Метель. Части 1 и 2

— Что ты предлагаешь?

— Я предлагаю сходить в министерство и попросить разрешения на сдачу экзаменов экстерном за полный курс начальной школы. Мне кажется, что директриса 14-й школы просто не доверяет уровню деревенской школы. Их может убедить только, если они сами примут у меня экзамены.

— М-да. А ты, значит уверен в себе?

— Да.

— Слушай, ну куда ты торопишься?

— Я не знаю почему, но мне неинтересно с моими сверстниками. Я чувствую себя старше.

— Хорошо, я обращусь в министерство.

На следующий день, Варя вышла на новое место работы, а Саша с отцом пошли в 20-ю школу и опять их постигла неудача. Правда, на этот раз директор сразу их спросил, по какому адресу они прописаны. Изучив их ордер, он сказал, что этот дом относится не к их школе, а к 12-й, которая находится дальше по улице Учительской. От их дома 12-я школа находилась метрах в трехстах.

Директором 12-й школы, как и 14-й тоже была женщина, только помоложе лет на 10. На этот раз Саша не стал проводить диагностику ее здоровья. Директриса тоже в первую очередь поинтересовалась их местом жительства. Убедившись, что посетители из ее района, она стала изучать Сашины документы. Все повторилось почти в точности, как в 14-й школе. Только Саше предложили подождать в приемной.

— Без разрешения нашего министерства я не могу принять мальчика в пятый класс, — твердо заявила директриса.

— Хорошо, — вдруг неожиданно сказал Андрей. — Но в четвертый класс вы его можете записать?

— Формально вы правы, но я бы вам этого не советовала и вот почему. Поймите, наша школа является одной из центральных школ и безусловно входит в пятерку лучших школ города. У нас работают самые лучшие и высококвалифицированные педагоги. Обучение у нас очень сильно отличается от обучения в школах, в которых учился ваш сын. Если я запишу его сразу в четвертый класс, то скорее всего, ваш мальчик не справится с программой и все кончится тем, что он останется на второй год, да еще к этому приобретет психологическую травму. И мальчики в классе его дразнить будут. Значит, будут конфликты. И всего этого можно легко избежать, если мы с вами определим его в третий класс. И тогда у него появится фора величиной с год. За год мальчик прекрасно адаптируется, и мы будем иметь хорошего ученика, а вы — послушного и дисциплинированного сына.

— Я вас понял, — вы были очень убедительны. В ваших рассуждениях и выводах есть только один изъян. Вы, не поговорив с моим сыном сразу записали его в «деревенщины». Я могу предположить ход ваших мыслей: «Ну, что может знать мальчик, учившийся в деревенской школе, в глухой дыре?». Так вот смею вас заверить, что тут вы заблуждаетесь. Я не думаю, что среди ваших учеников даже пятого класса, найдется хоть один, который знает учебный материал лучше моего сына. Я понимаю, в это трудно поверить, но проверить-то в ваших силах. Пригласите ваших педагогов, пусть они в неформальной обстановке пообщаются с ним, поспрашивают и выяснят не только уровень его знаний, но и умение мыслить, наблюдать, делать выводы, то есть то, что мы называем интеллектом. Я заранее соглашусь с любым выводом ваших педагогов.

— Мне жаль, что ваша слепая родительская любовь затмевает вам очевидные факты.

— И вы можете назвать мне хотя бы один «очевидный факт», который не видит моя слепая родительская любовь?

Директор сидела с выпученными от возмущения глазами и широко раскрывала рот и не могла ничего сказать. Наконец, она справилась со своими чувствами и заявила:

— Да вы просто хам!

— У…у, — протянул Андрей, — вот какие у вас аргументы. В таком случае разрешите мне откланяться. Всего вам хорошего, до свидания.

