Тропой лекаря-3. Дар целителя

И от легких туфелек из мягкой, словно крем, кожи, и от прически из тяжелых волос, и от шпилек и локонов, и от роскоши, и от ощущения защищенности...

Да, клетка. Но ведь она и ко мне сейчас никого не пропустит, а это важно. Страшно...

Безумно страшно.

Этой ночью я подставилась так, что больше некуда. Ох, дура....

Впрочем, когда я спускалась вниз, в столовую, на моем лице играла улыбка. И такой же улыбкой встретила меня Линетт.

— Вета!

— Ваша...

— Линетт! Мы же договорились!

— Да, Линетт, — согласилась я. — Просто... непривычно.

— А ты привыкай. Зная мужа, да зная Рамона... сказали — примут в семью, значит, так и сделают. Они мужчины серьезные...

Я ответила улыбкой на улыбку Линетт.

— Да, муж у тебя мужчина видный, со всех сторон...

Ах, как давно я вот так не щебетала с подругами! Ни о чем...

— Я знаю, — Линетт смешно округлила глаза. — Слушай, а Рамон тебе как?

— Внушает, — призналась я.

— А то и с формальностями возиться бы нее пришлось! Ты бы мне сразу кузиной стала?

Я вспомнила взгляд Палача, и помотала головой, что есть сил.

— Он мне не то внушает!

Линетт вздохнула.

— Да вот... и еще этот его взгляд голодной акулы. Его все боятся, представляешь! Я кого с ним только не знакомила, все напрасно! Один взгляд, две улыбки, три слова — и девушку уже не догнать!

Я и не сомневалась, что Рамон Моринар может перепугать кого угодно.

— Как я их понимаю!

Линетт затрясла головой.

— Вета, не надо! Ты не думай! Ни Алонсо, ни Рамон... они никогда! Ты же понимаешь, я шучу больше, но никто тебя принуждать не станет! Честно-честно! А у тебя кто-то есть, да?

Я покачала головой. Есть ли?

Казалось, что был, Бертен, вот, был... ох!

— Линетт! А работа как же? Я же...

— Хм-м...

Линетт Моринар подумала пару минут, а потом вдруг улыбнулась.

— Вета, а мы вот как сделаем. Я сейчас напишу твоему начальнику записку... как его там?

— Растум. Харни Растум.

— Вот! Напишу, что у меня голова кружится, и подташнивает, и я себя не очень хорошо чувствую, а потому требую тебя в личные лекари дней на пять! А там уж мальчики что-нибудь придумают!

Я смотрела в ее зеленые глаза, и понимала, что готова ей сейчас все простить. Вот за это понимание. За то, что не отмахнулась — да нужна тебе та работа? Не сказала, что у меня теперь будет другая жизнь, не предложила дождаться Алонсо Моринара, не... в носу защипало, и махнула рукой, чтобы скрыть свое состояние.

— Линетт, может, не надо так на себя наговаривать?

— А я и не наговариваю. Меня и правда подташнивает, есть такое...

Я прищурилась.

Подташнивает, говорите?

А...

— Можно я тебя осмотрю?

— Можно. А что...

Но я уже вела ладонями вдоль тела женщины.

Боль иголочкой скользнула по позвоночнику, но на то, чтобы увидеть, много силы не надо. Капелька...

— А то. Вы с мужем второго ребенка хотели?

Линетт медленно опустилась в кресло.

— Вета... правда?

И во взгляде у нее была не радость, нет. Страх.

— Да, — удивилась я. — А что?

— Лим... если как он?

Сначала я даже не поняла, о чем говорит герцогиня. Дошло только потом. Если второй ребенок унаследует ту же болезнь, что и Алемико Моринар...

Страшно это. Безумно страшно, ждать — и не знать. Или наоборот — знать, что твой ребенок родится больным, и нет возможности ему помочь, никакой нет...

Темный с ними, с иголочками. И с болью тоже.

По пальцам побежали золотистые искорки.

— Не шевелись, ладно? А то мне тяжело...

Линетт замерла, даже боясь дышать, а я уже прощупывала своим даром искорку недавно зародившейся жизни.

