Dragon Age. Inquisition. Воля Создателя

Доносящиеся из двери прямо по коридору разговоры на повышенных тонах подсказали Манвэ, куда идти.

-Вы что, совсем с ума сошли!? — донесся до её ушей голос верховного канцлера, — Её нужно немедля же арестовать, и отправить в Вал Руайо — в цепях!

Нахмурившись, Манвэ решительно толкнула дверь, и вошла внутрь, сразу же став напротив широкого дубового стола, заваленного горой карт, свитков и книг. Вокруг него собралась большая толпа людей, которые при появлении эльфийки вздрогнули, оторвавшись от дел. Даже верховный канцлер Родрик при её появлении на краткий миг изменился в лице — быстро, впрочем, вернув самообладание.

-А, — казалось, он скоро начнет потирать руки от удовольствия, — Она уже явилась.

-Меня что, — спросила эльфийка, — До сих пор подозревают в том, что случилось на Конклаве? Даже после того, что мы сделали?

-Именно так, — с нажимом на каждый слог, произнес канцлер Родрик.

-Нет, — твердо возразила со своего места леди Кассандра, подняв голову, — Мы тебя ни в чем больше не подозреваем.

-Это не тебе решать, Искатель, — жестко отозвался канцлер Родрик, скрестив руки на груди.

-Тот, кто устроил катастрофу на Конклаве, — вмешалась в разговор леди Лелиана, — Может быть еще жив, и продолжает строить козни. Я не исключаю, что он мертв, но у него, почти наверняка, остались еще живые сторонники.

Внезапно канцлер Родрик резко изменился в лице.

— Я что, с вашего позволения — тоже подозреваемый? — с выражением презрения и отвращения произнес он, повернувшись к леди Лелиане.

-Именно так, — со схожей интонацией, произнесла леди Лелиана. На краткий миг на её тонких губах появилась тень улыбки. Манвэ первый раз в своей жизни видела, как улыбка одновременно может не отражать никаких чувств — и смертельно угрожать.

-Но не она!? — канцлер обвинительно ткнул пальцем в сторону Манвэ, — Даже, несмотря на метку на её ладони?!

-Брешь всё еще является угрозой для всего Тедаса, — произнесла Кассандра, — И единственным известным для нас способом борьбы с ней является метка на ладони леди Лавеллан. Я считаю, что это Андрасте послала её нам в час нужды.

-Андрасте, что?! — брызнув слюной, канцлер изумленно уставился на леди Кассандру. Казалось, еще немного, и он бросится на неё с кулаками, — Андрасте бы никогда не послала долийского эльфа — к тому же, мага! Как будто, первого еще недостаточно!

-Все твои возможные аргументы "против", мне прекрасно известны, — равнодушно произнесла Кассандра, — Однако, остается неоспоримым, что лишь она способна закрывать разрывы. Её столь своевременное появление, это не случайность — это Провидение. Она — Вестница Андрасте, посланная нам в час нужды. У нас нет иного выбора, кроме как этим воспользоваться.

-Я всё понимаю, — решила вставить слово Манвэ, — Но... Вестница Андрасте? Я!?

-Я понимаю, как это может звучать для тебя, — кивнула Кассандра, — Но я уже всё обдумала, и считаю, что тебе необязательно знать волю Андрасте, или даже верить в Создателя, чтобы быть проводником его воли.

-Это... — канцлер Родрик вытер обильно выступивший на лбу пот, — Похоже на какой-то цирк. Я бы решил, что я сплю, если бы не был точно уверен в обратном. Леди Искатель, это уже переходит всякие рамки, и должно закончиться. Немедленно.

Выпрямившись, он прямо посмотрел в глаза леди Кассандре.

-Как верховный канцлер, и временный глава Церкви Андрасте до момента выбора новой верховной жрицы, я приказываю приготовить преступницу к суду в Вал Руайо. Заковать её в цепи!

Наступившая после слов канцлера тишина была такой плотной, что в ней могла бы завязнуть муха. Казалось, на краткий миг все находящиеся в комнате замерли, не решаясь выдохнуть.

