Свалка

— Я ищу Ники. Ты ее выкупил на Арене.

— Вы-ку-пил, — задумчиво повторил Шепелявый, будто катая слово на языке и пробуя на вкус. — Все это вы покупаете и продаете. Даже человеческие жис-с-сни. В с-сабавном мире живем-с, Кристофер, да?

— Забавнее некуда, просто обосраться, как забавно, — не выдержав, грубо ответил я. — Где Ники?

— Откуда мне с-снать? Я ее выкупил, как ты ис-сволил вырас-с-ситься, но не неволил. Она и ушла, — все с той же усмешкой ответил Шепелявый. — А я ей не отец и не брат, чтобы с-следить.

— Хочешь сказать, что заплатил за незнакомую девицу и отпустил восвояси? Чушь не мели, — скривившись, ответил я. — Откуда знаешь мое имя?

— Ники у Арены с-столько раз повторила, что оно мне во снах являться будет, — с выразительным зевком сказал Шепелявый и с хрустом размял руки. — Не там ищешь, Кристофер, не там.

От издевки, сквозящий в низком голосе, я потихоньку стал выходить из себя. Еще и насмешливое "Кристофер" било по и без того расшатанным нервам. В два шага сократив расстояние между нами, я резко схватил мужика за ворот куртки — тот и не рыпнулся, а смотрел все с той же ухмылкой. Хоть было видно, как мышцы напряглись. Совсем не задохлик Шепелявый, совсем. Драться с таким не просто будет, если дело дойдет.

— Где Ники? Повторяю в последний раз.

— А то что? Ударишь? Нош-шом пырнешь? Это нецивилис-сованный способ решения конфликтов, не находишь, Кристофер? — вдруг стал серьезным собеседник и спокойно сделал шаг назад, заставляя отпустить куртку.

— Понадобится — ударю.

Шепелявый склонил голову набок, будто под таким углом было интереснее меня рассматривать и молча достал из кармана острую заточку с ручкой, обмотанной алой тканью. Спокойно достал, без резких движений и нервов. Взвесил в руке и покрутил, чтобы я лучше рассмотрел. За реакцией наблюдал все с той же издевкой.

— Крис! Майкл! Стойте! — испуганный голос Ники донесся из-за спины, а в следующее мгновение подруга выскочила между нами и замерла. Умоляюще глянув на Шепелявого большими глазенками, она тихо произнесла: — Майкл, не нужно. Я поговорю с ним. Пожалуйста.

Тот равнодушно пожал плечами и все в том же молчании спрятал заточку в карман. Больше не смотря на нас, с пыхтением подхватил пару стопок газет и направился к перерабатывающим бакам, сверкавшим бочинами вдалеке. Ники с облегчением вздохнула и, нервно облизнув губы, исподлобья глянула на меня.

Выглядела подруга необычно: мордашка не грязная, волосы чистые и не сбитые в привычный колтун, но странне наряд — белое платье в пол без пятен и дыр. Будто где-то на Свалке открыли швейную фабрику, и Ники стырила с полки только что сшитую вещь. Да и если принюхаться, то пахло от нее дегтярным мылом, а не спиртом.

— Что ты здесь делаешь, Крис? — сурово спросила Ники.

— Я? Может, ты объяснишь, куда сбежала не сказав и слова. Твою налево, Ники, я думал тебе зарезали на Арене! — зло воскликнул я. — Что за новый смысл? Куда ты вляпалась?

Подруга нахмурилась и уставилась на меня с осуждением, будто услышала неимоверную тупость. Поправив невидимые складки на платье, она тихо ответила:

— У меня все хорошо, Крис. И нечего носиться по Свалке, как наседка. Никуда я не вляпалась. У меня теперь новый дом и новые друзья.

— А старых, значит, ты вычеркнула? Что вообще происходит? Идиотка, я переживаю за тебя!

Вот тут Ники на секунду смутилась, даже щеки чуть вспыхнули, но вместо ответа она бросила взгляд на Шепелявого, который забрасывал очередную партию в перерабатывающий бак. Взгляд был знакомый: обычно подруга так пялилась на мужиков, с которыми пыталась закрутить роман. Да только дальше пары ночей дело никогда не шло. Западала Ники исключительно на мужиков, мечтающих затащить ее в койку. Заканчивалось все ожидаемо тихими всхлипами на моем плече и очередной бутылкой.