И понимала — да. Могло быть такое. А мы вот сейчас...

Сейчас и лечить-то не надо, и сил почти не надо, просто работа ювелирно тонкая. Это вам не мечом рубить, тут словно вышивка бисером идет, медленно-медленно, и очень осторожно...

* * *

Когда все закончилось, я могла только сидеть и дышать. Дышать и сидеть.

Линетт тоже сидела в кресле и смотрела на меня с надеждой на чудо. А я даже сказать ничего не могла, казалось, виски у меня разламываются от боли. И скажешь лишь слово, а голова просто треснет... Но у лекаря такая работа — себя превозмогать.

— Все будет хорошо...

Я еще успела увидеть яркие глаза Линетт.

Искрящиеся, радостные, счастливые...

А потом ковер как-то быстро понесся к лицу. Ей-ей, это входит в привычку — обниматься с коврами в доме Моринаров.

* * *

— Ваше величество, у канцлера в доме лежит раненный виконт Леклер.

Его величество отреагировал с должной невозмутимостью. Полюбовался на отполированные когти и уточнил:

— И кто его не добил?

Мысль о том, что Рамон Моринар отпустил живого виконта Леклера ему даже в голову не пришла. Этот — не отпустил бы. Точно.

— Пока не знаю. Меня вообще подняли с кровати часа в три ночи...

— Сильным выплеском магии жизни?

— Именно!

Его величество понимающе кивнул. Он сам был разбужен этой вспышкой, и насмешливо подумал, любуясь на темный Алетеар, что теперь о маге жизни не знают только тараканы. А остальные в курсе.

Но сам спускаться в город и не подумал — если король вынужден заниматься такими вещами, значит, это плохой король. У хорошего найдутся подручные...

— И?

— И я отправился к этой дурехе.

Его величество отметил формулировку — сам отправился, не послал слуг, не кликнул стражу, не... Вариантов было много. Если кто полагает, что герцог, командующий гвардией, и один из ближайших доверенных короля не знает, чем заняться и может по городу бегать, это вы зря, очень зря. Послал бы слуг за девчонкой, ничего бы не случилось.

— Что там было интересного?

— Виконт Леклер. Уже не вполне дохлый, но пока еще и не живой. И сама лекарка, которая на ногах не стояла. А еще человек пять стражников...

Сила Ветаны попросту ввела молодого человека в нечто вроде летаргического сна, из которого он в скором времени выйдет, но сейчас будить его было опасно и жестоко. Да и не получилось бы.

— Замечательно. Осталось только объявления на столбах расклеить — у нас маг жизни появился.

Рамон только головой покачал.

— Я так и не могу понять — она это нарочно? Или просто такая дура?

Его величество печально вздохнул.

— Если бы ты не отворачивался от своего дара, а уделял ему больше внимания, то понял бы, что все не так. Маг жизни не может не лечить. Это как дыхание, как крик, как... да неважно. Она просто не может поступить иначе.

Рамон вздохнул.

— Понимаю я. Но...

— И сдержаться ни у кого из них не получается. Рядом с больным человеком, маг жизни будет лечить. Будет дышать, двигаться, выплескивать свою силу, ставить человека на ноги, выкладываться до последнего предела... они себя не контролируют в этот момент. Если рядом кто-то просит о помощи, они обязательно протянут руку. Думаю, маги жизни, это первая ступенька к Светлому. Те, кто даже в ущерб себе не сможет отказать в помощи другому. Нам в этом отношении проще, мы можем сбрасывать силу незаметно. Да хоть ты огонь в камине разведи, все уже легче будет. Мне тоже, сам знаешь...

Рамон знал. Сердце Алетара было напитано некромантией так, что это ощущал любой маг, приближающийся ко дворцу. Его величество не скупился на жертвы и на свою собственную кровь и силу, как и поколения его предков. И Алетар... В этом городе король был способен на многое.

Любое вражеское войско, дошедшее до Алетара, здесь и останется. На алтаре.

— Одним словом, они оба живы и находятся дома у моего дяди. Я решил их не разлучать, мало ли что...

— Правильно. Алонсо сможет их защитить.

— Надеюсь. Лекарка рассказала мне неприятные вещи...

Его величество внимательно выслушал пересказ герцога и кивнул.

— Значит, опять что-то задумали. Эх, недодавили...

— Зато сейчас у нас есть шанс покончить с этими тварями, — ухмыльнулся Рамон.

— То-то и оно. Думаешь, твари этого не понимают? Нет, у них что-то очень крупное в рукаве. Очень серьезный козырь... но какой?

Рамон пожал плечами.

— Если они не пожалели одного из своих, можно догадываться, что это будет нечто весьма серьезное...

Его величество кивнул. Посмотрел на небо.

— Сегодня полнолуние. Я попробую узнать.

* * *

— Мой сын!!! — маркиз Леклер ворвался в дом к Ришардам, пылая яростью и жаждой мести. — Мой сын!!!

Герцог Ришард встал из-за стола.

— Симон, я сейчас все объясню.

— Что именно?! Вы убили моего единственного сы...

Толлерт Ришард, который только что крепко стукнул маркиза рукоятью кинжала по голове, посмотрел на отца.

— Как он узнал?

— Неважно. Сейчас это уже неважно. Главное, что глупый щенок никому и ничего не успеет рассказать.

— А с маркизом что?

— Пока — в казематы, а там посмотрим. Может, и пригодится на что...

Мужчины переглянулись с понимающими ухмылками. Сыну Лоррен Ришард доверял, насколько вообще мог доверять людям. И о второй части плана Толлерт знал.

А вот о третьей — пока нет. Но всему свое время.

* * *

Тепло.

Уютно, спокойно и делать ничего не хочется. Мне просто хорошо...

Я лежу в большой кровати и медленно пью малиновый взвар с медом, по глоточку. Рядом сидит Лим и болтает, как заведенный. О корабликах, которые пускал в пруду, о дереве, на которое залез — теперь-то можно, и да, спрыгнул он немного неудачно, разбил коленку. И все само заживает! Почти зажило!

Здорово, правда?

Я не вникаю в рассказ, разве что киваю в нужных местах.

Стыдно сказать, но Лим сейчас для меня лучшее лекарство. Смышленая мордашка, яркие глазенки, улыбка до ушей...

Словно рядом бьет фонтан с живой водой.

Линетт ушла, взяв с меня слово не вставать до вечера. Я охотно пообещала, потому что иначе герцогиня сядет рядом с моей кроватью и будет сидеть, а благодарность — штука утомительная.

Устала я так, что подумать страшно. И откуда у Линетт Моринар взялось такая пакость? Не иначе, проклял кто.

Надо бы поспрашивать, нет ли у нее в семье такой болячки?

А, неважно.

Лим притащил здоровущую книгу сказок и изъявил желание почитать мне вслух. Я слушала историю про золотого ослика, и ни о чем не думала, пока в дверь не постучали.

Канцлер.

— Папа!!! — завизжал Алемико, и повис у отца на шее. Тот, не отказывая сыну, подхватил малыша, подкинул повыше, и что-то шепнул на ухо. Лим бросил на меня заговорщический взгляд и удрал, а канцлер присел рядом на кровать, не обращая внимания на попрание всех приличий.

— Вета, здравствуй.

— Здравствуйте, ваша...

— Дядя Алонсо. Или дядюшка. Или придумай сама, как меня называть.

Я вздохнула.

Да уж понятно, что теперь меня не выпустят. Придется делать хорошую мину при плохой игре.

— Здравствуй, дядюшка.

— Уже лучше. Спасибо тебе еще раз. Линетт мне все рассказала...

Я повела рукой, мол, не стоит благодарности. Сделала, что смогла, что должна была... Кстати...

— А где мой больной?

— Леклер, что ли?

— Да... дядюшка.

Канцлер понимающе улыбнулся, мол, привыкай, и потрепал меня по руке.

— Неподалеку, в гостевой спальне. А при нем слуги и охрана, если что пойдет не так — тут же нас позовут.

Я выдохнула.

— Не хотелось бы, чтобы он умер.

— Вета... он тебе нравится?

Нравится? Мне?