Андрей встал со стула, на котором сидел во время разговора и пошел на выход. Уже открыв дверь, он остановился, повернулся к директрисе, которая провожала его возмущенным взглядом и добавил:

— Жаль, что мы не поняли друг друга, хотя я не оставил окончательно надежды. Я пока сидел тут у вас, то мысленно расположил в вашем кабинете румынский гарнитур. Он хорошо бы у вас вписался. Ну, нет, значит нет. Значит не судьба. На востоке в таких случаях говорят «кысмет».

И Андрей вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь. Проводив посетителя, директриса некоторое время сидела, пытаясь понять, что же сказал ей папа этого вундеркинда. Особенно, что-то о румынском гарнитуре. Она встала, подошла к двери своего кабинета и постаралась посмотреть на его содержимое посторонним взглядом. Обшарпанные шкафы с книгами, сразу около входа стоячая вешалка, на которой висела ее шуба, стол для совещаний педсовета, далее ее стол. Столешницы уже не первой свежести, приходится их покрывать скатертью. Ни одного кресла, простые венские стулья и все уже требуют ремонта.

— Может быть, я сделала ошибку, — подумала директриса, — нужно было сначала узнать, где он работает. На первый взгляд, судя по разговору, это интеллигентный человек, правда одет бедненько так, серенько одет. Что можно ожидать от таких родителей. В кабинете раздался телефонный звонок. Директриса подошла к телефону и взяла трубку.

— Да, это я, слушаю вас. Ой, Елена Львовна, не узнала вас, богатой будете. Да. Да, были, вот только что ушли. Да? Вот как, с направлением из министерства? И вы ее взяли? На год, да? Угу, угу. А я, признаться не поверила этим бумажкам. Ой, да знаю я как эти бумажки делаются. Он вообще произвел на меня впечатление деревенского дурачка. Стоял, как мешком пришибленный, уставился в одну точку и стоял молча как истукан. Что, и у вас себя также вел? Ну, что вы хотите, деревенский мальчик, в незнакомой обстановке сразу растерялся. А вы знаете, что мне его отец заявил? В вашей школе, говорит, не найдется ученика, лучше моего сына. Представляете, такое мне сказать. Да у нас с вами лучшие дети города учатся, а он кто? Дурачок деревенский. Что я ему сказала? Предложила записать его сына в третий класс. Подумала, если он согласится, так и быть, возьму его. А он, вы слышали, что мне заявил. Да, уже уходя бросил фразу, намекая, что мог мне мебель в кабинет новую достать, румынский гарнитур, представляете, Елена Львовна? Может у него родственник грузчиком в мебельном магазине работает? Что я ответила? Я сказала ему, что он хам. Да, так и сказала. Да кому они пожалуются, нищеброды, голь перекатная? Мимо моего мужа все равно им не пройти. Да, спасибо, Елена Львовна, всего хорошего, до свидания.

Директриса положила трубку и задумалась. Муж ее в министерстве образования фигура, конечно, не маленькая, но и не главная. И она снова потянулась к телефону. Но уже сняв трубку, решительно положила ее обратно.

— Не буду я играть на опережение, — подумала она, — посмотрим сначала, что они смогут предпринять, да и будут ли они хоть что-то предпринимать.

Внутреннее чувство подсказывало директрисе, что она больше не увидит своих недавних посетителей, и еще, ее не покидало ощущение, что совершила ошибку.

— Да, Константин Дмитриевич, взяла на год. Сказала, что, когда ее работница из декрета выйдет, она по закону должна ее взять, а тогда моя останется без работы. Согласились. Год — срок не малый, а там видно будет, что да как. С сыном? Сына не взяла, сказала, что живете не в моем районе. Сказала или 20-я школа, или 12-я. Точно не помнит. Оказалось, что наш дом закреплен за 12-й школой. Нет, не взяла. Точнее сказала, что может взять только с понижением на год, то есть в третий класс. День рождения? Первое октября 1941 года. Ну, да, пошел учиться с шести лет. Так в деревне же, там на это мало кто смотрит. Он и учился у нас в 3-м классе, а потом сказал, что скучно ему, попросил перевести его в пятый класс. Устроили ему экзамен за 4-й класс. Да, сдал на пятерки. По всем предметам. Все бумаги в порядке. Переэкзаменовка? Конечно, согласимся. Собственно говоря, я это и хотел вас попросить организовать. Когда? Да хоть завтра. В какую школу? В 20-ю, к 8-ми утра? Хорошо, договорились. Да, Константин Дмитриевич, я свои долги помню и отдаю быстро, на этот счет не волнуйтесь.

