Станция "Астрея". Два одиночества

Виола

Вопрос Крума застал врасплох. Я только-только расправилась с лишними членами, а тут тебе новое потрясение. В чём подвох? Он что, мысли мои читал? Как он узнал, что я думала постоянно о его губах, о его улыбке, о его поцелуях? Откуда? Может, он и вправду из этих, из медиумов?

— А к чему вопрос? — робко уточнила я.

От переживания сжала подол юбки, слепо глядя на экран нанототопа. Из кухни не доносилось ни единого звука, словно Феликса там нет. И вот когда уже отчаялась услышать ответ, он вдруг решил отозваться:

— У тебя поцелуи скучные.

Что? Что он сказала? Как это скучные? Да он даже не пробовал со мной целоваться, чтобы подобное утверждать!

— Что значит скучные?! — возмущение переполняло мою душу. Ещё одно такое высказывание в мой адрес и я точно ему всё лицо расцарапаю!

— Для такого рассказа я имею в виду, — крикнул Феликс, а я сразу сдулась, удивлённо моргнув. — Для девственниц самое оно, а вот для "Плоти" точно не подойдут. Это я так, на будущее. Ты же планируешь в этом рассказе поцелуи?

— Конечно, — немного успокоилась я, понимая, что замечание альбиноса весомое. Нужно не забыть.

— У тебя что дальше по сцене? — продолжил общение через стену манаукец, а я устала кричать и, прихватив планшет, перебралась за кухонный стол.

Альбинос огромным острым ножом на разделочной доске чёткими плавными движениями нарезал мясо безупречно тонкими кусочками и продолжал мне улыбаться, искря хитрым прищуром. — А потом? — допытывался альбинос, а я пожала плечами.

— Не знаю пока, — недовольно нахмурилась. Повторять сцены не хотелось, да и времени подумать ещё хватало. Посмотрю на тематических форумах и сайтах, что-нибудь да придумаю. — Ты мне, Феликс, лучше скажи, а если женщина доминант, то она занимается сексом только сверху?

— Обычно, но это не правило. Просто в такой позе она контролирует процесс.

— А-а-а, — протянула я, делая себе зарубку на будущее. Значит, только сверху. Утомительно, мне кажется, постоянно контролировать процесс. Этак никакого терпения не хватит.

— Доминант всегда контролирует процесс, — зачем-то повторил Феликс, отвлекая меня от правки текста.

— А ты откуда столько знаешь про доминантов и сабов? — вырвалось у меня прежде, чем я подумала. — Ой, прости. Точно, у вас же на планете матриархат. И что, там всё так жестоко?

— Тебе лучше этого не знать, — мягко уклонился от ответа хозяин жилблока, а я вздохнула.

— Прости, язык мой без костей. Вечно говорю, что думаю.

— Это мне в тебе и нравится. Поверь, это лучше, чем лицемерить, — сделал комплимент альбинос, и я приободрилась.

Он первый человек, кто не осуждал меня за мою бестактность. Обалденный мужчина. Жаль, в такого нельзя влюбляться, чтобы потом не страдать при расставании.

Тема для разговоров себя исчерпала, и на кухне воцарилась тишина. Каждый был занят своим делом. Феликс готовил, а я правила текст. Аппетитные ароматы разносились по воздуху, что-то шкворчало на плите. Я всеми силами старалась не отвлекаться, чтобы спокойно закончить сцену, как вдруг над самым ухом услышала сексуальный шёпот альбиноса. Да как он умудряется так бесшумно ходить!

— Ты так и не ответила — целовалась с кем-нибудь или нет.

Обернувшись к манаукцу, с превосходством улыбнулась.

— Конечно же да. Мне же двадцать два.

Ой, зря я ему сказала сколько мне лет. Слишком уж сально заулыбался в ответ Крум.

— Тогда заканчивай сцену и займёмся твоими проблемами с жилблоком.

— Хорошо, — быстро согласилась с ним, украдкой переведя дух.

Я думала, он отпустит какую-нибудь шутку про великовозрастную девственницу. Я к такому уже привыкла. Мои старые подруги давно потешаются за мой счёт. Вот только я знала, что на некоторых станциях можно найти и тридцатилетних невинных дев, которые даже не думают смущаться. Сама видела ролик с корейской станции "Юкчи". Там считается нормой выходить замуж после тридцати.

Ещё полчаса моего мытарства, и я всё же дописала сцену и самодовольно потянулась. Феликс выставил передо мной тарелку с жареным мясом и овощами, а сам забрал у меня планшет. Я внимательно следила за его мимикой, пока он читал. Лёгкая тень улыбки пару раз касалась уголков его губ. Я нервничала, так как не совсем была уверена, что он согласится с такой концовкой сцены, но на большее я была не готова.

— Ешь, а то остынет, — поторопил меня хозяин жилблока, и я, вздохнув, полностью переключилась на еду.

Я была голодна, но узнать вердикт Ангела хотелось больше. Когда же он предложил мне шоколадное суфле с чаем, все тревоги и переживания улетучились из головы. Я блаженствовала, медленно поедая очень нежный десерт. Даже слёзы на глаза выступили. Надо же, как вкусно.

— Обалденно просто! — с восторгом прошептала, вытирая глаза и шмыгая носом.

Альбинос покачал головой, спокойно доедая своё лакомство. Я поймала себя на том, что слежу за тем, как он облизывал свои губы, а они блестели, манящие, яркие. Я облизала свою ложку и замерла, поражённо наблюдая, как Феликс подмигнул мне. Обалдеть. Наверное он и вправду все мои мысли читал. Положив ложку в пустую розетку, я закусила губу и взялась за чашку. Может, по моему лицу всё видно?

Я сердито взглянула на манаукца и грозно спросила, так как было сложно сидеть под его прямым взглядом неземных алых глаз:

— Что?

— Сейчас узнаешь, — усмехнулся мужчина и обошёл стол, заставляя меня нервничать и следить за ним. А Крум нёс в руках нанототоп.

— Итак, сцена прощания. Что это?

Палец манаукца указал на строки с поцелуем. Я недоумённо воззрилась на мужчину. Чего опять не так? Нет бы прямо сказать, зачем устраивать такие пытки.

Мой взгляд метнулся на голубые строчки, в которые упирался невозможно белый с аккуратно подстриженным ногтем палец.

— Поцелуй, — ответила очевидное.

— Правда? — наигранно удивился Крум, и я поняла, что схалтурила. Только не понимала где и как. А манаукец продолжал меня терроризировать: — Я же тебя спросил, ты целовалась или нет когда-нибудь, ты сказала да, а выходит нет?

— А что не так в поцелуе?! — возмущённо завопила я, так как чувствовала себя ущемлённой. — Нормальный поцелуй. Я так всегда пишу. Никто не жаловался!

Ой! Зря я это сказала. Какая коварная ухмылка появилась у Феликса.

— Я ещё раз спрашиваю, что это? — его настойчивость била по моим нервам. У меня даже ладошки вспотели от волнения и я украдкой сжала подол юбки.

— Поцелуй, — тихо отозвалась, всё ещё не понимая, что ему от меня надо.

— Уговорила, — вздохнул манаукец, опустил нанототоп на стол, а сам склонился надо мной, вглядываясь в самые глаза. Его нос был так близко, что я невольно отклонилась назад, но твёрдая спинка стула впилась в позвоночник.

— Поцелуй — это поощрение, — заговорил он своим чарующим ласковым голосом. И я опять поплыла, не в силах бороться со своим телом. Просто райская песня! — Доминант всегда поощряет саба за покладистость и покорность даже после наказания, благодаря его за доверие. Макс выполнил всё, что она приказала. Он был послушным и старательным мальчиком. Доминика правильно сделала, что поцеловала его. Только поцелуй должен быть настоящим.

Я вскрикнула, когда Феликс сжал мои волосы в кулак на затылке.

— Ты доверяешь мне? — тихо шепнул он, склоняясь ещё ниже.

Я тонула в его глазах, оглушённая стуком своего сердца. Сглотнула, не в силах сказать и слово. Меня трясло всю от напряжения, я совершенно не понимала, чего хотел манаукец. Я опустила взгляд на его губы и пропала. Острое желание пронзило низ живота. Грудь закололо. Я сильнее сжала руки в кулаки, наблюдая, как неумолимо приближаются алые губы Ангела.