Я вспомнила отчаянные голубые глаза, липкую от крови руку в моей руке, холодные пальцы смерти, смыкающиеся у бедняги на горле, и только-только хотела ответить отказом, как вдруг...

— Не знаю, ва... дядя. Не знаю.

Канцлер покачал головой.

— Вета, это плохо.

Я смотрела невинными серыми глазами.

— Леклеры вот уже не одно столетие враги короны. Они, конечно, не выползают из своих нор, сидят, пакостят втихую...

— Но почему они тогда живы?

— Потому что наш король — некромант. Ты же знаешь?

Я знала, но никакой связи не усматривала, о чем и сказала. Алонсо покачал головой.

— Вета, его величество отлично знает цену человеческой жизни. Именно поэтому в Алетаре не казнят больше необходимого, и не проявляют ненужной жестокости.

Звучало странно, но что я знаю о некромантах? Нянюшкины сказки? Жуткие истории о Проклятом Короле? Этого слишком мало, чтобы составить свое мнение. Может быть, и правда. Тот, кто каждый день видит в зеркале смерть, не станет лить кровь без надобности? Но язык мой — враг мой.

— А если во имя благородных и высоких целей?

Канцлер потрепал меня по волосам.

— Вета, некромантам по должности таких не положено. У них исключительно низкие цели и коварные устремления, а значит, и больших жертв не предвидится.

Я невольно фыркнула.

— Если что-то случится с виконтом, вы меня позовете?

— Обещаю.

— Его не убьют?

— Если его и убьют, то не по моему приказу, — честно ответил Алонсо. — И вряд ли по королевскому. А вот когда до него доберутся свои...

— Свои?

— Да, скорее всего. Он ведь шел к тебе, или предупредить, или увезти — не знаю. Но не думаю, что ему это простили.

— За ним кто-то следил?

— Да, скорее всего, он привел убийц за собой. Но точнее мы узнаем, когда он придет в себя. Дня через два?

— Да, дядюшка.

Получилось уже вполне непринужденно. В дверь протиснулся Лим с большой тарелкой, на которой лежали трубочки из ягод. Удивительно вкусная штука. Фрукты или ягоды измельчаются в пюре, высушиваются тонкими пластами на больших противнях, а потом режутся в пластинки или сворачиваются, по вкусу. Иногда их начиняют чем-нибудь вроде меда с орехами... я их обожала, но сама не готовила — возиться долго. Вот над лекарством я могла просидеть и ночь, и две, а ради пары порций сладкого... нет у меня времени! Нет!

— Черника, яблоки и груши, — личико у будущего герцога было слегка чумазым, и мы поняли, что пара трубочек уже испарилась по дороге. Переглянулись, улыбнулись, и канцлер встал с кровати.

— Вета, отдыхай. Если что-то случится, тебя позовут. А до тех пор — изволь восстанавливать силы. Что за манера — себя вычерпывать до донышка?

Я развела руками, мол, не виноватая я, канцлер погрозил мне пальцем, и вышел, не забыв по дороге прихватить пару трубочек с блюда. Мы переглянулись с Лимом.

— А какие тут из черники?

Почему бы и не отдохнуть, если есть время, возможность и желание?

* * *

Любой, кто попал бы на эту поляну, тут же раскаялся бы в грехах своих, уверовал в Светлого, навсегда уяснил, что некроманты — зло, и помчался бы или в Храм, или к ближайшему магу. Каяться — и лечиться, а то так насмотришься, потом с криком просыпаться станешь.

На первый взгляд картина была очень мирной и приятной.

Море, луна, лениво купающая свои толстенькие бока в соленых волнах, лунная дорожка, бегущая по воде, серебристый песок, вдалеке резвится косяк дельфинов, то выпрыгивая, то опять погружаясь в воду...

Вдалеке белеет Алетар, словно жемчужина в ладонях девушки. На горизонте — словно вырезанные из черного бархата, спят седые горы. Все мирно, тихо, уютно, пока взгляд не остановится на одной из ничем не примечательных бухточек. Таких на побережье сотни и тысячи, но выбрана была именно эта. Кому-то должно было крупно не повезти.