Апогей Звездной Войны

Его имя было Саглар. Отца своего он не знал, а его матерью была свободная минматарка из числа уличных шлюх. Своё детство он провёл на окраине города, где в сырых полусгнивших бараках жили в нищете на полурабском положении общины минматарцев. Кто-то из них сумел выкупиться, кто-то был освобождён хозяевами, но теперь, чтобы выжить приходилось за гроши батрачить на прежних господ.

Саглар не знал ни любви, ни ласки, он рано познал, что такое голод и унижения. Мать его умерла, когда ему едва исполнилось двенадцать лет. Главарь местной банды взял смышленого шустрого пацанёнка под своё крыло. Следующие десять лет, пожалуй оказались самыми лучшими в жизни Саглара. Он больше не голодал и не терпел побоев и даже, оказавшись правой рукой главаря, стал грозой местных кварталов. Но, однажды случилась облава и Саглар угодил в рабство. Три года он работал при амаррском храме в другом городе Радониса. Приор храма приметил, что молодой раб имеет талант к живописи и он привлёк его для росписи внутренних помещений святилища. Но Саглар тяготился такой жизнью. За побег его отправили добывать кристаллы в ужасных Памикаданских пещерах в одном из астероидных поясов системы. Там, он освоил пару профессий, но тяга к вольной жизни у него оказалась сильнее здравомыслия. Он поднял мятеж среди шахтеров, но стражи быстро навели порядок, а всех смутьянов отправили на Радонис, где они и ждали решения по своей судьбе. Но вот, судьба распорядилась так, что теперь освобожденный Саглар сидел за столом и наслаждался напитками и пищей, которых отродясь не пробовал.

Освобожденный минматарец бегло говорил на десятке наречий. Он снова и снова благодарил наёмников, поздравлял их, готов был пасть каждому из них в ноги и при этом время от времени выражал удивление, что не видит на пиру ни одного амаррца. Ну, хотя бы чашников Седьмого Храма Восточной Зари. Их женское хоровое пение, прекрасное, как божья благодать могло бы доставить пирующему Братству немало удовольствия.

— Верно! Верно! — послышались голоса отовсюду. — Разве не предлагали нам амаррцы насладиться их культурой? Разве не сама Ямиль Сарум нам это говорила?

Кто-то выкрикнул, что он, с удовольствием насладился бы сиськами Ямиль и её задницей. Толпа разразилась диким хохотом. Тем не менее, многие загорелись услышать хор и отправили посыльных в храм.

Стражники ответили, что на дворе ночь, а значит никого из служащих, в том числе приора сейчас в храме нет.

— Найти приора! Привести сюда! — орали наёмники, громыхая по столам. Раззадорившись, они грозили сжечь половину города, если не получат требуемое.

Полчаса спустя в центральных воротах парка вместо приора появился глава Планетарного Совета Талсарр с охраной из двух сотен викариев, вооруженных энерговинтовками. Широкая коричнево-белая мантия с длинными рукавами окутывал прибывшего до самых пят. Аккуратная седая бородка и тяжёлое ожерелье из священных лунных изумрудов придавали ему вид не только солидный, но и благородный.

Когда процессия амаррцев приблизилась, наёмники встретили прибывших взбудораженными криками:

— Хор Седьмого Храма! Пусть споют нам!

— Воины! Защитники Империи, вы многое заслужили! — произнёс Талсарр, включив прикрепленный к воротнику акустический усилитель.

Солдаты радостно заорали, послышался свист и смех. От дальних столов начали все сбегаться, чтобы послушать.

— Но вы, также должны знать, — продолжал Глава Планетарного Совета, — что есть определенный порядок и правила которые должны соблюдаться. По воскресным дням каждый из вас может прийти в Седьмой Храм в трезвом рассудке, в чистой одежде, с чистыми помыслами и смирением в сердце и услышать Хор Восточной Зари во всём его блеске и великолепии.

Христар, командующий цивирянами, растолкал товарищей, выступил вперёд и прокричал:

— Я слышал девки в хоре носят священные одеяния и радужные ленты в волосах! Для нас, пусть споют голыми!

