Книга Исхода

— Да я так! Для красного словца...

— Я так и подумал, — меланхолично кивнул Ресибир, — что это только следствие предельной усталости... Вы не забывайте, я — человек не только богатый, я еще и из богатой семьи. Это — совсем другое дело, совершенноиной взгляд на мир, на людей и на деньги, нежели даже у самых богатых селфмейд-менов. Предпринимать усилия всего-навсего ради того, чтобы денег было и еще больше??? Простите — жизнь дается один раз. Я не жадина, я, скорее, трус: боюсь я богатой людской фантазии. Ее неисчерпаемости на мерзости.

— А сам?

— Я тоже человек. Только, — очень на это надеюсь, — что могу отличить действия вынужденные от тех, которые идут оттуда — "de prophundis".

— Человек, — философически проговорил Об, прикуривая и морща от дыма правый глаз, — несет печать Зверя в себе самом, в своей природе. Это вовсе не генетический дефект и никакие не погрешности воспитания. Это просто-напросто нестираемый след нашего происхождения и обязательное его условие. Вроде пупа.

— Может быть, — так же скучно кивнул головой Ресибир, — очень даже может быть. Вот я и хочу посмотреть, во что вырастут мои дети без гулящего и вечнопьяного, как бывают вечнозеленые растения, папаши. Без мамы-истерички с феминистско-шлюшеским уклоном. Без наркотиков. Без шпаны — с одной стороны, и господ полицейских — с другой. Без боевиков ваших гадских...

— Еще чего! — Перебил его Тайпан. — Как же так без боевиков? Никак нельзя! Спасибо, что напомнили...

— Не стоит благодарности. Еще я хотел сказать, что, помимо всего прочего, это будет еще и прекрасный эксперимент.

— Ой, сматываться надо! Ой надо! У меня даже между лопатками все время щемит. Как от чьего-то ласкового взгляда сквозь оптический прицел, направленного в спину. Знаешь?

— Знаю. Вот только экспертом считать себя не могу. Ты бы лучше к Тартессу, — он у нас мистик. Или, еще лучше, — к Сену.

— Уж это само собой. Как раз собирался. Это для нас — смутные предчувствия, а для него — эти... Как его? И он их просто-напросто видит. Только и я на этот раз вряд ли ошибаюсь. Чувствительное у меня это место, — между лопатками. Никогда не подводило, а вот спасать — да, спасало не раз.

— Не тебя одного. Да мы, по сути, эвакуацию-то уже начали. Русский смотался чрезвычайно ловко, так, что его связь с нами проследить было просто-напросто некому... Тоже, наверное, какой-то орган между лопатками.

— Ладно. ТБ — передатчик ему в последний момент все-таки успели передать, так что связь с ним обеспечена. Кстати, — он настаивает, чтобы следующая верфь была у них, в России. Утверждает, что помимо многих существенных "против", существуют не менее существенные "за", и даже довольно-таки аргументировано обосновал это. Под конец,в обычной своей милой манере, — так, что в жизни не поймешь, всерьез он это или шутит, сказал, что главным аргументом в пользу Алтайского Варианта он считает так называемый "похуизм", носящий, по его утверждению, совершенно универсальный характер...

— Но это не вот еще. Ему еще все это обдумать и оформить надо. Бумаги собрать. А пока куда?

— А на пока Отщепенец предлагает опять-таки два варианта: заброшенный химкомбинатна Филиппинах и Гонконг. Вот так вот попросту и без изыска.

— Угу... А Гонконг почему?

— Так это ведь тоже тот еще фрукт: он говорит, что окружающие, заметив некоторую конспиративность производства, совершенно резонно решат, что это мы наркотики перерабатываем, — ну, и успокоятся. А когда полиция решит проверить — так пусть проверяет. А окружающие, узнав, что мы чисты, совершенно резонно решат, что мы чрезвычайно хитры, круты, и умеем отмазываться, но тут-то они как раз и ошибутся, потому что на самом деле мы и еще круче, а...

— Слушайте, — а ведь вы совершенно несносный тип: я ведь вас как настоящего слушаю, открыв рот, а он...

— Это не я. Это все Отщепенец. А я, — я чего, я, в данном случае, просто посредник. Так что не ко мне претензии.

— Так, — сказал полковник Гусман, подбоченившись, стал перед Кси-Лаковой, и мертвым голосом продолжил, — может быть кто-нибудь объяснит мне, какого черта здесь происходило?

К пустому лагерю Сообщества (чего он не знал) его доставил вертолет, потому что единственная доступная дорога, как на грех, с месяц тому назад была совершенно разрушена в результате непонятного горного обвала. Вся соль происшествия состояла в том, что это ни капельки не помешало грингос бесследно, по-английски исчезнуть. С собой полковник захватил бледного, трясущегося от ужаса чиновника, как раз и занимавшегося оформлением аренды этого участка плоскогорья. Наследник многих поколений плантаторов, истое дитя природы и чистой воды зверь, Гусман чувствовал явственный запах серы, исходивший от этого договора. Что-то тут скрывалось крайне серьезное. Просто до чрезвычайности. Может быть — самое серьезное из всего, с чем ему, серьезному человеку, приходилось сталкиваться в его богатой событиями жизни. Громадная скала, покрытая каким-то матово-черным слоем. Громадные ямы с оплавленными краями. Рухнувшая скала. Клубки безжалостно обрезанных кабелей, как какая-то чудовищная змеиная свадьба. Это не было похоже ни на что из того, что он хоть когда-нибудь видел, или о чем хоть когда-нибудь слышал. Тут резвились огромные, нечеловеческие силы. Не оборачиваясь, бросил:

— Прочитай-ка еще раз то место, где говорится о целях и намерениях. Уж очень оно мне понравилось. Прямо слеза прошибает.

— "Испытание новой технологии, — дрожащим, умирающим голосом начал чиновник, — создания высокостойких покрытий на вертикально-ориентированных поверхностях сложной формы, обладающих большой площадью..."

— Да ты бы погромче, — вполголоса посоветовал полковник, — а то сипишь себе под нос, как издыхающий питон... И это, надо понимать, как раз и есть то самое пресловутое покрытие? Послушай-ка, cabron, — и тебя что, совсем ничего не насторожило в этой сказке? Совсем-совсем? Или к этому моменту ты уже ничего, кроме толстого пучка бледной зелени не видел и не замечал?

— Там было всего два гранда, — откашлявшись, севшим голосом прохрипел несчастный, — только за то, чтобы быстро, клянусь, сеньор! Там все по закону, все правильно было оформлено!

— Ладно. — Как льдину — в гулкую, черную пустоту уронил он. — В конце концов не мне рыдать о деньгах грингос. А за глупость у нас не сажают. Иначе всю страну пришлось бы держать за решеткой. Эй, лейтенант, эй! — Вдруг заорал он во весь голос пилоту. — Возьмешь у этого ублюдка адрес и полетишь в местное представительство "Дюпона"... Эту блевотину, — он указал на недавнего своего собеседника, — отвезешь назад, а директора конторы — наоборот, притащишь сюда. Я останусь тут. Ты поганый пилот: меня чуть наизнанку не вывернуло, пока я трясся в твоей вонючей громыхалке. Все! Нет, стой: ты там повежливее все-таки. Без особого хамства. Осторожненько, — но чтобы задница этого косоглазого была тут. К ночи. Все!

Он не любил шутить и не шутил, слова выговаривал, как выплевывал и очень редко срывался на крик. Он глядел на собеседника свинцовым взором, от которого могло скиснуть молоко, и все, даже номинальное, опереточное, все время меняющееся начальство, боялись его. Все, — но, как выяснилось, не Джон Гордон Фу. В полном соответствии с приказом, вертолет вернулся до наступления ночи. Очень похоже было, что доставленный в это богом забытое местечко не испытывает по этому поводу ни малейшего недовольства. Вообще — никаких неприятных эмоций. Низенький, кругленький, в белоснежном костюмчике и лопуховатой белой панамке, он колобком скатился по трапу и улыбнулся полковнику так, как улыбаются только, разве что, ближайшему другу. Или маленькому внуку. Хотя по возрасту (если бы только по возрасту!) Гусман вовсе не годился ему во внуки. Когда он знакомился с контрактом, глаза его щурились так сладко, что стали почти совсем невидимы. Дочитав текст договора, он вздохнул, и с явным сожалением вернул документ полковнику.

— Технология нанесения покрытий? На небоскребы и мосты? Весьма дельно. Весьма. Да.В случае успеха возможная емкость рынка — от двух до пяти миллиардов долларов в год. Могу только одобрить моих неизвестных друзей, по-хорошему позавидовать их энергии и оптимизму а также выразить свое глубочайшее сожаление о том, что наше знакомство не состоялось. Еще более достойно сожаления, что мне ничего не известно о такого рода работах представляемой мною компании в данном регионе. Это значит практически, что таких работ и не было... — Он снова ласковенько прищурился, часто помаргивая глазками, навстречу знаменитому свинцовому взгляду Гусмана — ублюдок явно наслаждался разговором! — Нет-нет, полковник, вы, право же, слишком подозрительны: правоту моих слов даже слишком легко проверить, поскольку речь идет о вполне заметных суммах. Не то, чтобы слишком, но все-таки. Это совершенно не наши банковские счета... Стоп!

Он вдруг замер на месте, как-то вдруг, для самого себя неожиданно, обратив внимание на необычный вид горы Кси. А заметив, — ртутным шариком покатился к ее подножью, к тому месту, где начиналась матовая темнота покрытия, и сел на корточки, — щупать и разглядывать. Места, в которых были грубо откромсаны сваленные в кучу кабели. Сам слой, покрытый сетью жилок, как живой лист либо же кожа жеребца из самых породистых. Шестигранного сечения, разнокалиберные, розоватого металла "провода", составлявшие сами кабели. Когда он вернулся, полковник с мрачным удовлетворением заметил, что от недавней беспечной веселости белопанамного гостя осталось очень мало. Можно сказать — совсем ничего не осталось.

— Насколько я понимаю, — срывающимся голосом начал он, — это следует считать своего рода... Результатом их деятельности, гм?

— Вероятно, — странным голосом подтвердил полковник, — своего рода... результатом... возможно-можно. А что, — вы увидели здесь что-нибудь для себя новенькое?

— Если бы вы мне сказали, что в здешних местах высаживался десант маленьких зеленых человечков, я бы вам, увидав все здешнее, безусловно поверил бы. Это все не то, чтобы невозможно. Скорее — страшно чуждо, лежит вне технических традиций. Понимаете? Никто, никогда, ничего, ни в коем случае не будет делать совершенно с нуля. Вне традиции и стандартов, — значит буквально "вне технологий". Легче поверить в то, что все это делали пришельцы, чем в то, что это были какие-то сильно шутливые прохвосты из местных...

— Так может быть, — поднял брови Гусман, — это и была какая-то там дурацкая шутка?

— Какие шутки? Вот это, — он указал на гору, — электростанция, мощности которой вполне-вполне хватило бы на центр провинции. И... Я не знаю, как это было сделано!Нет, к сожалению — нет в распоряжении компании ничего, хотя бы подобного данной технологии... Вы понимаете, полковник, — он сделал попытку чуть ли не взять Гусмана за пуговицу, совершенно утратив свою, порожденную прочным положением, опытом и азиатским происхождением безмятежность духа и непозволительно волнуясь, — одной только этой частности хватило бы для того, чтобы изменить лицо мира... Но ведь, — он вдруг спохватился, — это же, наверное, не все?! Есть, очевидно, и еще что-нибудь?

— Полагаю, — выдержав паузу, ответил полковник, все, чего нельзя было забрать с собой, ваши безымянные коллеги побросали во-он в те ямки... Мы, разумеется, предпримем все, от нас зависящее, чтобы собрать все вещественные доказательства без исключения. Только, боюсь, что ничего существенного нам найти не удастся, потому что до сих пор они не допустили ни единого прокола.

— О, — господин Фу снова улыбнулся, хотя эта улыбка была только бледной тенью давешнего мастерского изделия, — вы себе не представляете, сколь много могут узнать эксперты нашей фирмы даже по самому незначительному образцу, по самой мелкой подробности...

— А почему, — отчеканил офицер, вперяя в собеседника взгляд, в коем свинец незаметно трансмутировал в Хладный Булат, — вы уверены, что такого рода исследования будут проводить ваши специалисты?

— Только потому, что мне показалось, будто я имею дело с умным человеком. Скажем прямо: у вас специалистов такого уровня нет, или же их крайне мало. Их нигде нет — много, и вы будете вынуждены привлекать экспертов со стороны точно так же, как это пришлось бы делать и нам. Эксперты будут в курсе, — и я буду в курсе, а это, согласитесь, вдвое больше, чем нужно, потому что теперь я буду обязан доложить о происшедшем руководству, а ликвидировать вы меня не станете... Да и зачем? Чем мы хуже кого угодно другого? Иное дело, если бы с вами в этой поездке был представитель какой-нибудь другой группы...

Гусман с задумчивым видом кивнул в знак того, что слышал и принял к сведению невзирая на видимую отрешенность.

— Я одного не могу взять в толк, док, — процедил он сквозь зубы, — зачем, по какой причине ублюдки обрезали кабели, если не забрали их и не уничтожили?

— О, — снова сказал Джон Гордон Фу с улыбкой едва заметного превосходства, — это-то как раз и понятно: они не хотели, чтобы какой-нибудь дикарь схватился по случайности за голые контакты. Своего рода гуманизм. Это, кстати, и еще одно свидетельство в пользу гипотезы с маленькими зелеными человечками...

Полковник, услыхав такое суждение, удивленно поднял брови: такое объяснение ему в голову не приходило, хотя, услыхав, он был вынужден признать, что оно по крайней мере похоже на истину. Завтра к подножию горы Кси должна была прибыть специальная группа саперов.

— Сбылись самые страшные из всех моих вариантов, господа. Только и еще хуже. Нечто вообще из разряда ночных кошмаров.

Говоривший, плотный, добротно одетый ясноглазый блондин невысокого роста, быстро ходил, почти бегал по комнате, нервно потирая руки и сплетая пальцы.

— Когда я говорил вам, что красные — это полбеды, потому что не идиоты же они на самом-то деле и знают, что им грозит в случае чего... Не верили! Смеялись! Все думали, что я шучу, принимали за эксцентричность если за паранойю... А я предупреждал! Я тысячу раз говорил вам, что вариант этот весьма вероятен и рано или поздно выплывет в реальность... Это же было ясно, как дважды два! Но такого злокачественного варианта не ожидал даже я...

— Настоятельно прошу прекратить выкликать и сказать, наконец, связно, о каком таком варианте вы предупреждали, а заодно и о всех остальных!

— Как?! Разве я еще не сказал? Тогда простите. Меня извиняет только то, что я слишком взволнован. И напуган. Да, напуган! Как-то раз, чисто в порядке бреда, я смоделировал ситуацию, при которой роль врага государства и нации играет отнюдь не какая-то страна, а могущественная частная организация. Что-то вроде мафиозного клана, но в отличие от гангстеров преследующая далеко идущие цели захвата реальной власти. С открытыми и теневыми формами деятельности. С неограниченными средствами. С пионерными технологиями, которых не имеет в своем распоряжении государство. Прикинув, я увидел, что модель получается вовсе не смешной. Совсем не забавной. В случае удачного подбора инициативной группы борьба с такой организацией может быть весьма затруднительной, а исход ее — более, чем сомнительным. В том же случае, если она будет носить интернациональный характер... А! Да что там говорить!