— Виолетта, ты доверяешь мне? — шептал мой Ангел, а я смогла лишь кивнуть, так как голос совсем пропал, как и чувство самосохранения. Только возбуждение, желание и порочные мысли главенствовали в моей голове.

Обалдеть, я не взорвалась от его поцелуя, как думала, но всхлипнула, когда манаукец обхватил мой подбородок губами. Я сглотнула, затравленно глядя в алые глаза. Мужчина ликовал, его взгляд стал жарким, томным, глаза потемнели, а руки всё сильнее прижимали меня к нему.

Мягкие томные поцелуи покрывали моё лицо, не касаясь лишь губ. Я умирала, таяла, тихо постанывала от накрывающего наслаждения. Это было невероятно нежно и эротично. Словно Феликс хотел меня съесть, но всё не мог решить с какого боку откусить. Но и тут он долго не думал, переместившись к уху, прикусил мочку, а я вздрогнула, словно натянутая струна под умелыми пальцами музыканта, и вцепилась в его тунику, хватая воздух ртом. Я думала, что умею целоваться. Нет, не умею. Я даже подумать не могла, что от поцелуев можно там взмокнуть, возбудиться и чуть не кончить. А манаукец продолжил танец губ и языка на моей шее, я больше не думала, просто растворялась в умопомрачительных ощущениях, а когда всё закончилось, с трудом сконцентрировала внимание на Феликсе, смущаясь своей реакции и того, что со мной происходило. Облизнулась, понимая, что моих губ Феликс так и не коснулся поцелуем.

Альбинос гладил меня по волосам, рассматривал внимательным изучающим взглядом, и мне стало не по себе. Я попыталась опустить лицо, но мужчина ухватил меня за подбородок, с улыбкой провёл подушечкой пальца по моей губе, надавил, заставляя приоткрыть рот.

— Поцелуй — это поощрение, Виола. И мне дико понравилось то, что ты сегодня написала, спасибо.

Я сглотнула, когда манаукец отошёл от меня, спрятал руки в карманы, не отрывая взгляда от моего лица. Я облизнула пересохшие губы, попыталась привести себя в порядок, пригладила волосы. В голове бардак. Надо ему что-то ответить, только что?

— Спасибо, — буркнула я.

Потрогала пальцем горячие губы, они припухли, как будто зацелованные, капризно ныли, что их оставили без внимания.

— Заканчивай с текстом, — тихо шепнул Феликс, и я почувствовала себя неловко.

Я вздохнула, зарываясь руками в волосы от расстройства. Зачем он так со мной? Что вообще происходит? Сердце предательски защемило в груди. Он ведь не влюбился в меня. Видно же по глазам что нет. Тогда зачем целовал? Зачем заставлял умирать от его ласк? Неужели только ради текста? И тут я поняла что да. Он же не коснулся моих губ. А губы — это признак чувств. А мы лишь сообщники и объединяло нас лишь мой рассказ. Опять мой порочный Ангел преподал мне урок и какой! Тряхнув волосами, выдохнула, признаваясь что дура. Надо же учудить такое. Не мог такой мужчина в меня влюбиться. Просто не мог. Да и я вроде как не влюблена. Так почему от звука его голоса мозг словно плавился? Нужно собраться и исправить поцелуй.

Тело опять как током дёрнуло от воспоминания об очень горячих и пленительных губах на моей шее. Божественное ощущение! Ради этого стоило родиться! Сердце всё ещё не могло успокоиться, а между ног пылало. Желание в крови никак не унималось. Мне лучше принять холодный душ! Очень холодный душ! Вот только остался один момент.

— Феликс, — со вздохом позвала я мужчину. — Спасибо, — повторила ему, решаясь быть честной. — Я так никогда... То есть меня так никто никогда не целовал. И это было очень волнующе и обалденно.

Манаукец, остановившись напротив меня через стол, поставил на него локти и, подперев ладонями лицо, с хитрой улыбкой воззрился на меня.

Я потупила взор, не зная что ещё сказать и как вообще теперь реагировать на его выходки. Принимать как должное?

