Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Занятая борьбой с одним из ловцов, девица пропустила удар с другой стороны, да такой крепкий, что охнув, пала на одно колено. Заступник ее, не коснувшись плечом ее плеча, обернулся и, увидев свою подругу на неструганных досках, взъярился пуще василиска. Ногой пихнув наседавшего на него самого ловца, он облапил нависшего над девушкой обидчика, да с такой силой отшвырнул его в сторону, что несчастный, отлетев на несколько шагов, врезался спиной в клетку с чудовищем, от удара отъехавшую к самому краю помоста. Почуяв, что его снова беспокоят, чуд с новой яростью бросился на прутья решетки, весом своего тела довершив начатое драчунами. От броска его клетка накренилась, а затем и вовсе рухнула с помоста.
Вопящий от ужаса народ шарахнулся от клетки, которая выдержала падение. Однако, железная щеколда, закрывающая дверцу, соскочила от удара, и василиск, слепо тыкавшийся мордой в решетку, в несколько тычков отыскал незапертую дверь.
— Шляхтич! — Не своим голосом завопила Сколопендра, вторя отчаянному воплю Ерника. — У него шкура ядовитая! Спасай народ!
Казимир рванул из чехла нож, но рука замерла на середине — даже к слепому чуду с таким оружием было не подступиться, а меч он оставил на постоялом дворе. Чуя, как глухо бухает собственное сердце, он подцепил валявшийся под ногами трезубец и, примерившись, метнул его.
Всю силу свою и всю душу вложил комес в этот бросок. Рванувшийся к толпе чуд страшно дернулся, взбрыкнув хвостом, на полшага не достав до первой своей жертвы. Должно быть, слепой василиск и вправду был детенышем, иначе такое оружие никогда не пробило б его шкуру.
К помосту наконец-то протолкались стражники. Еще не разобравшись, но узревши пришпиленную к земле опасную гадину, довершили дело копьями. На Ерника было жалко смотреть. Каля бросала гневные взгляды то на него, то на бледного до синевы рыжего зазывалу, переждавшего драку на краю помоста. Комес, не спеша, разглаживал потянутое страшным броском плечо.
Старший над стражниками, невысокий, сивый воин с длинными усами и чубом, выбивавшимся из-под шлема, осторожно приблизился к дохлой гадине и, присев рядом, потыкал в бок древком копья. Убедившись, что василиск и в самом деле мертв, перевел взгляд блеклых глаз на остальных виновников переполоха. Желтые табачные зубы ощерились в неприятном оскале.
— Всех — в холодную, — коротко решил он, оценивающе задержав глаза на фигуре Казимира. — Опосля ярмарки наместник разберется, какая на ком вина.
* * *
Камера, в которую втиснули Калю с Казимиром, была набита почище бочки с рыбным соленьем. Оно оказалось к лучшему, поскольку для ловцов в ней места не хватило, и их увели в соседнюю. Иначе не избежать бы было новой драки. С самого мига, когда усталый писец затвердил их провину в засаленной книге караульной, и до самой камеры, куда отвела их стража, Казимир не произнес ни слова, даже не глядя в сторону Кали. Уже за решеткой, одним только взглядом отвоевав место у стены у двух занимавших его тощих карманников, рыцарь без особой брезгливости улегся на загаженное сено, явив разбойнице обтянутую кольчугой спину. Куртка его была разодрана в клочья. И без слов было понятно, что настроение светлейшего комеса было преотвратным. И кто в этом виноват, понятно было тоже.
Сколопендра, прислушавшись к женскому чутью, до сих пор не имевшего влияния на вспыльчивый, несдержанный характер разбойницы, сделала единственно верную вещь. Смерив спину шляхтича долгим взглядом, она молча развернулась, отходя в угол камеры.
Длинный коридор разделял заполненные камерами блоки. По левую сторону, как заметила Каля, в основном шли камеры-одиночки, забранные толстыми решетками. Почти в каждой имелось вверченное в стену кольцо с цепью и ошейником, способным укротить буйного постояльца.
— Эй, ты! Рыжая!