— Что, теперь с ним спишь? — раздраженно уточнил я. — Ты собираешься хоть что-то объяснить...

— Я ни с кем не сплю, — вдруг резко и зло перебила меня Ники и гордо вскинула подбородок. — Я невинна, чтобы ты знал.

От подобного заявления я остолбенел: если бы не злость от тупости ситуации, то расхохотался бы подруге в лицо. Но судя по злобно сверкающим глазенкам Ники не шутила, а говорила предельно серьезно.

— Что ты несешь? Ники, ты в своем уме? Мы с тобой...

— Это было до моего дня рождения, — вновь перебила подруга, будто боясь, что я закончу фразу. — Позавчера у меня было новое рождение, и жизнь теперь заново.

— Какой день рождения? Ники, день рождения у тебя был два месяца назад. Очнись! — резко сказал я, с трудом сдерживаясь, чтоб не схватить чокнувшуюся подругу и хорошенько не встряхнуть.

— Тебе не понять. Ты такой же, как остальные на Свалке, — удрученно покачала головой Ники и отступила на шаг. — Нам не стоит больше общаться, Крис. Не ищи меня. Просто забудь.

Не дав сказать и слова, подруга крутанулась на месте и поспешно направилась к перерабатывающим бакам. Пока не дошла до Шепелявого, так и не обернулась. А вот он насмешливо пялился на меня, не отводя глаз.

10 глава. Падение

Дверь гаража была приоткрыта. Хоть говори Рону, хоть не говори — а, похоже, друг все равно не смог удержать задницу на месте. Раздраженно толкнув створку, я сделал шаг внутрь и остолбенел, разом проглотив готовые сорваться с языка ругательства. Дома меня ждали гости.

Рон, сжавшись, лежал на бетонном полу, тщетно пытаясь зажать развороченную рану на животе побелевшими пальцами, а над ним склонился Бочонок. Больше тот не походил на добренького пузатика, который лишь на публику машет ножом: раскрасневшийся, потный, усмехающийся во все зубы. Не обращая внимания на поскуливание Рона, он медленно и с наслаждением погрузил носок ботинка в открытую рану и чуть прокрутил. Друг взвыл и попытался отползти, засучив ногами по бетону, да только рука головореза тут же ухватила его за растрепанные космы.

Бочонок лишь мазнул по мне взглядом и махнул ладонью — в тот же миг меня подхватили с двух сторон еще двое ребят из патруля. Не успел я даже рта раскрыть, как грубый удар поддых выбил воздух из легких и заставил пошатнуться. Если бы не крепкая хватка головорезов, то я бы рухнул на колени. В глазах потемнело, а воздух со свистом вырвался через сжатые зубы. Раздался оглушающий хруст крошащейся эмали, но, похоже, лишь в моей башке. А вот дребезжание захлопнувшейся двери гаража — это уже гребаная реальность.

— Рони, Рони, Рони, — покачал головой Бочонок, прокручивая ботинок в ране. Даже осоловевшие глазенки прикрыл, когда друг заорал во все горло, а после жалобно захрипел, выплевывая сгустки крови на бетон. — Как же так, дорогой. Как же так. Так кто нарисовал символ, повтори, для гостей...

Рон замутненным от боли взглядом жалобно уставился на меня, а после опустил в пол, будто ему действительно было стыдно. Хотя вряд ли прожженный стукач вообще знал значение этого слова. Скорее, ему просто отчаянно хотелось жить.

— Он. Он. Я ничего не рисовал... Не рисовал... Клянусь. Не убивайте... Я же всегда... всегда служил! Я...

Бочонок глянул на меня и осклабился во все зубы, но ничерта доброго в этом не было. Только теперь я заметил, что на железном столе лежала плашмя картина неба Верхнего города с гребаным красным символом. Тем самым, что и на лбу продырявленного Мафиози. Закрыв глаза, я мысленно выматерился, поражаясь собственной тупости и предчувствуя, что еще пара секунд и нож одного из головорезов воткнется мне в шею, разрывая сонную артерию. Лживый язык Рона — это не открытие, он просто спасал свою шкуру, а мне нужно было раньше думать, вместого того, чтобы бегать по Свалке в поисках Ники.