Без четверти восемь Саша с отцом стояли около кабинета директора школы номер 20.

Вчера Андрей опять был в минобразе у Гаврилова. Пока он до него добирался, Гаврилов уже успел подготовить и подписать бумагу о проведении экзамена за полный курс начальной школы для ученика 3-го класса Смирнова Александра Андреевича. Экзамен провести в школе номер 20 силами ее педагогического коллектива. Результаты экзамена оформить соответствующим образом в трех экземплярах, один из которых отправить в министерство, один вручить родителям и третий экземпляр оставить в школе. По результатам экзамена к министерскому экземпляру приложить мнение экзаменационной комиссии в целом и особых мнений ее членов, если таковые будут. Окончательное решение о дальнейшей учебе ученика Смирнова А.А. будет принято министерством образования.

Вот сейчас они с отцом и стояли в ожидании директора, держа наготове бумагу из министерства.

Директор пришел ровно в 8-00. Приемной, как таковой не было. Дверь в кабинет директора Письменкова В.М. открывалась прямо из школьного коридора. Директор прошел в кабинет и пригласил их заходить.

— Вы ведь были у меня вчера? — спросил он.

— Так точно, Валентин Михайлович. Но сегодня мы у вас по другому вопросу, — ответил Андрей и протянул ему бумагу из министерства.

Письменков внимательно ее прочитал и положив ее на стол, предложил им присаживаться.

— Скажите, Андрей …э…э?

— Андрей Григорьевич.

— Скажите, Андрей Григорьевич, а в связи с чем возникла эта необходимость проведения экзамена?

Андрей коротко объяснил, как их встретили в 12-й школе.

— Но почему вы не согласились? Ведь она права, мальчику будет трудно учиться сразу в 4-м классе.

— И вы туда же. Давайте, Валентин Михайлович, дадим слово учителям и послушаем, что они скажут после экзамена.

Директор внимательно посмотрел на него и промолчал. Затем сказал:

— Позовите сюда вашего сына.

Андрей открыл дверь и позвал Сашу. Саша зашел.

— Подойди сюда, — сказал он Саше.

Когда Саша подошел, он спросил его:

— Скажи Саша, сколько будет, если число 99 умножить на себя?

Саша задумался и через 10 секунд ответил:

— 9801.

Директор крякнул, но ничего не стал комментировать. Сказал только:

— Вы тут посидите пока, а я пойду комиссию собирать.

— И что дальше было, — спросила Варя мужа. Был уже поздний вечер, и они лежали в постели, оставшись, наконец-то, вдвоем, и шептались.

— Привели нас в класс какой-то. Директор, завуч и две учительницы, работающие в младших классах. Они в основном и спрашивали. Пока одна задает вопрос, другая думает над следующим. А Сашка им сразу отвечает, без подготовки, шпарит, как по писанному, — ответил ей Андрей. — Потом завуч пару вопросов задала, что-то там про кругосветное путешествие Магеллана. Сашка и ей ответил. Потом карту попросил и на карте показывал. А в конце, директор говорит: «А сколько раз от пола отжаться сможешь?» А Сашка, представляешь, говорит: «Сколько скажете, столько и отожмусь». Тогда директор говорит: «Ну, давай для начала полсотни раз отожмись».

— И что? — спросила Варя.

— Отжался, — ответил Андрей. — Сто раз. Потом поднял голову и спрашивает директора, продолжать или нет, а то, говорит, ему уже надоело.

