Стрелы и пули

— Хорошо, обязательно посмотрю. Ведите прямо сейчас.

Капитан дал знак матросу, и тот провёл Марту внутрь судна. Я схватил наши вещи и направился в выделенную каюту. Она оказалась ещё меньше чем на "Коломбине", и больше походила на узкий платяной шкаф. Но после суток проведённых в протекающей шлюпке, подобные мелочи уже не могли испортить настроение. Я быстро переоделся, запихнул рюкзак под нижнюю полку и вышел на палубу.

— Где тут у вас больной пассажир? — остановил я первого попавшегося матроса.

Тот оказался понятливым парнем и без лишних слов провёл меня куда следует.

Каюта больного, была больше нашей, в ней даже имелся туалет, с чугунным унитазом и раковиной. Марта сидела на стуле около узкой койки и водила ладонями над обнажённым телом, немолодого человека. Её руки оплетали голубые молнии.

Пациент не двигался, находясь без сознания. Первое, что сразу бросилось в глаза — на его худом, измождённом теле, совсем не было волос. Нигде. Голова была лысой, словно бильярдный шар. Отсутствовали также брови и ресницы. Марта, нахмурившись, закусила губу, опустила руки и посмотрела на меня.

— Ничего не понимаю, — сказала она. — В первый раз вижу такое.

— Он приходил в себя?

— Ещё нет.

— Что у него с волосами?

— Выпали. Матрос, что вёл меня сюда, сказал, что когда этот бедняга поднимался на борт, они были в полном порядке, а затем раз и всё.

— Слушай, не хочу, лезть не в свое дело, но может быть у парня лучевая болезнь?

— Ты думаешь? — Марта задумчиво посмотрела на меня, потом возбуждённо кивнула. — Верно, как же я сразу не догадалась. Но если действительно так, то мы ему ничем не поможем.

— Приведи его в себя, пусть сам расскажет.

— Хорошо, — она вновь воздела руки над безжизненным телом и медленно произнесла несколько фраз. Молнии, упав с её пальцев, коснулись груди и лба человека. Секунд десять, ничего не происходило, затем больной дёрнулся и закашлял. Марта быстро укрыла его одеялом и полезла в свою сумку.

— Дай, пожалуйста, стакан со стола, и посмотри, что налито в бутылку.

Я снял со стола пузатую бутылку тёмного стекла, вытянул пробку и понюхал.

— Похоже на коньяк.

— Отлично, набулькай полстакана.

— Что, не потерпеть до ужина, милая? Пить коньяк на пустой желудок, дело опасное.

— Очень смешно, — фыркнула Марта, принимая у меня из рук стакан.

Она плеснула в него несколько капель синей жидкости из бутылочки вытащенной из сумки, помешала, понюхала, удовлетворенно кивнула, затем поднесла к губам пробуждающегося человека.

— Пейте, это лекарство.

Больной раскрыл мутные глаза, секунду смотрел на нас, потом сделал несколько глотков. Он пил коньяк не морщась, словно то была обычная вода.

— Спасибо. Именно этого мне не хватало... — его голос был, тих, каждое слово давалось с большим трудом. — Вы врачи?

— Да. Мы вам поможем.

— Вздор. От этого нет спасения. Я знаю... Последняя стадия... Сам виноват, схлопотал слишком большую дозу...

— Вы учёный?

— Я?.. Да, учёный. Профессор Джон Оппенштадт, к вашим услугам... Когда?..

— Простите?

— Когда мы будем в Трилане?

— Капитан говорит, что через двое суток.

— Плохо, не успею... Сдохну раньше.

— Вы работали с радиоактивными веществами, профессор? — спросил я.

— Верно, как вы... впрочем, не важно. Да, работал... а они успели раньше. Не мы, а они, понимаете? Дураки, я ведь предупреждал... И Тори, им об этом говорил, и Грант... Только кто нас слушал? Нас ведь никто не слушал. А мы были так близки...

— Вы работали в Салазарском Технологическом Институте?

— Да, работал.

— А фамилия Рингер, вам ничего не говорит?