Некоторое время леди Кассандра молча сверлила взглядом канцелера, а затем резко выпрямилась. Взгляд её приобрел холодную властность, от одного отражения которой Манвэ почувствовала, как по коже пробегают мурашки. Искатель нашла взглядом двух храмовников, стоящих в охранении на входе в комнату.

-Отставить, — приказала она, — Покиньте помещение.

Без лишних слов, храмовники синхронно прижали крепко сжатые кулаки к сердцу, и удалились.

Канцлер Родрик резко побледнел. Казалось, он постарел на несколько лет после того, как обвел взглядом зал для совещаний, и нашел лишь сторонников Кассандры.

Искательница, тем временем, демонстративным жестом опустила на стол некий предмет, похожий на толстый том. Казалось, он был обит со всех сторон металлом, и на лицевой стороне его был оттиск сломанной печати, похожей на церковную.

-Ты знаешь, что это, Родрик, — Кассандра не спрашивала — она утверждала. Она и не ждала ответа. На миг Манвэ ощутила пробежавшийся по спине холодок: если бы канцлер в тот момент решился перечить Кассандре, то рискнул бы жизнью.

-Это последнее предписание Джустинии, должное быть вскрытым в случае её смерти. Её эдикт, дающий нам право действовать! — голос Кассандры приобрел стальные нотки, и набрал силу, — Поскольку Конклав не увенчался успехом, перед лицом смерти верховной жрицы, войны храмовников и магов, и угрожающей всему Тедасу Бреши, мы объявляем о воссоздании Инквизиции!

-Это... какое-то помешательство? — пробормотал канцлер в суеверном ужасе.

-Это не помешательство, — Кассандра даже не повернулась к нему лицом, смотря куда-то вдаль, — Это Священный Поход. Отныне святой долг каждого — присоединиться к нему, дабы спасти Тедас!

* * *

-Шартр считает, что у тебя доброе сердце, — вместо приветствия произнесла мать Жизель, когда я вошел небольшую деревянную часовню, возведенную внутри лагеря.

Это было небольшое помещение, с одного конца которого в другой можно было сделать не более пяти шагов, освещенное, по большей части, многочисленными свечами на полу прямо напротив входа. Когда я зашел внутрь, то мой взгляд был направлен на изображение белокожей женщины, облаченной в наряд невесты, на фоне облаков. По обеим сторонам от неё стояли две фигуры в белом — лицо одной из них было закрыто устрашающей черной маской-шлемом, а вторая была облачена в наряд служителя культа. Света свечей, и проникавших сквозь дверной проход солнечных лучей хватило лишь на то, чтобы осветить ноги и туловище женщины — детали её лица ускользали от взгляда, теряясь на фоне золотистого нимба вокруг головы.

Мать Жизель казалась совсем незаметной, скромно пристроившись на деревянной скамейке по правую сторону, в противоположном от входа углу. Её фигура, облаченная в золотисто-желтую мантию служителя культы, терялась на фоне картины. Создавалось такое впечатление, будто я стою сейчас не напротив матери Жизель, но напротив изображения Андрасте, невесты Создателя.

Черты лица преподобной матери было достаточно сложно прочитать в таком полумраке, но мне она показалась очень небольшой, худощавой женщиной лет пятидесяти, с нетипичным для жителя Ферелдена темным загаром. Я вспомнил, что мне говорили о том, что она прибыла из Орлея, но цели её присутствия в столь небезопасном месте пока от меня ускользали.

-Шартр, — помедлил я, прикидывая, стоит мне обижаться на маленький шпионаж эльфийки в пользу духовенства, или же нет, — Слишком быстро судит о людях. Она знакома со мной менее часа.

-Иногда за куда меньший срок можно узнать о человеке всё, — промолвила мать Жизель, — А иногда и целой жизни не хватит, чтобы понять одно — самое важное.

-Я так понимаю, вы подразумеваете, возможность повернуться к человеку спиной? — предположил я, — Думаю, ставки в таких вопросах слишком велики, чтобы вообще хоть когда-либо это делать?