Сколопендра обернулась. В соседней камере, через проход, обхватив руками покрытую толстым слоем грязи и копоти решетку, стоял оборванный парнишка, на вид не старше самой Кали. Длинная ржавая цепь тянулась от железного пояса, обхватившего стан паренька, до самой стены, позволяя ходить лишь вдоль торца камеры.
— Отвали, — неприветливо буркнула разбойница. Камни стен были гладкими и скользкими, словно не одно поколение горемык обтирало их в этом углу плечами. Поерзав спиной по холодной кладке, Каля скрестила руки на груди. — Че надо-та?
Парнишка ухмыльнулся, обнажая на удивление целые зубы. Наглый взгляд и хитрая мордочка на воле вызывали бы у Сколопендры невольное желание зажать покрепче кошель в руке, и не спускать с паренька глаз.
— Поболтать, — ничуть не смутившись грубым отказом, хмыкнул сокамерник, подмигивая Кале. Разбойница невольно улыбнулась. Подобный пройдоха горячо — а главное, не небезуспешно — убеждал вас в вечной привязанности, и брал за горло, обчищая карманы.
— Болтай, — отозвалась Сколопендра, прикрывая глаза. У наемников Ерника были пудовые кулаки. Ушибленный в драке бок саднило, так что Каля старалась дышать неглубоко, чтобы не вздрагивать от боли.
— Меня Жданеком звать, Рыжая, — не обращая на угрюмость собеседницы, продолжил парнишка.
— Я не рыжая, — поглаживая обтянутые рубашкой ребра, откликнулась Сколопендра.
— Ну, так назовись, — подмигнул Жданек. — Кажися, мы тут надолго застряли, грех не поболтать по душам.
Темные глазки-пуговки так и сверкали, словно ни темница, ни лязгающие оружием у двери стражи на часах не сломили дух непоседливости, заключенный в тщедушное тельце. Стоптанные башмаки выбивали нехитрый мотивчик на грязном полу, бледные губы кривились в улыбке, словно не отделяло Жданека от воли ни камни толстые, ни замки, ни цепи.
— Прыткий до дрожи, — открыв глаза, заговорила Каля. — За что сидишь, егоза?
Жданек расплылся в счастливой усмешке.
— Не сошлись во мнениях о перераспределении богатства с итильским купцом, — звякнув цепью, сообщил парнишка.
— Щипач?
— Оружие в руках держать умеет, да еще и умна! — Шутливо прослезился Жданек, мазнув пальцем по покрытой разводами щеке. — А то! Ярмарка же, красотишша! Чего только не увидишь и не услышишь! А этот, — кивнув на лежащего Казимира, скривил рожицу парнишка, — спит! Вставай, дурья башка! Девку проспишь!
— Ну, помело, — подгибая колени, произнесла Сколопендра. — Мели дурья башка, да не зарывайся.
— А што так? — Искренне удивился Жданек. — Меж нами решетки крепкие. Или боишься? Не дрефь, хмерска вольница без вины не обидит! Ярмарка, рыжик, она для всех. Как одна огромная, ласковая буренка — знай дои.
— А ну, заткнитесь оба! — Не поворачивая головы, рявкнул пресветлый комес, безуспешно пытаясь удобно умостить голову на локте. Сидящие поодаль уже заметно протрезвевшие ярмарочные буяны, по виду — доравшиеся до веселья крестьяне из далеких сел, испуганно дрогнули, давно еще без труда угадав в сокамернике рыцаря. — Умна она, как же! Только ума и хватает, чтобы языком вихлять! Поспать дай хоть тут, раз постоялый двор тебя не устраивал!
Жданек округлил глаза, выразительно вытягивая губы трубочкой.
— И что ж ты мне сделаешь? — Издевательски поинтересовался он. — Ты в одной камере, я в другой. Вряд ли встретимся. Ко мне, отчего-то, гостев не водят. Бояться чегой-та.
— Истинно так, — подтвердил из другого угла мужичонка, сосредоточенно ковырявший между пальцев на ноге. — Сопрет все, что плохо лежит. И ключ к замку, и сам замок.
Казимир скрипнул зубами, наливаясь краснотой до самой шеи.
— Ну, так чиво, благородный? — Подзуживал Жданек. Цепь на поясе погромыхивала в такт каждому движению паренька, переминавшегося с ноги на ногу так, словно по горячим углям босыми ногами отплясывал. — Меня не достать, это мы выяснили. Так что делать будешь? Мож девицу свою поколотишь, ась?