— Вот нахал. А директор, что?

— Тот, махнул рукой и сказал: «Хватит».

Андрей зевнул и сказал, подтягивая жену к себе поближе:

— А потом Сашку заставили что-то писать, затем попросили нарисовать вазу с цветами, слепить фигурку из пластилина. Спрашивали какие книги он уже прочитал, читал ли он что-нибудь у Максима Горького и «Как закалялась сталь» Николая Островского. Кто написал стихотворение про Мальчиша-Кибальчиша, ну и прочую лабуду. Под конец попросили его спеть песню, ну эту «Взвейтесь кострами…» Под конец, возникло ощущение, что обе учительницы вошли в раж и остановиться не могут. Пока Сашка воды не попросил, причем на немецком языке, почему-то. Тут все как-то разом замолчали, а директор сказал: «Достаточно. Ты, Саша, иди в мой кабинет и жди меня там. Если в туалет захочешь, то спроси кого-нибудь, тебе покажут. А мы здесь бумагами займемся.» Потом повернулся ко мне и сказал: «Вы, Андрей Григорьевич, не будете возражать, если мы министерство будем просить, чтобы они вашего сына в нашу школу определили?»

— Так и спросил?

— Да, так и спросил.

— Ты это куда ручки свои загребущие тянешь? Андрей! — зашипела Варя, — в доме народу полно, перестань.

— Эх, не прокатило. Но, попробовать-то можно было.

С этими словами, Андрей отвернулся к стенке и почти сразу засопел.

Глава 4. Школа номер двадцать

Смирновы переехали на свое новое место жительства в понедельник, 9 июля 1951 года и до конца недели обустраивали новое жилище. Андрей сбегал на работу и отпросился еще на неделю за свой счет. Он хотел съездить, повидаться с родителями, которые жили в соседнем районе в двух часах езды на автобусе. Село Каменное, Стародубского района. Саша напросился с ним. Он уже забыл свою бабушку Прасковью и дедушку Григория.

Отношения с родителями у Андрея были испорчены. После войны, когда его выписали из Ялтинского госпиталя-санатория и он устроился на работу стюардом на теплоход «Грузия», то отпросился на месяц домой, повидаться с семьей. Вернувшись домой, обнаружил жену с сыном не в доме своих родителей, а у тестя с тещей. Поехал на разборки. Выяснил, что после того, как в семье стало известно о болезни Андрея (от него же самого, о чем он написал в письме родителям), его семью мама Андрея попросила съехать из дома и больше к ним не приезжать. Она сказала, что у нее в семье еще дети есть, которые могут заразиться и поэтому ей в семье чахоточные не нужны. Уяснив, как его семью турнули из родительского дома, Андрей разорвал со своими родителями всякие отношения.

С тех пор прошло 6 лет и Андрей решил повидать родителей и сообщить им, что он больше не представляет для них угрозы. Выздоровев, он обнаружил, что в его сердце нет больше обиды на родителей и простил их. В прошлой жизни, отец Саши так и не простил родителям и Саше не удалось повидаться с ними.

У обоих Сашиных дедушек во время войны была бронь. Георгий Васильевич работал в Оружейном на машзаводе токарем, а Григорий Михайлович мастером на железной дороге.

Выехали ранним утром, поэтому к 8 утра были уже в Каменном. Встретили их настороженно, и в дом не пригласили. Андрей поздоровался с матерью издали и ближе подходить не стал, в его сердце опять зашевелилась старая обида и он ничего решил ей не говорить. Обе его маленькие сестренки, Тоня, 9-ти лет, самая младшая в семье и Нина, старше ее на год, с любопытством его разглядывали, но близко тоже не подходили. Андрей поздоровался с отцом и братом, Анатолием. Они устроились во дворе, под яблоней. Там был вынесен летний столик с двумя скамейками. Андрей заговорил с отцом о делах, ради которых он, собственно говоря и приехал.