— И, тем не менее, — возразила мне мать Жизель, — Общество целиком построено на том, что один его член всегда в чем-то зависит от другого. Дети полагаются на родителей в юности, а родители на детей — в старости. Жена полагается на мужа, а муж на жену — в браке.

-Думаю, если продолжить эту фразу, — спросил я, — Вы бы сказали, что маги полагаются на храмовников, а храмовники — на магов, но я просто не вижу в этом смысла. Эти отношения слишком напоминают мне отношения между господами и рабами — они даже в лучшие времена были слишком неравны, чтобы в них можно было найти какую-то гармонию. Я уже не упоминаю о том, как обстоят дела между нами сейчас.

-Отношения между детьми и родителями, равно как и отношения между мужем и женой, тоже порою больше напоминают отношения между господами и рабами, — заметила преподобная мать, — Однако это вовсе не означает, что такие отношения сами по себе являются злом. Я всегда стояла на том, что корень проблемы необходимо искать не в форме отношений между людьми, а в сути людей, в целом. Достойный человек будет относиться к другим так, как он бы хотел, чтобы относились к нему другие. Всегда.

-Пустые мечтания, — помедлив, возразил я, — Как бы ни хотел я с вами согласиться... но не соглашусь. Человеческая природа такова, что она ищет зло. Чем больше барьеров вы перед ним ставите, тем более извилистые дорожки оно находит.

-Случалось ли тебе видеть, как добро тоже находит себе дорогу там, где оно, казалось бы, не может и возникнуть? — спросила преподобная мать, — Многие до тебя пытались определить человеческую природу, как изначально злую, но почему тогда часто случается так, что все эти аргументы разбиваются в пух и прах самой жизнью? Об этом не трубят на перекрестках, об этом не слагают баллады — но сама возможность существования зла порой обусловлена существованием добра. Если бы не было тех, кто даёт, не беря ничего взамен, то не было бы и тех, кто стремится лишь пожрать других. Одни бы не выжили, другие бы — не родились вовсе.

-На всякого злодея найдется столько же праведников, — произнес я, — А между ними всегда будет болтаться толпа тех, кто ведом сиюминутными интересами, и может, как создавать, так и уничтожать в равной мере. Действия одних компенсируются другими, и всё снова возвращается со временем на круги своя. Человечество находится в тупике, мать Жизель. Я не знаю, что ты пытаешься изменить. Если, конечно, столь одухотворенные мотивы беспокоят тебя настолько сильно, что ты даже не пытаешься обсуждать более приземленные вещи.

-Ты тоже чувствуешь это, — помедлив, прошептала мать Жизель, — Мы — все люди по отдельности, и общество в целом — находимся в тупике, не в силах двинуться вперед. Мы начинаем войны — в том числе и внутренние, лишь по той причине, что мы пытаемся изменить форму, забывая о сути. И ты прав — пока действия во имя созидания уравновешиваются действиями разрушения — мы в тупике.

-Я не ожидал, что ты так спокойно признаешь это, — заметил я.

-Лишь оглядевшись вокруг, ты можешь понять, куда двигаться дальше, — ответила мне мать Жизель, — Видишь ли, Браэн, каждый день ко мне приходят люди — совершенно разные, из разных сословий, и с разным опытом. Однако, всякий раз, когда я начинаю с ними разговаривать, я ищу только одно, и еще ни разу не было случая, когда бы мне не удавалось это найти.

-И что же это? — вздохнул я.

-Это — добро, — шепнула преподобная мать, — Его ростки живут в каждом. У кого-то они укоренились и пустили плоды, а у кого-то еще не проклюнулись, или покрыты толстым налетом. Но оно есть в каждом, без исключения. Это даёт надежду. В моих силах немногое, но я знаю, что уйду в свет Андрасте с верой в лучшее. Когда-нибудь мы достигнем спасения. Пока мы живы — надежда всегда остается.