Комес смолчал и тут, рывком садясь, и после поднимаясь на ноги. Крестьяне как один шарахнулись к стенам подальше от опасного соседа. Подойдя к решетке и зачем-то попробовав ее прутья на крепость, Казимир вперил хмурый взгляд в лучащуюся наглостью мордочку щипача.
— Ее мне еще успеется, крысья харя, — раздельно и негромко проговорил он, прищурившись в нахальные глаза. — А только странно думать, да еще тебе, что тебя так уж и достать нельзя. Заткнись сам, добром прошу покудова, да в лицо мне хорошенько глянь. Как думаешь, ежели прямо теперь тебя порешить, наместник хоть виру возьмет с благородного за убивство такой швали, как ты?
Жданек послушно и даже чрезмерно усердно вытаращился на Казимира, стискивая прутья решетки так, что тощие пальцы побледнели.
— Доберись сперва, — хихикнул воришка, — а то на словах все грозные. Хо, — вдруг просиял паренек, — а ты, рыжая, знала, что тебя поколачивать будут? Или ты ему должна чего? Странственно, — вздохнул Жданек, — вроде вы как заодно под замок загремели, ан сидите порознь, да волком друг на дружку зыркаете.
Сколопендра бросила на шляхтича быстрый взгляд, и что совсем уж неожиданно, вдруг покраснела.
— Уймись, — прошипела она.
Жданек беззвучно распахнул род, прикрывая его узкой ладонью.
— И ты, рыжая? — Потрясенно вздохнул он, что при улыбающихся глазах выглядело совсем уж никудышной игрой. — Ииииэххх... Житья моя непутевая! Слышь, благородный, ты все-таки подумай, как мне шею будешь мылить, а уж веревочку и без тебя подберут.
— Тьфу, — в сердцах сплюнула Каля, по прежнему не глядя на Казимира, — дурья башка.
— Зато глаза вострые, — полмигнул Казимиру Жданек. — Ты не против, любезный, мы тут еще немножечко поболтаем о своем, вольном?
Каля развернулась к шляхтичу.
— На месте василиска могла бы и я быть! — Спокойно произнесла она. — Или любая из чуд. Все еще думаешь, не следовало мне энтих наемничков окорачивать? Что нелюдей не любишь, то знаю, ну а как не убивать, а мучить на потеху, это, по-твоему, добро будет? Кто, кроме человека, убивает не заради еды, а заради забавы?
Не удостаивая вниманием последние слова Сколопендры, рыцарь лишь тяжело вздохнул, прислоняясь лбом к холодным прутьям. Отняв голову, он зачем-то поставил стопу одной ноги на колено другой и взялся за шнуровку на внутренней стороне бедра. Несколькими мгновениями позже на ладони шляхтича лежал узкий гнутый нож.
— С пяти лет метать обучен, — устало пояснил комес щупачу. — С завязанными глазами по движущимся мишеням.
Глаза у воришки загорелись, чуткие, подвижные пальцы дрогнули, словно уже у себя в руках держал он комесов нож.
— Метни! — Закивал он. — Мне как раз нужного инструменту не хватает, чтоб скрасить пребывание в сей мрачной келье.
— Метну, — внезапно оживился Казимир, прищурившись на Жданека с иным, нежели ранее, выражением. — А ты мне что взамен?
— А што хошь, — осклабился парнишка, — историю, добрый совет, колкую шутку. Иль, — прижавшись лицом к прутьям, торопливо зашептал он, — как с женщинами обращаться.
Шляхтич дрогнул от неожиданости.
— А как? — С неожиданным интересом вопросил он, подбрасывая нож на ладони.
Жданек выразительно шевельнул бровями, указывая комесу за спину. Сколопендра явно заинтересовалась. Уж больно вид у неё стал скучный и невыразительный.
— При ей говорить? Портить сурприз?
— Ничего не надо портить, — уверенно решил комес, присаживаясь около решетки. — Хочешь нож? Ну, так извертись так, чтобы и я понял, и она не обиделась. А то — сиди там, палача дожидаючись. Чай, не первый раз тебя уж ловят, раз такое украшение надели?