— Правильно! — взорвалась единым криком толпа.

А Саглар со своего места завопил:

— Ленты могут оставить!

Над столами прокатился оглушительный раскатистый хохот. Реплика недавнего раба всем понравилась.

Глаза Талсарра превратились в две щели, наполненные яростью, он нахмурился, бросил быстрый взгляд вправо — влево и, заприметив среди наёмников женщин, крикнул:

— Такое представление пусть устраивают вам ваши шлюхи!

Христар грязно выругался и бросился на амаррца, но ближайший викарий шагнул навстречу наёмнику и саданул ему в лоб прикладом энерговинтовки. Наёмник упал. Цивиряне, что сидели за столами разом заорали и повскакивали со своих мест. Одни бросился к командиру, остальные бранились и сыпали угрозами.

Талсарр с презрением сплюнул. Бросив на стонущего Христара, мимолётный взгляд, он сделал знак сопровождавшему отряду уходить. Когда амаррцы удалились, раненого усадили на табурет. Кровь остановили, голову перевязали. В течении всей процедуры Христар грозился отомстить, а окружавшие поддерживали его громкими выкриками. Особенно неистовствовал Илаир.

— Обязательно нужно отплатить ему! Я бы не стерпел такого, брат!

— Пойдём! — кричала ему в ухо Нисса и тянула к столу. — Ещё выпьем!

Пиршество, не смотря на инцидент продолжалось. Но с этой минуты в сердца наёмников медленно, но неотвратимо вползли страх и тревога. Несмотря на свою многочисленность, они ощутили себя одинокими, особенно вблизи многомиллионного мегаполиса, который, словно нависал над ними, затаился и ждал подходящего мгновения, чтобы напасть.

Многие вспомнили про Идониса Ардишапура. Задавались вопросами, где он сейчас и почему покинул их? Может, он в сговоре с амаррцами? Ну, конечно в сговоре, сам-то он кто? Не станет ли Радонис ловушкой для Братства? Ведь и правда, для чего их всех сюда притащили? Новых выплат всё нет и нет, а те жалкие гроши, что им перечислили сразу после эвакуации, почти закончились. Всё чаще и чаще имя Идониса проклиналось. Многие готовы были разорвать его на куски за то, что он сейчас не с ними.

Вскоре от дальних столов, расположенных неподалёку от обрыва прилетели слухи, что несколько человек отравлены: их безудержно рвёт и они бьются в конвульсиях. Кто-то начал объяснять, что дураки сожрали лишнего и перебрали со спиртным, но эта версия потонула в злобном рёве взбудораженной агрессивно настроенной толпы. Несколько сот человек устремились к кухням. Они принялись всё крушить, избивать поваров и рабов, в лампы-прожекторы полетели бутылки, несколько человек мочились и испражнялись в парковые бассейны, предвкушая, какая утром будет реакция тех, кто следит здесь за порядком.

Под яростными ударами развалилась покрытая золотым барельефом калитка, что отделяла парк от непосредственно дворцовой территории. Разгорячённые, злые, источая перегар наёмники ввалились в сад с аккуратно подстриженной растительностью. Здесь вдоль дорожек, выложенных декоративной плиткой тянулись клумбы с пёстрыми цветами, повсюду разносилось сладко-медовое благоухание. На перекрёстках дорожек возвышались арки из перевитых стеблей и листьев, в воздухе кружились маленькие дроны-осветители, издавая тихую, чарующую мелодию.

В первое мгновение солдаты застыли, пораженные красотой и уютом сада, но затем подталкиваемые напирающей сзади толпой устремились вперёд. Они обрывали листья, бросали бутылки на дорожки, плевали, сморкались и справляли нужду куда придётся. Одни клумбы были вытоптаны, с других наёмники целыми охапками сметали все цветы и дарили их своим пьяным, хохочущим подругам. После, все снова устремились в парк, где принялись пить, орать, драться и участвовать в оргиях.