Профессор, на несколько мгновений, прикрыл глаза, а когда вновь открыл, то в них горела такая жгучая ненависть, что мне стало не по себе.

— Рингер! — не сказал, выплюнул он. — Рингер! Фигляр и шарлатан! Именно по его вине... — бедняга закашлялся и замолчал. Мы переглянулись, и Марта стёрла марлевой салфеткой кровь с его губ.

— Он появился в институте сразу после начала войны... Сам министр пропаганды, Кристиан Андерс его привёз. Ему выделили лучшие лаборатории и лучших людей... Забрали у нас, понимаете? Мы протестовали. Протестовали... Говорили, что уже близки к цели, что осталось совсем немного, что так нельзя... А нам сказали — можно. Что если мы не прекратим ныть, то нас всех отправят на фронт, защищать родину... И в результате лантийцы успели первыми. Понимаете — первыми. Если бы не Рингер, то сейчас не они, а мы праздновали бы победу. Слепые ублюдки...

— Вы разрабатывали оружие, основанное на принципе ядерного распада?

— Верно... Не знаю кто вы такие и откуда известно... Да, чёрт с ним! Мы делали бомбу. Нет, не так — Бомбу. Мать всех бомб. Но все ресурсы отдали этому шарлатану, мы опоздали. Лантийцы сбросили свою игрушку раньше.

— Куда?

— На завод в Тарренмилде, он был построен в горах, под скалами, понимаете? Всё производство в пещерах, обычными бомбами не достать. Вот они и применили... необычную. Сразу после взрыва, я отправился туда, на место, собирать образцы, пришлось почти всё делать самому... слишком долго проторчал в эпицентре... схлопотал дозу...

— Мы вам поможем... — сказала Марта.

— Бросьте, — поморщился Оппенштадт. — Можно подумать я не знаю... Подопытные, умирали и от меньшего...

— Подопытные животные?

— Что вы, как можно... На животных ставить опыты нельзя, они страдают... бедняжки. Гений лично запретил их мучить, он ведь так любил зверюшек... — в хриплом голосе умирающего прозвучали нотки сарказма. — Потому мы ставили опыты на бастардах. Их не жалко...

Марта сжала губы. Я быстро взял её за руку.

— Вы можете сказать, чем занимался Рингер?

— Не знаю... Секретность была такая, что... Да и не интересно это было мне, понимаете? Я делал собственное дело, и отвлекаться на всяких проходимцев...

— Но хоть в общих чертах.

— Дался вам этот... Говорю же, что не знаю. Болтали всякую чушь, но нельзя же верить глупым сплетням...

— Меня устроят и сплетни, профессор.

Оппенштадт тяжело вздохнул, похоже, ему надоела моя настойчивость.

— Говорили... говорили, что он строит врата в преисподнюю. Представляете, какой бред, даже стыдно повторять за идиотами. Дескать, для победы в войне, нам обязательно понадобиться помощь демонов ада, смешно, да?.. Когда я уезжал на место взрыва бомбы, то слышал, что он собирается эвакуироваться, куда-то в горы Салазарского хребта, военные выделили один из своих бункеров... Больше ничего о нем не знаю...

— А где может находиться этот бункер?

— Без понятия.

Он снова закашлялся и кашлял так долго, что казалось, этому не будет конца, затем с неожиданной силой схватил меня за руку.

— Прошу, выполните просьбу...

— Да конечно...

— Как только я умру... похороните в море. Не надо везти мою тушку дальше... Ханна, жена, сентиментальная дура. Боюсь, она захочет оставить дома пепел после кремации. Не хочу, чтобы мои радиоактивные останки медленно убивали её и детей... Пусть уж лучше дохнут рыбы.

— Хорошо. Что-нибудь ещё?

— Мои бумаги, там, в брезентовой сумке...

— Их нужно передать? Кому?

— Не надо... Утопите вместе со мной. На них кровь, понимаете... кровь... Там, в аду мне воздастся... За всё воздастся...

Он вцепился пальцами в горло, словно пытаясь расстегнуть пуговицу несуществующего воротника.