Парнишка в деланном испуге замотал головой.
— Э, нет, могучий рыцарь, — улыбнулся он во все свои целые зубы. — Мне такого не надоть. Вдруг я расскажу, и она все ж таки возьми да обидься? И тебе — сплошное разочарование, и девица второй Вышцкой ведьмой обернется, секреты наши мущинские вызнав. С чегой-то девки от них как одна лютеют, ежели где подслушать придется.
Комес опустил голову, прокручивая нож меж пальцев.
— Какая-такая Вышцкая ведьма? — Спросил он с видимым интересом.
— Ну, знаешь ли, — щипач, казалось, был в восторге. — Ты, видать, вовсе нездешний, да темный, как пень, хоть и благородная морда. В здешних-то краях все про нее, паскуду, наслышаны. Жила два года назад в вышцких лесах ведьма, да такая лютая — не подойдешь! Трех мракоборов со свету сжила, что с нею совладать пытались. Да не в их, нелюдях суть, а в том, что шибко ведьма та была на род мущинский обижена, а пуще того — на благородных господ. Ну, вроде тебя.
Казимир играл с ножом, не поднимая головы.
— Ну и что с того-то? — Подогнал он, не отрываясь от своего занятия.
— А то. Обидел ее какой голубокровный неуч, да и сотворил из женчины фурию, — хмыкнул Жданек, сам не отрывая жадных глаз от взблескивающего ножа. — Вот что оно, невежество, творит-то! А сколько мужиков из-за того пострадало — не счесть. Особливо тех, кто сам по дури лез на рожон — от нечисти лес освобождать. Много рыцарей, мракоборцев, да простых наемников к ней ушло-то, да немного назад возвращалось. На моей памяти только один и возвернулся, и тот — человечий облик потерял. Тожить, кстати, благородный. Как ты, слышь-ка, рыцарь?
— Слышу, — глухо отозвался Казимир. Каля приблизилась, усаживаясь рядом.
— Что ж на такую мерзость и управы все не найдут, — вздохнула она, кладя локти на колени.
— Как не найдут? — удивился воришка, уже начиная приплясывать от нетерпения. — Давненько уж нашли! Почитай, еще той зимой явился к ней мракоборец из неизвестных. И ужо не знаю, как исхитрился, а выманил паскуду из логова ее колдовского. Бают, собой был оченно хорош, ну да я сам его не видал. Заманил в ловушку, да там же и порешил. Ох и долго ж пепел черный от туши ее поганой над лесом-то летал!
Рука Казимира, крутящая нож, дрогнула. На широкой ладони раскрылась длинная кровавая полоска.
— Так все ж таки порешили ведьму? — Переспросила Каля, поглядывая на Казимира, по-прежнему державшего голову низко опущенной. — Не путаешь ниче? И тело пожгли?
— Да уж больше года прошло, — подтвердил Жданек, все еще не терявший надежду получить заветный нож. — А как по мне, давно пора было. Той-то единый наемник, что чудом от нее сбежать сумел, да еле до людей добрел, рекут, смотрелся так, будто не одна баба, а стадо жеребцов за сколько-то месяцев его изъездили. Живого места не было, как из пыточной выбрался. Ниче сказать не мог, ржал только неумно, да и так все было видно тем, у кого глаза-то были, что с ним там сталося. А скольких до него, да после замучила зловредная баба? Колдовством своим притянула да до смерти довела? То-то и оно, благородная морда, что женчина — творение бесовское, и к ней особый подход нужон. Чуть что не так — и на, получи тебе ведьму! Уразумел ужо, наконец?
— Уразумел, — едва слышно прошелестел Казимир, дергая рукой. — Только ножа я тебе не дам. Добро бы так сбежал, а порешишь кого из стражи, кровь будет на мне. Сиди уж.
Жданек в запальчивости даже подпрыгнул, послав в адрес обманщика изощренное ругательство. Рыцарь не ответил. Тяжело поднявшись и, ни на кого не глядя, он вернулся на облюбованное место, и снова улегся ко всем спиной.
* * *
— Надеюсь, вы не держите зла, благородный комес, — голос наместника звучал почтительно, не без особого дружелюбия. — Не всем из стражи известны гербы вашей светлости.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |