| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Объяснение это не успокоило меня, однако дало надежду, смешанную со страхом: я не могла разглядеть того, что в прошлом, будущем и настоящем видели золотые глаза демона, но столица Юга все чаще представлялась мне средоточием некой жадной силы, состоящей из крови, обид и мести. Все это, словно водоворот, затягивало нас глубже и глубже, меняя сущность Хорвека, с готовностью откликавшегося на призыв смертельно оскорбленной некогда в этих краях магии.
Следующий дни, солнечные и теплые, благоприятствовали нашему путешествию, казавшемуся мне иногда бесконечным. На этот раз нам выпала славная широкая дорога, петляющая меж прекраснейших горных лугов, которые были так зелены и свежи, словно лето никогда не уходило из этих краев. Время от времени, мы спускались в прохладные долины, сплошь поросшие вязами и грабом, где родников было так много, что воздух звенел от их веселого журчания, смешивающегося с пением птиц. А затем дорога вновь устремлялась вверх, к солнцу и теплу, минуя маленькие деревушки и старые храмы.
-Скоро ты увидишь самый прекрасный город подлунного мира, — сказал Хорвек, и я едва ли не впервые услышала в его голосе волнение, невольно передавшееся мне.
До самой смерти я не забуду, как впервые увидела Астолано — город, значивший так много для Хорвека. Да и не только для него.
Мы оставили за спиной один из перевалов, и искали место для привала — дорога здесь походила на тропу, ведущую вниз вдоль живописного обрыва. Впереди, позади, по сторонам — кругом наступали лесистые горы, разделенные цепочками озер, поверхность которых сверкала серебром на солнце и переливалась шелковой темной зеленью в тени.
-Смотри, — сказал вдруг Хорвек, остановив коня. — Там!
Свежий ветер, словно дожидаясь его слов, разметал наши волосы, конские гривы, и я увидела лазейку, через которую он сумел пробраться сюда: между двумя горами, виднеющимися вдали, сияла лазурь, которую я уже знала.
-Море! — воскликнула я радостно. Удивительно, как быстро полюбилась мне незнакомая ранее стихия.
С удивлением узнавала я места, виденные когда-то в сновидении, которое я призвала, выпив мертвую кровь на пустошах. Мы двигались вперед, и горы, казалось, медленно расступались в стороны, являя нам все более полную картину: над морской гладью, на противоположной стороне бухты, блистал в лучах солнца белоснежный город, созданный, казалось, сплошь из мрамора и позолоты.
Чуть позже дорога вновь увела нас вверх, а затем, как обычно, вниз, и дивный вид скрылся за туманной синевой очередного пологого склона. Но вскоре Астолано показался нам во всем своем великолепии — теперь мы смотрели на город с обрыва, а он простирался у наших ног.
Странным, чуть хриплым показался мне голос Хорвека.
-Все такой же, — сказал он, нарушив молчание, и мне показалось, что губы его пересохли от волнения. — Я... я помню...
С болезненной жадностью он всматривался вдаль. Я поняла, что именно он искал, проследив за его взглядом, который вскоре остановился на темном пятне средь праздничной белизны: то были руины, окруженные строгими, почти черными зарослями островерхих кипарисов. Неотрывно Хорвек смотрел на них, и я, повернувшись к нему, чтобы задать свой глупый вопрос, замерла, зачарованная чем-то в глубине его желтых глаз.
Голова закружилась и мне показалось, что я смотрю в огромное золотое зеркало, где отражается прекрасный город, подернутый золотистой патиной. Белоснежный лик Астолано был нарушен одним лишь темным пятном, теперь сливавшимся в сплошную черноту. Не было более ни руин, ни кипарисов — лишь око тьмы, прореха, сквозь которую на солнце смотрела непроглядная молчаливая ночь. Вот тьма вздрогнула, точно в ней зародилось нечто живое, и границы ее стремительно изменили свои очертания, пожирая на своем пути белые стены, позолоченые купола, красную черепицу крыш, серебристую листву деревьев... Белый город погибал, а чернота искрилась красными искрами догорающих пожарищ.
-О нет, нет... — невольно прошептала я, и очнулась.
Хорвек смотрел на меня, чуть склонив голову набок.
-Читаешь мои мысли, Йель? — с неприятной улыбкой спросил он. — Это умение не принесет тебе счастья, поверь.
И я в первый раз поняла, как велико его желание отомстить городу, где погибла Белая Ведьма. Никогда я еще не видела столько страсти в нем, столько жизни!.. Это было то, чего я до сих пор не знала в Хорвеке, но, вне всякого сомнения, таким был Рекхе, идущий на войну с людьми. До сих пор я не слишком старательно раздумывала над причинами, побудившими демона-полукровку вернуться в мир людей и сеять здесь разрушение, с присущей мне простотой списывая все на козни рыжей ведьмы. Но теперь я знала: вовсе не одна любовь к лживой чародейке вела его убивать. "Он попросту хотел получить то, что погубило его мать! — думала я, глядя на Хорвека с непривычным страхом. — Торжествовать на том самом месте, где была повержена она. Выжечь дотла город, отправивший ее на казнь. Стать королем там, где когда-то мать желала сделать его наследником своей власти, и выполнить тем самым ее волю..."
-Да, — согласился Хорвек, уняв огонь в своих глазах, но все еще кривя губы в злой улыбке. — Когда-то я так ненавидел этот город, что вычеркнул из своей памяти все, что было с ним связано, и даже мысленно не произносил его названия долгие, долгие годы. А когда это проклятое имя — Астолано! — прошептали мне на ухо и спросили, хотел бы я получить трон, который так и не достался моей матери... О, я захотел! И желал этого так, что едва не сжег себе сердце и разум.
-И сейчас хочешь? — со страхом спросила я.
-Этого хочет что-то, оставшееся только в моей памяти, — сказал он, с усилием сгоняя с лица выражение, испугавшее меня. — Неважно, чего я хотел тогда. Прежним я все равно не стану.
Я не поверила ему, однако смолчала. Теперь я смутно догадывалась, о каком предопределении постоянно толкует бывший демон: он вернулся в город, которому хотел отомстить, но судьба, словно потешаясь, позволила ему исполнить это желание только после того, как низвела до полного ничтожества. Вместо того, чтобы прийти в эти земли с войной, ведя за собой неисчислимые темные силы, он стоял сейчас перед Астолано отверженным, слабым, переродившимся в человека, а за его спиной пряталась бесполезная рыжая девчонка. "Ну-ка, отомсти теперь! — посмеивалась какая-то высшая сила над тем, кто в подземелье от ярости желал перегрызть себе жилы. — Этот город стал еще прекраснее, чем был, и память о твоей матери здесь все так же презирают, превратив в балаганную сказку!.."
Появление Хорвека в столице ознаменовалось многими диковинными событиями, сплетни о которых впоследствии дошли до моих ушей. У руин дома, принадлежавшего некогда Белой Ведьме, сам по себе раскололся надвое большой камень, на котором, если верить старым сказкам, колдунье перед сожжением отрубили обе руки — чтобы она не смогла более никогда творить заклятия. Рыбаки в тавернах клялись, что слышали доносящийся из-под воды колокольный перезвон — а многие в здешних краях помнили, что Ведьма Юга явилась с моря, и называла себя наследницей королей, некогда правивших в землях, затонувших по воле разгневанных богов. О мелких происшествиях нечего и говорить — повсюду чернело серебро, рождались на свет двухголовые котята, покойники не лежали спокойно в гробах, ночами скребясь из-под земли, и над морем несколько ночей кряду молочным сиянием озаряла небосвод удивительная хвостатая звезда, медленно движущаяся с востока на запад.
Но так как в столицу мы въехали тихо и мирно, смешавшись со множеством других путешественников и купцов, никто поначалу не связал зловещие знамения с вежливым, хорошо одетым иностранцем, никогда не снимавшим перчаток из прекрасно выделанной кожи.