Наступила долгая пауза. Преподобная мать не спешила продолжать речь. Я же почувствовал, что после такой беседы было бы неуместно лезть с делами земными. В принципе, я уже узнал, что хотел, и сделал кое-какие выводы.

-Что ж, — помедлив, произнес я, — Я никогда не думал, что буду вести беседу на такую тему... — "в этом мире", хотелось мне сказать, но я остановил себя на полуслове, оставив фразу без продолжения, — Большое спасибо тебе, мать Жизель.

-Эта тема — самая важная из тех, что вообще стоит обсуждать, — не согласилась со мной преподобная мать, — Но, в любом случае, прости, что отняла у тебя время на разговоры об абстрактных материях. Думаю, тебя привели ко мне, всё-таки, вопросы о более приземленных вещах, — на краешках её губ обозначилась легкая улыбка, — Ты вполне можешь обсудить их и с Шартр. Я ей полностью доверяю в таких вопросах.

-Вот так вот, просто? — спросил я, поднимаясь с деревянной скамейки, — Неужели тебя даже не интересует то, что я буду с ней обсуждать?

-Самое главное я уже сделала, — улыбнулась мать Жизель, — Остальное — в твоих руках, Браэн.

-Хорошо, — вздохнув, я кивнул, и двинулся в сторону выхода, — Тогда не смею тебя больше задерживать.

Когда я вышел из часовни, воздух снаружи показался мне необыкновенно свободным и чистым, даже, несмотря на то, что здание находилось в центре наполненного людьми лагеря — со всеми вытекающими из этого последствиями вроде запахов нечистот, и готовящейся на кострах пищи.

Услышав приглушенный смешок, я обернулся. Шартр наблюдала за мной, прислонившись к перилам у входа в часовню, скрестив руки на груди.

-Довольно многие выскакивают из этой часовни с похожим выражением лица уже через полминуты разговора, — сделав большие глаза, сказала эльфийка, — Но очень редко беседа продолжается так долго. И это, к добру, наверное, — рассудительно заметила она, — Нужно как-то сохранять трезвый рассудок, а разговоры с матерью Жизель этому не способствуют.

-Всё хорошо в меру, — откликнулся я, задумчиво рассматривая женщину. Чем дальше, тем сильнее мне казалось, будто она представляет собой нечто большее, чем кажется. Как минимум, у неё было довольно существенное влияние в лагере беженцев, но на чем оно основывалось, оставалось пока только гадать.

Мой взгляд внезапно зацепился за огромного ворона, сидящего на крыльце церкви, нисколько не опасаясь эльфийку всего в двух шагах от себя. Создавалось такое впечатление, будто Шартр прикормила его, и тот больше её не опасался, либо он был и вовсе, ручной. Впрочем, зачем Шартр мог понадобиться столь огромный ворон, я не представлял. Не для того же, чтобы доставлять её "друзьям" письма? Почтовый голубь справился бы не хуже — разве что, немного медленнее.

— Побеседовав с матерью Жизель, — произнес я, отвлекшись от ворона, — Я, кажется, забыл, зачем вообще к ней приходил. Но на душе, действительно, стало как-то по-другому. Легче, наверное.

-Понимаю, — кивнула эльфийка, задумчиво изучая носки ботинок, — Что ты планируешь делать дальше? Вернуться туда, откуда ты пришел? Раз с матерью Жизель ты уже поговорил?

-Не знаю, — тихо произнес я, избегая смотреть на неё. От неловкости меня спас неожиданно раздавшийся со стороны ворот гвалт толпы. Сидящий на крыльце ворон оглушительно каркнул, и взмыл в воздух, тотчас же улетев.

-Пойду, проверю, что там, — хмуро бросил я Шартр, поймав на себе настороженный взгляд.

Пробиваясь сквозь толпы забеспокоившихся, тревожно озиравшихся кругом беженцев, я впервые после встречи с демоном гнева испытал нехорошее предчувствие. Оно было мало похоже на ощущение зависшего надо мной меча — так, словно опасность, хотя и существовала, не грозила мне напрямую.