Бочонок вытащил ботинок и с задумчивым видом посмотрел на все еще что-то лепечущего белыми губами стукача, а затем одним движением достал револьвер из внутреннего кармана куртки. Но Рон уставился не на черное дуло. В последнее время все отчего-то спешили встретиться взглядом со мной перед тем, как сдохнуть. В широко распахнутых глазах заплясали тени животного, липкого страха, будто в друге проснулось нечто первозданное и инстинктивное. Даже нечто такое, отчего захотелось передернуть плечами. Невольно я зажмурился, когда прозвучал выстрел. Смотреть, как мозги Рона растеклись по полу, желания не было, хватило и предсмертного вскрика, от которого заложило уши. Названого братишки больше не было.

До меня не сразу дошло, что Бочонок обращается ко мне:

— Додумался у нас дозу стырить. Все-таки идиот... Эх, полезный, но идиот. Лучше бы наркошу в железных пещерах прибил.

Когда я открыл глаза, Бочонок уже методично оттирал белой майкой, похоже, найденной в шкафу, кровь с собственных ботинков. Медленно, тщательно, стараясь не пропустить даже малейшей капельки. Ноздри при этом у него жадно подрагивали, будто он с удовольствием вдыхал смрад, заполнивший гараж.

"Вырубить, чтоб не рыпался. С этим в другом месте разберемся", — стало последней услышанной фразой, до того как резкая боль обожгла затылок, и я отключился.

Про катакомбы братьев Суорэ ходят легенды: такие, которые пересказывают только шепотом, чтобы не накаркать и не оказаться в проржавевших казематах. Даже если ты не суеверен, разевать рот не стоит, ведь оттуда путь наружу один — вперед ногами.

В каморке висела всего пара мигающих из-за перепадов напряжения лампочек, а железные стены впитали так много крови, что стали вонять медью. Дышать и то было нелегко: воздух влажный, тяжелый, напоминающий кислую воду доков, будто застревал в гортани. Ребра же саднили от ударов — может, пара даже треснула.

Голова гудела, а думать с каждым мгновением становилось все тяжелее. Но, как заезженную пластинку, я повторял одно и тоже: "Нарисовал Рон. Пытался вынюхать о Мафиози. Нет, не знал, что этот идиот додумался украсть дозу у вас. Знал бы — сразу сдал". Повторял, повторял, повторял... Уже и самого тошнило от собственного голоса. Хотелось одного, чтобы все закончилось. Но вместо этого меня вновь окатили из проржавевшего ведра ледяной водой с примесью соли, и раны на теле отозвались острой болью.

Лодыжки, ободранные браслетами кандалов, саднили сильнее всего. Но если дернуться, то будет лишь хуже, так что я даже не дернулся.

— Крис, Крис, — задумчиво смотрел на меня Бочонок, удобно устроившись на лавке. — А мы ведь, оказывается, много лет знакомы... Да-да. Узнали тебя, узнали. Как был наглым мальчишкой, так и остался. Только я думал, что ты умный. Что жизнь научила. Ведь мог среди нас оказаться, а станешь очередным трупом в доках. Скажешь, что я сентиментален, но жаль...

"Се-нти-мен-та-лен" глухо застучало в висках, а перед глазами вновь вспыхнули кадры скорчившегося от боли Рона. Вот и все, что стоило знать, о сантиментах головорезов.

— Я ничего не знаю о смерти Мафиози, — с трудом ответил я.

— Да-да, уже слышали, — как от назойливой мухи отмахнулся Бочонок. — Сиди, сиди, не рыпайся. Мы уже поняли. Мальчишка, если бы то хоть что-то знал, то давно бы уже выдал...

— Тогда чего вы ждете?..

— Кого мы ждем! — поправил меня Бочонок с ухмылкой и вскинул палец вверх. — Нет, все-таки наглец. Думаешь, ты один у нас такой? Ради тебя все дела побросают? Ха.

Наверное, из-за боли мысли в башке путались. Но одно я знал точно: Суорэ скорее сдохли бы, чем признали ошибку. Живым из катакомб выйти невозможно, даже если затащили тебя сюда по лживому доносу. Так что что какого черта Бочонок тянул время и не доставал револьвер, я не понимал. Впрочем, совладать с языком и задать еще один вопрос не успел: открылась дверь и в комнату со скрежетом заехало инвалидное кресло. Даже смотреть мне было не нужно — звон спиц в колесах забыть невозможно, как и белую хоккейную маску. На Арене время, похоже, превращается в тягучую смолу, обволакивая местных головорезов и оставляя неизменными, как насекомых в каплях янтаря.