— Хочешь заняться со мной сексом? — усмехнулся порочный Ангел. И было в его лице что-то такое весёлое, вздорное, что я не удержалась от улыбки.

— Если бы не мои принципы, то да. Но я не хочу трахаться с мужчиной, которого не люблю, — со всей строгостью, на которую была способна, объяснила ему, почему нет.

Многие меня считали глупой. Я понимала, что ждать принца могу вечно, и вообще умереть старой девой в конце концов, но пока не хотела ничего менять в своей жизни.

— А я-то думал, в чём твоя проблема, — достаточно сдержанно отреагировал мужчина на мои слова. Даже не рассмеялся, не поддел, как другие мои знакомые, считающие меня сумасшедшей идиоткой. — Теперь понятно. Мог бы и сам догадаться. Это же очевидно. Ты очень романтичная натура, Виола. И в этом твоя сила и индивидуальность, которая притягивает к тебе. Молодец! — Феликс, сжав кулак, поднял его в знак того, что он со мной солидарен. — Так держать. Не отказывайся от своих принципов.

На этом он удалился, а я осталась, слепо глядя на экран нанототопа. А так уж незыблемы мои принципы? Почему такой тяжёлый осадок на душе после слов Феликса? Я словно надеялась на то, что он станет настаивать. Обычно знакомые парни предлагали мне услуги по лишению девственности, считая её единственной причиной, по которой я скептически отношусь к сексуальной свободе. А сколько я гипотез наслушалась по поводу того, что пишу эротику. Целый трактат впору писать о моих якобы комплексах и как с ними бороться. Так уж вышло, что в последнее время я пытаюсь особо сильно не дружить. Всё из-за того, что меня считают странной. Некоторые не раз называли чудачкой, фриком.

Возможно, таковой я и являлась, так как очень быстро увлеклась текстом, забывая о своих проблемах. Куда важнее для меня было более ярко и чётко выразить свои чувства от поцелуя Феликса, от того, как сильно он раздразнил меня и бросил, точнее дал прочувствовать снедающий огонь желания. И, кажется, у меня получилось.

Глава 5

Феликс

Что с ним творилось, манаукец не мог себе объяснить. Он стоял, глядя в панорамное окно на чёрную непроглядную вечность, покрытую миллиардами чужих звёзд, и выжидал. Другая бы кинулась за ним, стала бы приказывать, злиться, ругаться, вымаливать, чтобы он поцеловал её в губы, но только не Виола. Впору ему идти и просить разрешение.

Три минуты прошло, как за ним закрылась дверь спальни, а он никак не мог собраться с мыслями, тонул в своих фантазиях. Землянки такие сладкие, такие чувственные. Заводятся с полоборота, горят ярче звёзд, дарят столько необычных чистых эмоций. Феликс прикрыл алые, горящие болезненным блеском глаза. Зачем он поцеловал её? Кому и что хотел доказать?

Хвалёная выдержка пошла трещинами. Кому скажи, что самый сдержанный мастер клуба чуть не сорвался — не поверят! Сам бы так поступил — поднял бы на смех любого, кто посмел бы подумать, что у Феликса Энтоса сорвёт планку во время обучения.

Размяв шею, мужчина пригладил волосы руками и протяжно выдохнул. Сладкая девочка сводила его с ума, но дарила взамен что-то невероятно живое и яркое. Портить их отношения Феликс боялся. Лучше оставаться на том уровне, на котором они пока балансировали. Альбинос усмехнулся, в который раз удивляясь тому, что она не пришла. Ведь по глазам было видно, что хотела его. Поедала обиженным взглядом, покусывала от недовольства губы, мечтала, чтобы он целовал её ещё подольше. Честно призналась в том, что он её заводит. Но слишком принципиальная.

Как наивно звучали её слова о сексе без чувств. Слишком правильно для порочного писателя откровенной эротики. Но он не в праве толкать её в этот ад, в котором сам прожил чуть больше пятнадцать лет. Для землянки важны были чувства, а не голод тела. Манаукца в Виоле привлекал крепкий моральный стержень, но при этом она оказалась очень ранимой и хрупкой. Словно дикий цветок в пустыне Шиянары.