Многие сидели за столами и пели, стараясь перекричать соседей, кто-то тянул к себе недопитую бутыль, кто-то искал вокруг себя бешеными пьяными глазами, чего бы ещё сожрать. Вопли, ругань, стоны избитых слуг и поваров, визг и плач женщин, которыми овладевали против их воли — всё смешалось в единый тяжелый и ужасающий гул, охвативший весь дворцовый парк от края до края. На сотне наречий, в пьяном бреду солдаты требовали ещё выпивки, жрачки, денег и женщин.

Никто не заметил, когда окна верхнего этажа резиденции Ардишапуров внезапно осветилась. Затем, свет словно бы потёк, заструился по лестнице, что вела из здания в сад. Одна из позолоченных дверей открылась. На пороге появилась девушка лет двадцати, облаченная в длиннополую мантию традиционной бело-коричневой амаррской расцветки. Чёрные волосы её были уложены в высокую прическу и пронизаны нитями из мелкого розового жемчуга. Стройную талию подчёркивал узкий золотистый пояс, маленькие ноги обуты в босоножки на небольших каблуках. Её сопровождали юноши — младшие послушники храмов, идущие по лестнице в два ряда. Они носили короткие куртки с серебряным шитьем по центру, узкие чёрные штаны и держали в руках штандарты с изображением стального импланта руки — родовой герб Ардишапуров. У некоторых были музыкальные синтезаторы в форме длинных спиралевидных морских раковин.

Наконец, вся процессия спустилась в сад, миновала его и вышла через разбитую калитку в парк. Двое первых послушников, идущих по сторонам от девушки были вооружены шоковыми пиками.

Глядя на девушку, солдаты начали шептать, что это Алиффа — дочь Идониса Ардишапура. Никто из наёмников раньше не видел её. Но она, едва появившись, тот час же поразила всех собравшихся. Её скромное, простое, элегантное одеяние, отсутствие косметики, естественная красота нежного лица, больших, лучистых глаз в которых не было ни страха, ни смятения перед столь огромной массой мужчин, стяжавших славу, по большому счёту дурную, заставили всех примолкнуть и ждать, затаив дыхание. Она, не была похожа на истинную амаррку, ни цветом своих волос, очень чёрных и волнистых, ни чуть смугловатой кожей, в то время, как высокородные женщины Империи славились нежной белизной своих тел. Ходили слухи, что мать Алиффы минматарка с Эзарры. Идонис Ардишапур сильно рисковал своей репутацией, сделав такую женщину любовницей и разразился бы настоящий скандал, окажись Алиффа их дочерью. Но так ли это никто не взялся бы утверждать со стопроцентной уверенностью. Ардишапуры ревностно берегли свои тайны.

Алиффа прошла к центру парка и там остановившись, заговорила на одном из общегалактических диалектов, понятных большинству окружающих. Голос у неё был приятен, чуть с грудным тембром и она особо не напрягалась, в то время, как слова ее разносились по всему парку и были слышны, даже в самых отдаленных его уголках.

— Скажите, воины, чем вы недовольны? Разве мало было выделено для вас кухонь, обслуги и продуктов? Разве Планетарный Совет не распорядился выделить для вас удобное место?

Она стала говорить громче, щеки девушки зарделись.

— Может вы забыли где находитесь? Это дворец вашего командующего! Он столько сделал для вас! Все вы живы, только благодаря ему! Но, какова ваша благодарность? Что вы устроили здесь? Чем провинились перед вами слуги моего отца? Или быть может, я в чём-то виновата? Ответьте мне, воины?

Все молчали, неловко переминались на месте и ждали, что будет дальше. Алиффа, вдруг воодушевленно, слегка нараспев произнесла:

— Разве Владетель ваш, подобно Творцу Вселенскому не господин вам?

— Разве воля его для нас не благо?

— Дары и милость его примем с благодарностью

— И проклят будет не поцеловавший руки кормящей.