Подъехав совсем близко, Палач остановился и сложил руки на коленях. Нет, все же я ошибся — он постарел. Ладони скукожившиеся, покрытые морщинами и пигментными пятнами, а ногтевые пластины пожелтели и сгнили. Бочонок больше не разевал рот, а только с любопытством пялился на меня. Наверное, Палач по иерархии был выше. А может, и нет. Мне было насрать. Лишь бы уже кто-то нажал на курок. Если это окажется Палач, то будет даже символично. Ведь десять лет назад именно он спас мне шкуру.

В тупой, всепоглощающей апатии я смотрел, как одна из ладоней Палача скользит под плед на коленях. Глубоко вдохнул вязкий воздух, как в последний раз, и приготовился увидеть дуло револьвера. Но вместо этого Палач достал маленький, полупрозрачный пакетик. Плохо соображая, я уставился на виднеющиеся крупицы серого порошка. А Палач тем временем достал еще и трубку со спичками и швырнул мне под ноги, словно подаяние бездомному.

— Вместо последнего ужина? — хотел сказать с издевкой, но голос отчего-то дрогнул.

Не к месту вспомнился животный ужас Рона и убийственное спокойствие Фрая. В их глазах все-таки было кое-что общее: угасающий огонек жизни. Вот был человек, а вот и нет. И вроде бы насрать, но...

— Подкуривай. Расслабляйся. Завтра получишь первое задание, — донесся глухой, но совсем не старческий голос из-под маски.

— Эй-эй, что за дела? — тут же встрепенулся Бочонок, подскакивая с места. — Эй, Палач, ты чего несешь?..

Палач предостерегающе поднял руку. Странно, но одного жеста хватило, чтобы жирдяй закрыл рот, но растерянность с рожи никуда не пропала. Только кто был удивлен больше: я или он — это большой вопрос. Палач между тем медленно достал пистолет и щелкнул затвором.

— Или принимаешь, или я стреляю. Если готов умереть, то так и скажи. Не трать мое время.

Словно под гипнозом, не отводя взгляда от прорезей в белой треснутой маске, я потянулся к трубке. Пластик показался очень холодным и тяжелым, а может просто ладони окоченели от душа с солью. Пакетик с тихим "чпок" открылся, и серый порошок посыпался в горловину.

Кровь набатом стучала глубоко в голове, заглушая все мысли. А может, и не было никаких мыслей. В башке было пусто. Нет, определенно, сейчас я не мог ни думать, ни анализировать. Мне не было дела до "за" и "против". Внутри меня будто подняло голову животное, цель которого одна — выжить. Здравомыслящего человека уже не было, когда в дрожащих руках чиркнула спичка, а кожу лица обожгло тепло маленького огонька.

Край трубки тут же оплавился, дразня ноздри вонью сгоревшей резины, но всего на мгновение, а потом пришел горький дымок. Все также пялясь на Палача, я приложил трубку к потрескавшимся губами и сделал глубокий вдох.

Теплый, горячий воздух осел на языке приятной кислинкой, а потом рванул дальше через глотку прямо в легкие...

— Освободи его, — резко скомандовал Палач. — Это личный приказ Кима Суорэ.

Что ответил Бочонок, я уже не слышал, ведь все звуки утонули в сером густом мареве. В нем утонул и я, сделав свою первую, роковую затяжку.

Десять лет назад

Сидя в полнейшей темноте тяжело понять, сколько прошло времени. Вроде бы Пухлый только захлопнул дверцу, швырнув меня на подгнившую солому, а вроде бы гулкая тишина дольше вечности уже давила на барабанные перепонки. Сначала я остервенением пытался вытереть кровь с рук — драл, драл пучками соломы, пока не выдохся. Даже не мог понять получилось ли. Ощущение, что на пальцах навсегда остались бурые брызги, не отпускало, и от этого хотелось выть. До чего же мерзко было! А еще страшно. Страшно, что дверь откроется и мне придет конец.