Хорвек же, не теряя времени даром, уже на следующий день отыскал для нас прекрасный дом в старой части города, оплатив его настолько щедро, что весть о странном госте, пожаловавшем в столицу, за пару-тройку дней разошлась по всему Астолано.
Столица Юга манила искателей приключений со всех сторон света — они прибывали по морю, спускались с гор, возникали словно из ниоткуда, соря деньгами и пытаясь поймать удачу за позолоченный хвост, оттого удивить Астолано было непросто. Но магия, окружавшая Хорвека, не стерпела бы безвестности. И он, как мне показалось, в очередной раз решил потакать ее капризам.
После долгих странствий дом должен был показаться мне верхом роскоши: двухэтажное изящное строение, к которому примыкал небольшой сад с прудом, где плескались милейшие золотые рыбки. По садовой дорожке, вымощенной камнем, прогуливался огромный павлин, издававший истошные крики — за него хозяин дома взял отдельную плату, объявив, что без павлина никто в Астолано не сочтет жилье приличным.
-Зачем нам все это, Хорвек? — шептала я, с опаской косясь на птицу. — Разве не опасна для нас такая похвальба богатством?
-Неужели ты хотела, чтобы мы прибыли в столицу, как бродяги, или, того хуже, разбойники? — рассеянно отвечал Хорвек, с видимым удовольствием оглядывавший наше новое жилье. — Внимание, которое оказывают подобным гостям, может оказаться куда опаснее, чем светские сплетни и слухи.
И я прикусила язык, сообразив, что в этих краях за голову Ирну-северянина обещана щедрая награда, и, стало быть, держаться Хорвеку, в самом деле, полагалось так, чтобы никто не посмел предположить, будто имеет дело со злодеем-душегубом, резавшим глотки ради наживы.
Вскоре мне довелось совершить еще одно небольшое открытие: кошелек Хорвека обладал воистину волшебным свойством, составлявшим предел мечтаний почти каждого человека: монеты в нем не заканчивались, словно он в одночасье стал бездонным. Поразмыслив, я решила, что демон с мельницы, угадав в Хорвеке королевскую кровь своего племени, вполне мог перед смертью услужливо отписать все свои богатства Его темнейшему высочеству — и с той поры монетам в кошельке моего спутника было суждено не знать перевода. Хоть я и слыхала своими собственными ушами, как мельничный бес жаловался, будто существенно поистратился на жадного Орвильна-ростовщика, не приходилось сомневаться: золота черное создание ночи накопило немало.
Хозяин милого дома с павлином порекомендовал нам нескольких слуг, за любезность и исполнительность которых он ручался своей головой. Конечно же, они оказались отменными сплетниками и бездельниками, но, как я успела понять, в этих теплых краях молчаливость и поспешность были не в чести.
Никогда я еще не распоряжалась прислугой, и оттого чувствовала себя едва ли не беспомощнее, чем во времена рабства при разбойниках. Но Хорвек только посмеивался над моими затруднениями, и продолжал сорить деньгами, словно главная цель его жизни сводилась к тому, чтобы скупить все наряды в модных лавках столицы.
У меня и в самые добрые годы моей жизни не имелось двух платьев к празднику, и я с растерянностью смотрела на шкафы, дверцы которых с трудом закрывались из-за богатств, которыми они были набиты.
-Зачем нам столько одежды? — в отчаянии вопросила я Хорвека. — Нам вовек ее не сносить! Разве мы собираемся оставаться в этом городе до самой смерти?
-До самой смерти — возможно, — отвечал он. — Но это не такой уж долгий срок, чтобы Астолано успел тебе всерьез прискучить.
-Провалиться бы этим тряпкам в преисподнюю, — пробормотала я, ничуть не удовлетворившись этим ответом, который для простой шутки слишком походил на правду.
Слуги, нанятые Хорвеком, сшибались лбами из-за того, что не успевали подслушать и подсмотреть все странности, происходившие в доме у богатого иностранца. Я, вконец осоловев от здешнего тепла и непривычного покоя, день-деньской лежала на диване в гостиной, без особого аппетита таская из вазочки засахаренные фрукты, и, позабыв о рассеянных наставлениях Хорвека, совершенно неприличным образом покачивала ногой, свесившейся куда-то книзу. Мой приятель был слишком занят какими-то учеными вычислениями, и, лишь изредка поднимая голову от бумаг, едва заметно усмехался, завидев мое скучное сонное лицо — его очевидно веселило то, как чужеродно я смотрюсь в элегантной гостиной.
Наша благовоспитанная прислуга не разделяла его мнения и не находила ничего забавного в моем поведении, с откровенным ужасом глядя на то, как я развязно облокачиваюсь на стол или же болтаю ногами, ничуть не заботясь о том, как выглядит при этом смятый и задравшийся подол платья. К Хорвеку слуги относились чуть благосклоннее, отдавая должное его безукоризненным манерам, однако истинного почтения с их стороны пока что и ему заслужить не удалось.
Я без труда читала на лицах челяди немудреные мысли, ведь они мне были понятны куда лучше, чем измышления чрезмерно сведущего демона.
"Богач, да еще какой! — таращил глаза мальчишка, которому полагалось разносить письма, однако, за неимением полагающейся ему работы, таскавший корзины с зеленью с рынка для кухарки, да швырявшийся от безделья всяким сором в голубей. — Откуда же взялись такие деньжищи у господина, который прибыл в столицу без кареты, без сундука, с одним лишь только кошельком, который всегда полон? Вот бы раздобыть себе такой, да чтоб за то еще и не вздернули на виселице!.."
"Не снимает перчаток! — незаметно, как ему казалось, кивал на руки Хорвека старый слуга, перешептывавшийся с тетушкой, приставленной ко мне в горничные. — Странное дело! Запирается в своей комнате с наступлением темноты, никого к себе не подпуская. Помяните мое слово, здесь что-то неладное, и, сударыня моя, добро бы я намекал на фальшивомонетничество!"
"А девица, которая при нем, отродясь приличных платьев не носила, — морщился нос горничной, которую я сразу же прозорливо невзлюбила. — Помогать ей одеваться — сущее мучение! Ноги-то, ноги! Такие ни в одни туфли не влезут, видать, полжизни босая хаживала! Не из козы ли бесовской ее превратили в человека?"
Слово "колдовство" при этом если и не произносилось вслух, но витало в воздухе непрестанно, так что, казалось, вскоре сами стены дома начнут шипеть: "Бесовщина!..".
Я со вздохом изогнулась и посмотрела в который раз на треклятые атласные туфельки, немилосердно сдавившие мои пальцы: порой мне казалось, что нужно отрубить кусок пятки, чтобы втиснуть ногу в эти милейшие орудия пытки, изукрашенные сверкающим бисером. Но, увы, нынче с горем пополам приходилось изображать из себя благородную девицу, и с каждым днем я все чаще думала с досадой, что эдакая жизнь совсем не по мне. Кто же знал, что за муки приходилось претерпевать изящным дамам, от вида которых когда-то у меня захватывало дух? Платья, со стороны казавшиеся кружевными невесомыми облачками, безжалостно сдавливали бока, словно тиски; от шелковых вышитых чулок чесались ноги, и каждое утро горничная так яростно укладывала мои короткие волосы, пытаясь сотворить из них прическу, достойную дамы, что голова, истыканная шпильками, зудела до самого вечера.
...Перешептывания слуг лишь казались тихими — отзвуки их давно уж услыхали на рынках, затем вести разошлись по тавернам и харчевням, упрямо пробираясь от самых дешевых заведений к тем, что открыто посещают люди благородные. И вскоре вся столица знала, что в город из дальних краев прибыл загадочный молодой человек, который богат до такой степени, что оказаться при этом скучным и малоинтересным никак не может.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