— Душно... очень душно... Всё зря, мы опоздали... всё зря... — его голос перешёл в неразборчивый клёкот.

Я встал и прошёлся по каюте. Вещей было немного — кожаный чемодан и две сумки: большая и маленькая. Большая, оказалась битком набита бумагами, в маленькой лежал тяжёлый железный ящик, похоже, какой-то научный прибор.

— Что это за штука? — поинтересовалась вставшая рядом Марта.

— Не знаю, попробую разобраться. Как долго он ещё протянет?

— Трудно сказать.

Внезапно больной на койке дёрнулся, затем сел, лихорадочно теребя руками край одеяла, и глядя куда-то мимо нас, выкатившимися из орбит глазами.

— Она сидела в клетке и просто смотрела на меня, — быстро, захлёбываясь словами, заговорил он. — Просто смотрела, как я делаю укол её ребёнку. Если бы она кричала, проклинала, выла, то я бы понял, а так, просто смотрела. И плакала. Молча плакала... Мальчишка вопил, вырывался, инъекция была очень болезненной, раствор радиоактивных солей... мы проверяли порог летальности... очень важный эксперимент... искали способ быстрого умерщвления большого количества людей одновременно... заказ спустили с самого верха, понимаете?.. Нужно было оправдать доверие... — он замолчал на секунду, потом судорожно вздохнул и продолжил: — Когда мальчишку запихнули обратно к ней, она взяла его на руки, поцеловала, а затем кинулась на прутья клетки... По ним шёл ток. Мгновенная смерть... Мы потом шутили, что...

Оппенштадт внезапно замолчал и опрокинулся на спину. Изо рта выплеснулся фонтанчик крови. Марта подошла и взялась за его запястье.

— Всё. Отпрыгался.

Я встал.

— Ладно, пошли, здесь нам больше нечего делать.

Мы нашли капитана на мостике.

— Простите кэп, боюсь, что вы лишились своего пассажира.

Капитан вздохнул.

— Жаль, знаменитый был человек. У нас в Трилане его все знали. Сейчас пошлю ребят, пусть упакуют и спрячут в рефрижератор.

— Ни в коем случае, его нужно похоронить в море, — сказал я.

— Вздор, полежит в трюме, ничего не случится. Его вдова очень влиятельная женщина, мне не нужны проблемы.

— Послушайте, капитан, вы ведь не хотите, чтобы вас и всю вашу команду загнали на два месяца в карантин? — поинтересовалась Марта.

— Вы это серьёзно? Вот дела! А что у него было?

— Легочная бифуркация, — быстро ответила жена. — Очень редкая и опасная тропическая болезнь, неподдающаяся лечению. И очень заразная, к тому же.

— Правда? — капитан испугано посмотрел на нас и отодвинулся. — Тогда это меняет дело.

— Найдите большой парусиновый мешок, мы сами упакуем тело, — сказал я.

— Вы это сделаете? — с облегчением спросил он. — Большое спасибо. Я сейчас же распоряжусь.

Мы вернулись в каюту мёртвого учёного, и засунули его тело в узкий, длинный мешок. Туда же, я запихнул сумку с бумагами.

— Последняя воля покойного — закон.

— А ящик ты не будешь класть? Он тяжёлый, хороший груз получиться, — спросила Марта, вставляя толстую, вощёную нить в игольное ушко.

— Ящик, мы возьмем с собой. Если это то, о чём я думаю, он может здорово пригодится.

— Как скажешь. Кстати, ты всё понял из его рассказа?

— Наверно, а что?

— Если Рингер, убрался из Салазара, то нам совсем не нужно туда ехать. Отправимся лучше на поиски лаборатории в горах.

— И как ты себе это представляешь? Горы большие, если верить карте, Салазарский хребет тянется почти на две сотни километров, поди попробуй, отыщи то, что хорошо спрятано. Я думаю, поиски следует начать в самом институте. Даже если мы не найдём живых свидетелей, всегда останутся бумаги. Транспортные накладные, бухгалтерские документы, и прочая бюрократическая шелуха. Уж среди них точно отыщется адрес, можешь не сомневаться.

