кровати с балдахином, и, судя по ритмичным стонам, возлежал не один. Ещё одна помеха. Хуго недовольно рявкнул, не отрываясь от увлекательного процесса:

— Пошёл вон!

Жалкий червяк. Он даже не понимает, что происходит.

К удивлению графа, стражник не выбежал, сверкая пятками, а наоборот, приблизился к кровати. В полумраке блеснул короткий меч, и двумя быстрыми ударами прервал жизни феодала и его любовницы. Последним, что они услышали, были два слова, прорезавших наступившую тишину. Без сожалений.

Пастырь внимательно осматривал толпу, всё прибывавшую на площадь. Верные соратники сгоняли её со всех концов города, чтобы как можно больше людей узнали шокирующую новость. Тут и там он замечал своих людей, старательно направляющих народ, как баранов на бойню.

— Братья и сёстры! — вещал Пастырь, воздев руки к небу. Голос его завораживал и вводил в транс. — Чёрные вести я вижу в будущем! Вижу, как наш владыка и защитник, граф Хуго, пирует вместе со старыми друзьями! Я вижу его рядом с отцом и братом! Воистину, чёрные вести!

Из окна графской спальни взметнулся красный плащ и полетел на воздушных потоках. Пора.

— Он мёртв! Я вижу это, как вижу вас всех!

Толпа охнула, кто-то недоверчиво смотрел на старика в чёрной рясе, где-то заплакал ребёнок.

— Ты лжёшь! — раздался крик из толпы, через несколько секунд сменившийся тихим стоном.

— И нет достойного наследника у нашего владыки! — Пастырь не обращал внимания на крики. Верные люди вовремя пресекали любые попытки прервать монолог. — Нет! И лишь народ Мариграда достоин править этой землёй! Славься, Мариград! Славься!

— Слава! Слава! Слава! — грянули несколько десятков посвящённых.

— Слава! Слава! Слава! — подхватила толпа, сначала неуверенно, а затем перекричав даже провокаторов.

Стража, как ни странно, не обращала внимания на происходящее. По большому счёту, им было плевать, кому служить.

— Мы изберём несколько лучших, чтоб создать совет! Священный совет, чья власть нерушима будет! Во веки веков! — старик повёл рукой, показывая на город.

Максимиллиан, стоявший в первых рядах, попытался пройти наверх, как один из самых уважаемых купцов, но почувствовал холодную сталь, грозившую воткнуться ему в почку.

— Не шевелись, — прошипел кто-то сзади.

На спине выступил холодный пот. Похоже, он стал свидетелем государственного переворота. Из толпы стали выходить люди, которых он видел вообще впервые. Толстяк отчаянно искал глазами стражников, гвардейцев, солдат, хоть кого-нибудь. Но кроме горожан и разномастных незнакомцев в похожих странных одеяниях — никого не было.

— Вот они! Девять новых владык! Слава им! Слава Мариграду! — кричал старик на эшафоте, распаляя толпу.

— Слава! Слава! Слава! — рявкнули луженые глотки.

— Слава! Слава! Слава! — вторили им горожане, не совсем соображая, что происходит.

Пастырь оглядел собравшихся. Все они были верными соратниками, долгие годы исправно служившими ради общего блага. Вот и теперь им предстояло послужить на благо этого города. Некоторые из них, например, Мельник, Пивовар и Лоцман, никогда здесь не бывали, но постарались не хуже других, поэтому вошли в первую девятку. Долгие годы они планировали этот переворот, и теперь настало время пожинать плоды. Жаль, что так глупо погибли Капитан и Сокольник. Они бы совершенно точно стали первыми среди лучших.

Труп феодала лежал на шёлковых простынях, в обнимку с неизвестной девушкой. Он не хотел лишних смертей, но было сказано не оставлять свидетелей, и ему пришлось подчиниться. Обнажённые тела сплелись в неестественной позе, и это оказалось не самым приятным зрелищем. Предстояло выполнить последнюю часть задания.

Молодой мужчина собрался с духом и размахнулся посильнее. Раздался мерзкий скрежет стали о кость, брызнула кровь, ещё не свернувшаяся. С первого удара голову отрубить не получилось, и ему пришлось ударить ещё. И ещё.

Кровь была повсюду. Капала с балдахина, бордовой лужицей растекалась по паркету, пропитывала мягкую перину. Обезглавленное тело, ещё тёплое, истекало и сочилось водой жизни. Парень стоял, пошатываясь. Его мутило, но такова судьба, и он с радостью исполнил её. В левой руке он держал голову Хуго.

Гвардеец проводил его на площадь через один из многочисленных потайных ходов. Эта часть плана казалась ему совершенно глупой и ненужной, но перечить наставнику он не осмеливался. Выйдя из ниши в стене, он пошёл в сторону эшафота, держа в руках отрубленную голову.

Толпа обомлела. Ужас, подобно туману, окутал собравшийся народ. И лишь истошный крик Пастыря вывел всех из ступора.

— Убийца! Держите убийцу! Повесить!

Гарольд стоял на берегу, рискуя свалиться в реку. Дождь так и не прекращался, и берег превратился в грязную кашу, тут и там прорезаемый множеством ручейков. Мост едва виднелся из-под воды, лишь косые перила торчали, словно две толстых змеи. Оставаться в деревне не хотелось, придётся превозмогать лишения и двигаться дальше.

В стороне от деревни, чуть выше по течению, стояла хибарка, старая и покосившаяся. Под навесом лежала перевёрнутая лодка-долблёнка, на воткнутых прямо в землю палках висел невод.

Следопыт постучал в дверь. С тихим скрипом она отворилась, и из избушки выглянул мужик. Лицо его, изрытое оспинами, при виде Гарольда скривилось как от зубной боли, но захлопнуть дверь перед носом рыбак не посмел.

— Чего хотел, бродяга? — мужик всем своим видом источал презрение и желание поскорей избавиться от непрошеного гостя.

— На тот берег уплыть, да поскорее, — миролюбиво ответил Гарольд, не обращая внимания на недовольную харю рыболова.

— Нешто с печки брякнулся? Али лодку где увидал у берега? Вода уйдёт, так сразу лёд встанет, жди. Завсегда после святого Вонифатия лёд встаёт, — рыбак жестами, словно дурачку, объяснял каждое своё слово.