— Злой и завистливый не увидят света

— Гордец неблагодарный не пройдёт по дороге святости

— Но смиренный и кроткий познает высшую благость

— Раб, благодарный своему господину узнает Спасение

— Да восславим Владетеля — наместника Творца!

— Отныне, вера — щит наш, в верность господину смысл жизни нашей!

Мало кто из собравшихся знал, что это отрывок из Священного Апокрифона Амарр. Но торжественные интонации, с которыми девушка произносила слова Писания на многих произвели впечатление. Солдаты, кто стоя, кто сидя, слушали разинув рты и вытягивая шеи.

Юноши, сопровождавшие Самиллу извлекали из своих инструментов протяжные торжественные аккорды.

Набожность чистота и добродетельность пришедшей к ним девушки, её аристократичные манеры, но при этом всякое отсутствие высокомерия, умение держаться просто, но с достоинством потрясли наёмников до глубины души. Никто, даже помыслить не мог оскорбить её, или допустить в отношении Алиффы грязные помыслы. Она, была женщиной необыкновенной, а в глазах многих представлялась едва ли не святой, сошедшей к ним — к грешникам из Сфер Творца, чтобы вразумить их, вложить в сердце каждого частичку света.

Но были, среди собравшихся и исключения. Освобожденный раб Саглар слушая Алиффу, кривил губы в усмешке. Он то, прекрасно знал, что скрыто за красивыми строками Писания. Да возлюбит раб своего господина. Да со смирением примет свою неволю. Амаррский Апокрифон имел целью не только поддерживать религиозные чувства имперцев, но прославлять их, как богоизбранную расу, а иным народам внушать мысль о покорности и смирении перед лицом Амарр.

Вторым исключением был минматарец Хантор из племени нефантаров — командир тридцать шестой штурмовой дивизии. Он следил за девушкой словно хищник, подстерегающий добычу. Хантор явился на пир в легкой полимерной броне чёрного цвета с тёмно-фиолетовыми накладными пластинами на плечах и груди. На его широком поясе висело с десяток метательных ножей с узкими зазубренными лезвиями. Хантор был смугл, черноглаз и наголо брит, только на макушке его остались волосы, собранные и завязанные в тонкий конский хвост. Взгляды его, бросаемые на Алиффу, были полны вожделения и скрытой ненависти, поскольку он не забывал ни на мгновение, чья она дочь.

Хантор относился к клану свободнорождённых минматар. Его родной мир Хьёрамолд демонстрировал лояльность Империи, как и весь Аматарский регион, но лично он не испытывал к амаррцам теплых чувств. Служил наёмником, как и тысячи его соплеменников, но лелеял мечту о подлинной власти для себя и своего клана.

Дочь Идониса Ардишапура потрясла его, как и многих, вызвала в душе смятение чувств. Он ненавидел её, потому, что она принадлежала к расе господ и хотел её, потому, что был сражен её красотой.

По другую сторону стола застыл вендорец Илаир. Его откровенно восхищенный взгляд, направленный на Алиффу заставил, сидевшую рядом Ниссу нервно елозить и хмуриться.

Молодая амаррка между тем закончила цитировать строки из Писания. Проходя между столами, она обращалась к солдатам на их наречиях. И каждый, кто слышал Алиффу находил в её голосе сладостный отголосок своей родины. Она просила всех успокоиться и найти мир в душе. Хватит насилия и крови, пора прекратить дикие выходки и отнестись с уважением к хозяевам Радониса, принявшим их. Наёмники взволнованно слушали, многие соглашались, ветераны, убеленные сединами и ставшие с годами сентиментальными не сдерживали благодарных слёз. И она, воодушевленная собственными речами и видя реакцию окружающих, находила для каждого слова поддержки, утешения или исполнения надежд.

Среди собравшихся Илаир выделялся и ростом и статью и невольно обращал на себя внимание. Алиффа приблизилась к нему, тронула за плечо и попросила налить ей. Вендорец тот час подчинился. В поднесенный слугой чистый кубок полилась тёмно-рубиновая струя вина. Нисса ещё больше нахмурилась и толкнула Илаира.