— Тебе виднее. В любом случае, чует моё сердце, это расследование затянется надолго.

— Согласен. Но делать нечего.

Я вздохнул и с усилием вонзил иголку в плотную парусину.

Глава 8.

Беспризорница.

(Мир Лиарис, неизвестный городок, где-то на пути в Салазар, три месяца спустя после побега).

Герда неподвижно стояла на платформе крошечной железнодорожной станции и печально смотрела в хвост уходящему поезду. Потом шмыгнула носом, сплюнула слюну, чёрную от угольной пыли и, подняв повыше воротник тяжёлого драпового пальто, медленно побрела к лестнице, безуспешно высматривая под ногами сигаретные окурки. Следовало заглянуть на станцию и узнать, когда будет следующий поезд. Девушка шла, ругая последними словами, мерзавца-кочегара, обнаружившего её убежище на паровозном тендере. Хотя сама виновата, следовало закопаться в уголь поглубже. В любом случае, горевать уже поздно: с поезда сняли, спасибо хоть не отдали в руки транспортной полиции, что было бы очень обидно, ведь до цели путешествия — города Салазар, осталось всего ничего.

Девушка зашла на станцию, битком набитую беженцами, и выяснила, что следующий состав пройдёт не раньше завтрашнего утра. Плохо конечно — она теряла целые сутки, но с другой стороны, поезда ведь могло не быть ещё несколько дней. Главное, умудрится проникнуть в вагон, не попавшись на глаза кондуктору, а ещё лучше, попробовать залезть на крышу. Конечно, там холодно, но зато безопасно, кондуктор туда точно не заглянет.

Послонявшись немного по станции, Герда решительно направилась в город, на поиски еды. Возможно, если повезёт, ей удастся выпросить что-нибудь или стащить. Она уже давно перестала быть щепетильной в подобных вопросах — голод слишком требовательный учитель. Кутаясь в тёплое пальто, украденное из-под головы спящего мужчины, несколько дней назад, сгибаясь под порывами ледяного осеннего ветра, шагая по разбитой танковыми гусеницами дороге, девушка пыталась вспомнить, когда же ей в последний раз удалось досыта поесть? Две недели назад или месяц? Во всяком случае, сейчас, она была готова сожрать всё что угодно. Вынув из кармана последний, припрятанный на чёрный день окурок, беглянка чиркнула спичкой, и жадно затянулась вонючим дымом скверного деревенского самосада. Стало чуть теплей.

Город не производил впечатления места, где можно неплохо провести время. Повреждённый бомбёжками и уличными боями, он лежал в руинах. Только на окраинах сохранилось несколько целых домов, остальные были частично или полностью разрушены. Слабо тянуло гарью, казалось, что среди этих закопчённых стен не осталось ни единого живого существа.

Герда прошла мимо нескольких чумазых славенских солдат в промасленных ватниках, которые при помощи тягача, пытались вытянуть из канавы подбитый танк, с развороченным правым бортом, подбадривая друг друга короткими, энергичными фразами. Беглянка часто слышала от славенов эти слова, но так и не смогла выяснить их значение, несмотря на все расспросы. На дороге уже стояло несколько покалеченных машин, которые по всей вероятности готовились к отправке на металлургический завод. Ревел двигатель тягача, ароматизируя окрестности тяжёлым солярным выхлопом, асфальт был скользким от пролитого масла. На девушку никто не обратил внимания, и та, беспрепятственно вошла в город.

Поплутав немного среди руин, она выбралась на широкую улицу, заваленную обломками и битым кирпичом. Дома зияли провалами выбитых окон, стены, выщербленные пулями и осколками снарядов, почернели от копоти. Чуть дальше, улицу перегораживало рухнувшее здание. Несколько угрюмых мужчин и женщин, вяло ковырялись в развалинах. Они перетаскивали строительный мусор в кузов стоящего рядом грузовика, с неторопливостью, достойной восточных мудрецов. При таких темпах, работа могла затянуться на несколько лет, но подобная перспектива похоже совершенно их не пугала.